— Пожалуйста, без гестаповских замашек, — попросил я, наблюдая за приготовлениями, — мы никуда не спешим.
— Хотя сейф несложный, цена работы будет зависеть от содержимого, предупредили нас.
Это был намек на то, что сумма гонорара могла бы быть больше, чем принято платить за подобные услуги. Но дело даже не в том, что запросили дорого, а в том, что приобретать права на свой же товар мы не собирались.
— Механизм слишком красивый для долгой жизни, — прокомментировал свою работу мастер, желая привлечь наше внимание к устраиваемому им аттракциону.
Чтобы взломать сейф, потребовался автоген и сорок восемь минут. Он оказался почти пустым: в нем находились лишь черная «мыльница», соединенная проводом с тонким металлическим щупом, небольшой пенал и маленький мешочек из тонкой замши, завязанный золотым шнурком.
— Воздух — что, тоже входит в стоимость содержимого? — спросил ехидно Шуруп.
— Пенал — это темнопольная лупа, мыльница со щупом — Diamond Tester, просветили нас снисходительно, — а в мешочке, наверняка, алмазы.
— Удачный абордаж! Но безопасность предпочтительней доходов, — Шуруп достал пистолет.
В кого стрелять, какое число выстрелов сделать, в какой последовательности — все это я определил сразу, и теперь только следил за изменением ситуации и реагировал соответственно. Уж если они решили нас кинуть, то в последствиях винить должны только себя. И какая разница, лохи они или бандиты? Мы делаем свое дело, и это наша работа — прийти первыми и уйти последними. Многие из авторитетных людей могут поручиться — заявить, что мы действительно этим зарабатываем на жизнь.
ТТ довоенного производства, с крупным рифлением на кожухе и пластмассовыми щечками, экзамен войной сдал. Пружина его имела 32 витка, это чуть больше, чем я прожил. Но усталость металла привела к деформации спирали пружины, и именно ее недостаточная сила была слабым местом. А при стрельбе старыми патронами сильная отдача вообще порой забивала затвор на затворную задержку. Но кроме нас с Шурупом об этом никто не знал. Испуг — именно та реакция, на которую был рассчитан этот трюк.
Не обращать внимания на потери. Каждый должен проявлять непреклонность. Захват должен произойти максимально быстро, ошеломляющим натиском, с первой попытки — эта дурацкая установка и спровоцировала их на активные действия. Как только один из них дернулся, Шуруп спустил курок, но нечеткий щелчок указал на осечку.
Я знаю, что происходит в голове, когда ты задумываешься о бренности жизни и перестаешь верить в свое бессмертие. Никто не думает о смерти в первом бою. Страшно не в бою, страшно, когда прокручиваешь в мозгу все его события после.
…Тогда, в Афгане, пуля снайпера попала мне в грудь, пробив лифчик с магазинами. Удар оказался таким сильным, что опрокинул меня на спину. Возбужденный боем, я попытался подняться. Сильная боль в грудной клетке отбросила назад. С болью пришло удушье, сопровождаемое жжением в легких. Пытаясь вздохнуть поглубже, я закашлялся, отхаркивая светлую пенистую мокроту. Стараясь укрыться, отполз от окна в угол комнаты и, в изнеможении прислонившись спиной к стене, подтянул автомат. При каждом вдохе в груди слышался свист. Сняв левой рукой лямку лифчика с правого плеча, я рванул хэбэ на груди. Чуть ниже и левее правого соска, в центре расплывшегося кровяного пятна на груди была аккуратная дырочка. При выдохе из нее выходила кровавая пена. Разорвав зубами зажатый в правой руке перевязочный пакет, я левой рукой прикрыл рану его оболочкой. Чувствуя, как уходят силы, я засунул правую руку под болтающийся на левом плече лифчик. Прижатая таким образом к ране марлевая подушка быстро набухла от крови. Пытаясь крикнуть, я неожиданно для себя зевнул, широко открыв рот. Очередная волна удушья вырвала мое сознание из собственного тела.
Я увидел себя со стороны, сидящим на засыпанном гильзами глиняном полу. На бледном обескровленном лице мертвецкой синевой выделялись губы. Голова упала на залитую кровью грудь. На шее неестественно выступили вены. Смерть, которую не ждал, пришла обыденно, как зубная боль. Мысленно попытавшись вернуться на несколько минут назад, я увидел там себя, но на десять минут моложе, и понял, что могу так собрать миллионы своих двойников из прошлого и привести их в настоящее. Сейчас они стояли передо мной, беспомощно сидящим на полу пустой комнаты в брошенном доме. Вокруг шел бой. Пули продолжали влетать в комнату. Своими тугими ударами они выбивали глиняную пыль из побеленных мелом стен, оставляя на них черные росчерки. Мир звуков замкнулся в ударах слабеющего сердца.
Сотни прожитых мной мгновений стояли и смотрели, словно сейчас от меня одного зависело, будут ли они жить в моей памяти или умрут вместе со мной. Я знал, что одно из них было Смертью. Заручившись поддержкой некоторых родственных ей мгновений, она вела войну против меня одного. Не желая сдаваться, я надеялся использовать ее в своих целях. Нужно было только встать ей на плечи и выпрыгнуть из собственной могилы. Не хватало одного времени, которое контролировало ток жизни в моем угасающем сознании. Оно, находившееся сейчас вне тела, было подобно слабому свету, едва проникающему в эту комнату. И я понимал, что после смерти ничего не будет.
Моя жизнь оказалась бесконечной чередой мгновений, каждое из которых могло стать последним, но, будучи прожитым мной, последним все же не стало.
Наполненные страхом, они могли стать очень смелыми. Они могли создать вокруг себя крепостную стену, контролирующую волю и подавляющую инстинкты. Могли стать бесстрашными дьяволами просто для того, чтобы показать другим, что они не боятся.
Если ты попадаешь в опасность, то можешь обманывать себя, что не боишься. Но даже самый смелый человек боится. Вся твоя храбрость вокруг тебя — снаружи; глубоко внутри, под «крышей» — ты дрожишь. Сам того не осознавая, делаешь прыжок в опасность. Обручившись с ней, ты уже не осознаешь страха, но страх здесь, он внутри. Когда под давлением опасности крепостные стены рушатся, страх вырывается наружу, срывая «крышу». Вот что такое предаваться отчаянию.
Обращать внимание на детали, наблюдать, записывать и хранить досье, подобно тайной полиции, — это работа сознания. Большая часть информации, которая собирается таким образом, беспощадна и скучна, но иногда эта неусыпная бдительность оправдывается, и несколько случайных наблюдений объединяются, чтобы сформировать новое качество нашего характера — смелость. Даже если зажало настолько, что не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь. А вдруг сделаешь правильно?..
Первые секунды они не жалели патронов. Неспособность понять причину своих промахов сделала их раздражительными и безразличными к результатам своей стрельбы.
От прямого выстрела Шуруп ушел резко влево, пригнувшись. Давно замечено, что все действия, связанные с поворотом влево, получаются у правши результативнее и точнее, чем действия, связанные с поворотом вправо. Поэтому удобнее и быстрее стрелять против часовой стрелки — когда надо двигаться или разворачиваться влево, и гораздо труднее — с разворотом вправо. К тому же, отдача пистолетов почти всех систем бросает оружие влево-вверх. Пришлось много стрелять в движении, постоянно закручивая поле боя влево от себя. В данном случае выхода у меня другого не было. Их естественное стремление в минуты опасности держаться группой сыграло роковую роль — это стадо баранов представляло собой идеальную групповую мишень. Вместо того, чтобы двигаться, прикрывая друг друга, они палили во все стороны, сбившись в кучу.
У меня шесть выстрелов в движении с расстояния три метра по головной мишени за пятнадцать секунд дают среднее отклонение не более двух сантиметров. Но лично моя задача была не столько убить, сколько дезорганизовать и напугать. Я начал стрельбу с крайнего правого от меня малинового пиджака. Отстрелил ему ногу, а другому — руку. Еще одному Шуруп проломил голову рукояткой ТТ. Пока одни останавливали кровь, хлещущую из перебитого бедра товарища, а другие боролись с собственным страхом, мы ретировались из офиса. При каждом шаге мне мерещились разбросанные на полу среди гильз и осколков стекла маленькие блестящие камешки. Кроме легкости желанного замшевого мешочка, ощущался подступающий приступ безделья.
Попав с мороза в ювелирный салон, мы сразу оказались в парфюмерном коктейле "Calvin Klein-Dior-Versace". Внушительных размеров зал не производил впечатления махины благодаря микротусовкам у каждой витрины. Вежливый хозяин этого праздника жизни уже ждал нас.
Ухоженный старичок рассматривал бриллианты внимательно, не спеша, минут по пять-десять непрерывно вращая и поворачивая каждый камень. Казалось, он, отбросив ложный стыд, пробует буженину или квашеную капусту на рынке.
— Заполненные стеклом бриллианты — это реальность, как и характерный для них "flash effect", — печально начал ювелир, вежливо протягивая Шурупу свою лупу.
