Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

— От кого вы это слышали? Кто так подробно осведомлён о нашей семье? — спросила возмущённая Майса.

— Дженнет.

Мать обернулась, чтобы отругать дочь, но той не оказалось в гостиной. Она ушла в комнату Юсупа-ага, чтобы быть при нём в случае чего. Шутка ли — у дедушки гипертонический криз и могло даже быть кровоизлияние!

— Не ругайте девочку. Она у вас очень смышлёная. И отзывчивая к тому же. Можете обижаться, но малышка Дженнет кое-что поняла раньше вас.

— Значит, вы утверждаете, что отец не сможет жить в городе? — Бяшим всё ещё колебался, не решался сделать конечный вывод.

— Да. Я утверждаю, что в городе дни его сочтены. Если хотите, чтобы ваш старик ещё долго ходил по земле, — отправьте его назад в колхоз. И не просто в колхоз — на чабанский кош. Там от его недуга не останется и следа.

Бяшим тяжело вздохнул и понурился. В это время отворилась дверь и тихонько вошла Дженнет.

— Где ты была? — спросила мать.

— Возле дедушки сидела.

— Как он?

— Спит. А я сидела около него с закрытыми глазами и видела пустыню, ясно, как в кино.

— Интересно! — Орун Орунович и впрямь был заинтересован. — Расскажи, детка, какой ты видела пустыню.

Просить Дженнет не заставила.

— Пустыня состоит из мельчайших кусочков камня величиной с кончик иголки, — с жаром начала она. — На каждом квадратном метре миллиарды таких твёрдых кусочков. Эти твёрдые кусочки называются песком. Песок, хотя он из камня, мягкий, как бархат. От малейшего ветерка поверхность пустыни начинает пылить. Меж холмов и барханов во все стороны бегут длинные узкие тропинки. Они ведут от колодца к колодцу. В пустыне пасутся отары овец и табуны лошадей. А чабаны играют для них на камышовых дудках… Я ещё видела разные картины, но сразу не вспоминается.

— Ну, всё это она слышала от дедушки! — Майса усмехнулась.

— А вот и нет! — Дедушка рассказывал про пустыню, но мне привиделось много такого, чего он не говорил и никто не говорил,

— Вздор. Откуда же тогда взялись твои видения? — В голосе Майсы зазвучали раздражённые нотки.

— Ну как ты не понимаешь, мама! Мы ведь происходим из рода кочевников. Бабушка, в честь которой меня назвали Дженнет, тоже жила в песках. И хотя я там никогда не была, я знаю про их жизнь. Откуда знаю, — не могу объяснить, но знаю! И сама я тоже буду кочевницей, — твёрдо закончила Дженнет.

Возвращение Юсупа-ага на кош чабаны отметили как праздник. В марте начинается окот; у земледельцев тоже горячая пора — посевная, в колхозе каждый человек на счету; может, поэтому все были рады приезду Юсупа-ага? И поэтому. Но не только.

Профессия чабана не так проста, как может показаться горожанину. Она требует множества самых различных знаний, чутья, сноровки, опыта. Всего этого у Юсупа-ага хоть отбавляй. И всегда он щедро делится тем, что умеет сам, с молодыми. Но в колхозе немало других знающих чабанов. Значит, не только из-за опытности Юсупа-ага обрадовались ему в песках.

Так в чём же главная причина общей радости?

А почему ликуют дети, когда приходят родители, чтобы забрать их из садика домой? Ведь в детском саду есть всё, что надо для ребят: вкусная пища, множество игрушек, друзья-товарищи, заботливые ласковые воспитатели. И всё же, завидев мать или отца, ребёнок вне себя от счастья бросается в их объятия.

Чабаны знают, что овцы, пастбища, колодцы, чабанский посох, костёр в степи существовали задолго до появления на свет Юсупа-ага, испокон веку, можно сказать. И тем не менее им почему-то всегда казалось, что всё это создано Юсупом-ага, его руками, его трудами, его заботами…

В первые годы существования колхоза общественный скот составлял всего одну отару, и старшим чабаном при ней был Юсуп-ага. Чабаном был его первый сын, Торе, подпаском — второй сын, Курбан (Оба они ушли на фронт в начале Великой Отечественной войны и оба пали смертью храбрых). Наверное поэтому колхозным чабанам и казалось, что всё пошло от Юсупа-ага и что всем он вроде отца. С самых дальних колодцев явились они, чтобы приветствовать своего патриарха. Поздравив с возвращением, спешили назад, на свои коши: овец нельзя бросать без присмотра. С Юсупом-ага остался один Салих. Он первый заметил вдали чёрную точку и показал на неё старику.

— Нуретдин наверно едет, — предположил тот.

Чёрная точка приближалась, росла, вскоре стало можно определить председателев «газик». Нуретдин приехал в сопровождении завфермой мелкого рогатого скота и счетовода. Они сообщили, что правление колхоза назначило Юсупа-ага старшим чабаном прежней его отары.

— Яшули, пересчитай овец и прими. Составим акт, — сказал председатель Нуретдин.

— Составляй свой акт, братец. Я принимаю отару.

— Быстро вы как. Неужто уже сосчитали?

— Юсуп-ага не считал, он осмотрел отару, — сообщил Салих.

— Между осмотром и пересчётом большая разница; — сказал завфермой.

— Если чабан настоящий, он с первого взгляда увидит, каких овец не хватает, — возразил ему Юсуп-ага. — В моей отаре не хватает десяти, нет, двенадцати штук.

Даже Салих был изумлён.

— Верно, двенадцати не хватает. Неужели вы знаете — каких, яшули?

— Конечно, знаю. Нет старого барана номер пятьсот двенадцатый по кличке Бесноватый. Вечно отбивался от отары и бегал один. И любил, как собака, обнюхивать новых людей. Где он?

— Его ужалила змея, — сказал Салих.

— Да, барана под номером пятьсот двенадцать ужалила змея, и он издох, — подтвердил счетовод. — Шкуру оприходовали.

— Нет овцы, похожей на зайчиху. Какой же у неё номер? Одна из тех, что приносила ягнят со смушком сур.

— Овца номер пятьсот тридцать первый околела, поев ядовитой травы, — сообщил Салих.

Счетовод снова подтвердил его слова.

— Ну, а остальных десять, видно, взяли на мясо, — предположил Юсуп-ага, — они были в возрасте.

— Верно. Десять штук из этой отары забрали в счёт мясных поставок.

— Все остальные, кажется, в наличии. Так что пиши свой акт, председатель. Укажи, что я принял девятьсот сорок восемь овец, двух коз, одного козла.

После того, как с делом было покончено, сели пить чай. Юсуп-ага угощал начальство со всеми почестями. У председателя было отличное настроение, шутливым тоном обратился он к старому чабану:

— Юсуп-ага, вы полгода прожили в городе. Наверное видели там немало интересных вещей, познакомились с умными людьми, слышали мудрые речи. Городская культура пока ещё выше сельской. Может, есть у вас какие-то пожелания, наставления нам?

— Есть, как не быть.

— Какие же?

Достав из кармана кожаный бумажник, подаренный Майсой, старик извлёк из его глубин кусочек асфальта и протянул Нуретдину.

— Асфальт? Зачем вы мне его даёте?

— Этой штукой следует покрыть все наши дороги. Ну, если не все, то хотя бы главные. Это моё первое наставление.

— Очень скоро мы его выполним, яшули, — с улыбкой сказал председатель. — С нового года начнём асфальтировать дороги. Говорите второе наставление.

— Второе, братец мой, будет такое: доставь воду прямо в дома. Пусть по одной трубе течёт холодная, по другой — горячая. Это очень удобно, избавляет от многих хлопот, бережёт время.

— Согласен, яшули. Выполним и второе ваше наставление, только позже. В следующей пятилетке.

— Третье наставление: вот в этом доме установи для нас телевизор. С его помощью можно увидеть, как живут люди всей земли, что они делают, что поют, на каких музыкальных инструментах играют…. Много чего можно узнать… Я-то, невежда, думал, что телевизор — коробка, в которую кладут кино. Оказывается, это совсем другая штука. Она может связать тебя с любой частью мира. Великая вещь.

— Обязательно приобретём хороший телевизор для Центрального пункта, — пообещал председатель. — Ещё будут наставления?

— Будут, только не сейчас. Потом, когда я вспомню. Сейчас у меня вопрос к тебе есть, Нуретдин.

— Спрашивай, яшули.

— У Берды двое сыновей, одного я уговорил стать подпаском.

— Вот и хорошо.

— Раньше я тоже так думал, а теперь сомневаюсь.

— Почему?

— Один человек в городе — дураком его не назовёшь, наоборот, он так много всё знает — сказал мне, что уже есть машины, которые делают искусственное молоко и мясо.

— Возможно, и есть.

— Но если машинами делать мясо, бараны будут не нужны, а стало быть, и чабаны тоже. Значит, я уговорил своего юного внука выбрать профессию, которая отживает век?

— Да что вы, яшули! Вовсе нет! — И Нуретдин пустился в длинный разговор о различиях между искусственными и натуральными продуктами. И очень убедительно доказал, что надобность в натуральных продуктах, в настоящем молоке и мясе никогда не отпадёт. — Разве может деланная, фальшивая улыбка заменить искренний и жизнерадостный смех? — сказал он под конец, и Юсуп-ага совершенно уверился в его правоте.