Но чудо не приходило. Части корпуса генерала Малахова еще вели ожесточенные уличные бои в Дёйч–Элау, когда передовой отряд — 31–я танковая бригада во главе с полковником Поколовым уже двинулась к Эльбингу. Сбивая на ходу небольшие заслоны противника, танкисты пронеслись по опустевшему Заальфельду и вышли з район Дембитцен. И лишь только здесь встретили организованное сопротивление фашистов. Бригада развернулась и приняла бой.
Гитлеровцы знают, что пришла расплата, и поэтому дерутся с удесятеренным упорством. Схватка затягивается, и наши командиры и рядовые понимают: либо бригада во что бы то ни стало проложит путь корпусу, армия выполнит задачу и утром 24 января выйдет к морю, либо противник успеет подбросить резервы, сохранит за собой прибрежную магистраль и тогда борьба приобретет еще более острый затяжной характер. Надо что‑то предпринять. И Поколов решил, продолжая бой, обойти небольшим отрядом Эльбинг с востока, захватить шоссейную дорогу севернее города и удержать ее до подхода главных сил бригады.
Выполнение этой сложной и вместе с тем довольно‑таки рискованной задачи поручается командиру 3–го танкового батальона коммунисту капитану Дьяченко.
Молодой, энергичный и решительный комбат, уже не раз проявивший себя в тяжелых боях, долго и внимательно изучает карту, о чем‑то советуется с замполитом Кононенко, несколько раз проходится по карте курвиметром, прокладывая маршрут. Потом высоко вскидывает голову, заправляет под шлем выбившуюся прядь русых волос и подает команду.
— Офицеры, ко мне!
Командиры молча слушают капитана, временами тихо шурша картами на планшетках. Дьяченко объясняет все коротко и четко, стараясь, чтобы каждый понял, что от него требуется.
— Вопросы есть? Нет? По машинам!
Семь «тридцатьчетверок» с небольшим десантом на броне, соскребая гусеницами бурунчики земли и снега, понеслись к Эльбингу с востока. Они идут в обход города, минуя хутора и населенные пункты, плотно прижимаясь к лесочкам и перелескам, без задержки проскакивая через мосты и мостики. Отряд летучим голландцем проносится в глубь территории противника, не встречая сопротивления. Но через час, когда в туманной дымке замаячили на западе заводские трубы, на пути танкистов возникли мелкие озера и широкие заболоченные поля. Движение застопорилось: первоначально намеченный маршрут оказался для танков непроходимым.
Что делать? Не поворачивать же назад. Но что предпринять, если и вперед нельзя? Дьяченко решает — будь что будет, обойти город по кольцевым магистралям и взять направление прямо на Эльбинг. Так и сделали. Скоро машины достигли одной из окружных дорог. Развернувшись вправо, колонна двинулась по ней. И здесь новая неудача — перед танкистами встало непреодолимое препятствие: мост через канал, соединявший два больших озера, оказался разобранным. А вправо и влево простирались высокие камышовые заросли. Попробуй сунься. Нельзя обойти город и с запада: комбат знал по карте, что там находится целая цепь озер, соединенных между собой протоками. Они уходили на много километров на север и юго–восток, делая город с этой стороны неприступным.
А часы неумолимо двигались вперед. И как это всегда бывает в подобных случаях, они шли теперь быстрее обычного. По крайней мере так казалось Дьяченко, когда он, нетерпеливо кусая губы, искал выход из положения. Мысль его работала с лихорадочной быстротой. Из головы не выходили слова комбрига: «Прорваться во что бы то ни стало».
«Черт побери, — думал капитан, — само решение комбрига отчаянное во всех отношениях. Так почему бы и мне в своей задаче не быть отчаянным? Риск? Конечно! Но на войне всегда много риска. Попробую прорваться к западу, прямо через город. Что делать? Это единственно возможный выход».
Минутный «военный совет» с заместителем по политической части старшим лейтенантом Кононенко и офицерами — и план принят.
— Совершенно правильное решение, хотя и рискованное, — сказал Кононенко, когда они остались с капитаном вдвоем, и Дьяченко заметил, что замполит угадал его сомнения. И он ответил, скорее себе, а не ему:
— Без этого не выполнишь приказа. Но, думаю, каждый риск можно свести к минимуму, если действовать осмотрительно.
— Как именно?
— Мы пошлем вперед разведдозор из лучших экипажей.
— Правильно. Кого предлагаешь?
— Пошлем вперед взвод Алейникова. Горяч, дерзок, но увертлив. И все три экипажа как на подбор — не подведут.
— Верно, там почти все коммунисты и комсомольцы, — немного подумав, сказал Кононенко.
Коммунист младший лейтенант Алейников, красивый, статный парень, внешне моложе своих двадцати восьми лет, танковое училище окончил совсем недавно, но уже успел побывать в нескольких жарких схватках.
Его взвод уже не раз ходил в опасные разведки, и поэтому среди танкистов батальона он получил «нештатное» наименование — «разведвзвод Алейникова».
В помощь Алейникову капитан выделил коммуниста младшего лейтенанта Берегова. Отличный боевой командир, испытанный, смелый, находчивый, но вспыльчивый, как порох.
Дьяченко знал эту черту характера офицера, но прощал ему. Он всегда предпочитал скорее делать дело с людьми такого склада, нежели с тихонями, не имевшими своего мнения.
— Пусть идет, — сказал Дьяченко, — он и радист неплохой, ну и на всякий случай подменит взводного.
— Смотрите, ребята, — напутствовал товарищей Кононенко, — у вас весь экипаж коммунисты, своя можно сказать партячейка в танке. Вот и воюйте, как положено коммунистам. За взвод ты, Андрей, отвечаешь. Командирами второй и третьей машин пойдут коммунисты Семенов и Исаев. Действуйте сообща.
Кивнув в знак согласия, Алейников вскочил на носовой лист брони, устроился у открытого люка механика–водителя и еще раз внимательно огляделся вокруг себя. Берегов, не спеша, поднялся на башню и, опираясь на сильные руки, плавно опустился в люк к рации. Быстро опробовал переговорное устройство, внешнюю связь, мимоходом проверил, хватит ли боеприпасов, убедился, что их достаточно и, высунувшись по пояс из люка, доложил: «Готово».
Три машины одновременно взревели моторами и так же одновременно рванулись с места. Вперед вышел танк Алейникова. За рычагами управления сидел механик–водитель кандидат в партию старший сержант Каменев. Из‑под надвинутого на лоб замасленного танкового шлема искорками светились крупные, по–деловому сосредоточенные глаза. Его коренастая фигура словно слилась с машиной. Жилистые, в ссадинах пальцы хватко зажали рычаги управления.
Каменев — опытный танковый асе. За плечами у него десятки боев, сотни километров форсированных маршей.» Отчаянный и смелый парень, он не раз водил свою машину в лобовую атаку на врага с открытым передним люком. Удивленные товарищи, горячо и искренне любившие его, с упреком спрашивали:
— Зачем со смертью играешь?
— Так гитлеровцам страшнее. Они нам открыто в глаза смотреть боятся. Отворачиваются. Знают, что мы за расплатой пришли. — И улыбался одними только глазами — хитровато и озорно.
Не сбавляя скорости, Каменев свернул с окружной магистрали, за ним — взвод. Пожирая расстояние, гусеницы дробили подмерзший покров рокады. Через несколько минут танки вышли на широкое шоссе, ведущее прямо к городу. Впереди в предвечерней дымке показались островерхие крыши домов, по обочинам дороги беспрерывной белой лентой замелькали покрытые инеем низкорослые фруктовые деревья. Приближался город.
— Навстречу военный обоз, подвод пятьдесят. Доложи об этом комбату по рации, — крикнул Алейников Берегову.
— Таранить и не задерживаться! — прозвучал в наушниках экипажей ответ Дьяченко.
Каменев А. Д.
Хрустнув, скрылась под гусеницами передняя повозка, за ней вторая, третья. Немного сбавив скорость, Каменев легкими поворотами машины стал сбрасывать повозки с полотна дороги, давить их и дробить. Треск повозок, звонкий лязг гусениц, ржание дыбившихся коней и крики разбегавшейся вооруженной охраны обоза — все это не доносилось до ушей танкистов. Да они и не стремились что‑либо услышать: вперед, только вперед. И чем быстрее, тем лучше.
Одна минута — и путь свободен. То, что уцелело от ударов головной машины, добили танки Исаева и Семенова. И снова на предельных скоростях взвод шел к городу.
Машины не успели пройти с километр, как на шоссе показался еще больший обоз. Под усиленной вооруженной охраной он также двигался навстречу танковой группе. Упитанные тяжеловозы, с трудом переставляя мохнатые ноги, натужно тянули донельзя нагруженные фуры, тщательно укрытые брезентами. На этот раз Алейников принял решение сам. Так же, словно сдвинутые нечеловеческой силой, летели в кюветы окованные железом деревянные ящики с боеприпасами, так же опрокидывались вверх колесами крепкие фуры и так же падали, путаясь в постромках, лошади. И снова, как и раньше, завершив свое дело, танки стремительно пошли вперед.
