Не могу смириться, если чего-то не добиваюсь. Но жизнь научила терпению и умению удовлетворяться минимальным результатом. Пришлось осмотреться, найти то, что интересно, и заниматься этим, ни о чем не задумываясь. Поначалу результат меня вообще не беспокоил. Судьба вынесла, и нашлись люди, которые сказали: "Да, этот пацан что-то шарит в жизни".
Все начиналось в феврале 1995 года, очень мирно.
Никто не любит давать в долг, несмотря на моральное удовлетворение (в таких случаях чувствуешь себя богаче, чем ты есть на самом деле). Хуже всего давать в долг друзьям — обязательно услышишь: "Братан, подожди пару месяцев!". Но Шуруп — это другой случай.
Появление у меня денег пришлось как раз на демарш, который подготовил родной Минфин: сразу два аукциона по размещению ГКО — шестимесячных и трехмесячных. А тут еще Шуруп сообщил, что решил перебросить часть своих денег из тривиальных долларов в ГКО и уже подал заявки на участие в аукционе по размещению облигаций 31-й серии. На руках у меня были наличные баксы в сумме, с которой можно было идти покупать банк, как сказал Шуруп, — смело. Я тут же предложил соединить капиталы.
— Нет проблем, — ответил он, и мы отправились в офис, где независимый эксперт познакомил меня с условиями сделки, сумму которой мы разбили на части: меньшую — на Шурупа, большую — на меня, что нас формально уравняло в состояниях.
Зря я беспокоился — Шуруп шарил в этом не хуже своего испуганного брокера:
— Цена заявки неизвестна?
— Мы подали неконкурентные заявки, и теперь ГКО будем покупать по цене отсечения, — вкрадчиво лопочет мальчиш.
— Минимальная цена — максимальная доходность, это понятно, поразмыслив, Шуруп соглашается.
— Мы можем заявить не более, чем на треть суммы, остальное придется добирать на вторичных торгах, — тактично напоминает молодой эксперт.
— Но это уже твоя проблема, — резко обрывает обсуждение Шуруп, — и забудь слово «убытки».
— Хоть покупка государственных бумаг и сводит риск к минимуму, деньги-то мы доверяем не государству, а коммерческой структуре, — попытался я проявить осторожность в отношениях с фирмой.
— Дать стопроцентную гарантию того, какая участь постигнет наши деньги, не сможет ни один аудитор. Под грифом "Финансовые вложения" могут фигурировать вклады в какую угодно сферу, — просветил меня Шуруп, — у государства есть одно преимущество перед сбежавшим должником: оно никуда не денется.
"Ясельный" период у мальчиша закончился, когда бакс провалился, — на парня посыпались зуботычины с подзатыльниками.
— Ну, дружок, колись, куда вложил наши бабки? — Шуруп без предупреждения двинул "независимого эксперта" в челюсть. Независимость его заключалась в том, что ему, как и нам, причитавшиеся деньги никто выплачивать и не думал.
После недвусмысленного начала беседы понятие совести приняло для мальчиша совершенно иное значение, чем то, которое он испытывал при требовании крупье "Делайте ставки, господа". Эксперт без зазрения совести слил информацию о деятельности инвестиционной компании.
— Ты их расспроси, что у них делается на заводе? Нет у них уважения к пьющему пролетариату. Эти новые русские хуже старых большевиков, провоцировал он нас.
И тут же доверительно объяснил, что у итальянского оборудования есть десять программ работы, и итальянский рабочий выбирает программу в соответствии с заданной технологией. Русский рабочий ничуть не хуже итальянского, но пьяный трудяга выбирал несуществующую одиннадцатую программу, гнал брак и выводил из строя дорогостоящий станок, лишая тем самым акционеров надежды на причитающиеся им дивиденды.
— Гарантии, что дорогое оборудование не падет в скором времени жертвой новых луддитов, нет, — заверил нас эксперт, — поэтому компания частично вкладывает деньги в создание сети крупных универмагов, включая склады и транспортные предприятия. Это уже сейчас приносит им не менее пятидесяти процентов прибыли в валюте за счет участия в торговом обороте капитала.
— Это пирамида? — разочарованно спросил я.
— Да, пирамида Хеопса с подушкой, оттягивающей срок неизбежного обвала. Тысячу лет простоит. У них нулевая скупка — никто акций не сдает, — эксперт не скрывал своего восхищения этой постановкой.
— Вчера это была конфета, а вот завтра… — мрачно заключил Шуруп, оценив новости конфликта труда и капитала.
Генеральный директор компании и его заместитель согласились разъяснить сложившееся положение дел. Ожидая в их офисе аудиенции у руководства, Шуруп познакомился с симпатичной начальницей отдела инвестиций. Неискушенному человеку и в голову бы не пришло то, что должно было за этим последовать. Но я-то знал — если в конце маршрута лежит достаточная сумма, Шуруп этот маршрут пройдет.
Как и большинство коммерсов, эти господа проблему сохранности наличности решали достаточно просто: в зоне возможного нападения находился милиционер или охранник. Как показывал опыт ограбления Шурупом обменных пунктов, универсальным ключом к любой двери с окошком был просунутый в это окошко ствол. После того, как Шуруп преодолевал данные незначительные преграды, перед ним оказывался кабинет, в котором стояла деревянная тумбочка с выдвижными ящиками, где, собственно, и находились деньги, или железный шкаф производства местного завода металлоконструкций, который, по свидетельству того же Шурупа, открывался отверткой за три минуты. Других сложностей в своем бизнесе, пока мы с ним не стали акционерами, он не встречал.
Увы, дело усложнилось во много раз, когда в конце этого маршрута нас, как оказалось, ждала не деревянная тумбочка, а хорошо укрепленное оборонительное сооружение, защищенное от несанкционированного доступа. То есть, в обычном понимании, сейф, который не открывался ногтем мизинца, да еще был вмонтирован в стену так, чтобы его было видно как можно лучше. Всем. Зачем? А по простой причине: сейф грабителю придется вскрывать напротив окна, за которым курсируют прохожие и милиция, что значительно повышало шансы сохранить его содержимое.
На самом деле защищенность содержимого подобных хранилищ относительна: нет такого сейфа, который нельзя было бы открыть. Для вскрытия большинства из них вполне достаточно газового резака, молотка и зубила. При этом жертва атакуется не со стороны дверцы — самой защищенной ее части, — а сбоку или с тылу. Возможность проникновения внутрь напрямую зависит от времени, находящегося в распоряжении взломщика. Поэтому в нашем случае предпочтительней была молниеносная тактика ограбления — вообще не пытаться открыть сейф на месте, а просто унести его с собой. Самое главное — его было хорошо видно с улицы. Чувство момента, вот что было так важно для нас тогда.
Офис выставили, благополучно положив охрану на пол и вытащив автомобильной лебедкой через окно, вместе с решетками, этот обычный, встроенный в кирпичную стену «fair-save». Хотя он и оказался фирменной некондицией, впаренной поляками доверчивым восточным соседям, но все же обладал одним неприятным для нас качеством — его дверца была оборудована дополнительным механизмом «dead-lock», сработавшим при аварийной эвакуации через окно. Ясно, что необратимое запирание сейфа забот нам только прибавило — ни ключом, ни кодом открыть его было уже нельзя. Оставалось только вызвать саперов.
В зимних сумерках промзона выглядела, как декорация к сказке о Соловье-разбойнике. Вдобавок, холод стоял такой, что даже думать о лете было странно — до потепления еще месяц, как минимум.
Штаб-квартира умельцев находилась в здании завода. Внутри все оказалось вполне пристойно, то есть, как везде. Тут же выяснилось, что содержимое сейфа у нас готовы выкупить, не дожидаясь решения проблемы с «dead-lock». Кто — секрет. Короче, начатая нами игра жила и развивалась в какой-то степени сама по себе.
До того, как страсти накалились до предела, мы попытались уладить конфликт своими средствами. Раз такие предложения поступили, почему бы их ни рассмотреть? Мы предложили — купите, мол, но по нашей цене. Хозяева промзоны выступили, как вполне грамотные приобретатели прав на содержимое сейфа: число компаньонов росло с каждым часом, и все хотели получить дивиденды натурой. Мы, видимо, должны были с этим считаться, но не считались, а посему и говорить нам было с ними особо не о чем. Все чувствовали себя, как влюбленные после помолвки: уже вроде и обменялись кольцами, но наблюдают друг друга, продолжая напряженно раздумывать, стоит ли связываться. Можно было только догадываться, насколько благотворно повлияет вид пистолета на наш имидж, однако воспрепятствовать подобному повороту в заключении сделки они уже не могли — выиграет тот, кто раньше сориентируется в ситуации.
— Пожалуйста, без гестаповских замашек, — попросил я, наблюдая за приготовлениями, — мы никуда не спешим.
