Зажав в пригоршнях разбухший в воде хлеб, мальчишки побежали на зов неизвестного.
В зарослях ольхи они увидели военного, беспомощно лежавшего на спине с перебинтованной ногой.
— Дяденька, с самолета упали? — вскрикнул Миша.
— Нет, в бою был ранен. Товарищ притащил меня сюда и ушел в село за едой, но, видно, попался сам. Второй день нету. Погиб где-то. Из-за меня.
— Дяденька, а вы поешьте хлеба, потом у вас силы прибавится и все расскажете, — предложил Коля, протягивая свой хлеб.
— Хотите, мы перетащим вас в свой тайный дот? Там сухо, и дождь не попадает, — предложил Миша.
— Вы ж не поднимете меня. А сам я теперь не могу даже ползти. Нога совсем отяжелела. Видно, заражение крови.
У Кольки от последних слов глаза покраснели. Он вскочил.
— Заражение крови! Это знаешь как страшно! — воскликнул он, глядя в лицо друга, тоже перепуганное и беспомощное. — Бежим скажем Софье Ивановне.
— Правильно! Она и ночью пойдет, не побоится, — обрадовался Миша счастливой догадке.
— Кто это? — спросил раненый.
— Наша фельдшерица. Ее муж в Красной Армии, а она тут живет, прячется от немцев. Полицаи ее пока не трогают, потому что им она тоже нужна, — сказал Колька, и оба стремглав помчались в глубь леса, где уже слышался нетерпеливый крик заждавшегося Яшки.
Проснувшись, Стародуб открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнца. Полежав еще немного, он, чуть-чуть приподнял веки и сразу понял, что свет падает через дверь. Значит, он в помещении. Посмотрел вверх — потолок из двух сухих бетонных плит. Значит, это тот дот, о котором говорили мальчишки. Посмотрел направо вдоль стены и в удивлении поднял голову. Что это? Откуда столько оружия?! Вдоль стенки в стройном ряду стояли русские и немецкие автоматы и винтовки. В левом углу блестел обильно смазанный пулемет «максим». На стволе его висел немецкий котелок с водой. Вдоль дальней стены в ряд лежали в два яруса отличные кавалерийские седла. Пол был выложен желтыми кирпичиками, похожими на куски хозяйственного мыла.
«Неужели тол? — удивился Стародуб. — Да, тол. Ну и хозяйственный народ».
Почти у двери на старом коврике лежали гранаты и две мины к батальонному миномету. Все было разложено и расставлено в безупречном порядке. И Стародуб невольно воскликнул:
— Молодцы! Молодцы ребята!
Тотчас послышался слабый шорох за дверью и ласковый, уже знакомый Стародубу мальчишеский голос:
— Проснулись, товарищ командир?
И на пороге в сиянии горячего солнца показался Миша.
— Здорово, друг мой. Но почему ты называешь меня командиром? Может, я даже и не военный совсем.
— Утром, когда мы пригнали коров, фельдшерица наказала нам, чтоб мы вас берегли пуще своей жизни, потому что вы большой военный начальник. Значит, командир.
— А она-то откуда это взяла?
— Вы сами все рассказали ночью, когда у вас был жар.
— Ну что ж, раз проговорился, так тому и быть. Но лучше, если ты и твои друзья будете меня называть просто Сергей Петрович.
— Есть, товарищ командир, называть вас просто Сергей Петрович! — приложив руку к пилотке, воспользовался Миша, может быть, единственной возможностью показать свою военную выправку. — А я Миша.
— Что мы будем дальше делать, Миша? — как-то уныло спросил Стародуб.
— Придет время, будем воевать! — хитренько кивнув на свои трофеи, ответил подросток. — А пока что вам нужно только кушать и спать. Кушать и спать. Фельдшерица сказала, что у вас полное истощение. Ни кровинки не осталось.
Миша выскочил и тут же вбежал с котелком, прикрытым белой тряпочкой.
— Вот суп, я уже несколько раз его подогревал. Я вам положу что-нибудь под голову, чтоб удобно было есть.
— Ничего не надо, я сяду.
— Нет! Нет! — в ужасе закричал Миша. — Вам же сделали операцию в ноге и на боку. Вы не помните, потому что, как вас положили на носилки, сразу потеряли сознание.
— А ты и это знаешь?
Миша подложил под голову больного сложенную вдвое шинель, лежавшую рядом с носилками, и, поставив на грудь ему котелок, дал маленькую деревянную ложку.
— Кушайте, а я расскажу, — подав кусок мягкого хлеба, Миша присел на порожке. — Я ведь не надеялся, что мне так повезет. Я только вернулся с коровами, отец мне сердито: «Почему так поздно да отчего ты такой взъерошенный?» Я молчал, молчал, а потом и бабахнул: «Не скажу! Это тайна, а ты сам учил хранить тайну до смерти!» Ну и пристал он.
— А кто у тебя отец?
— Учитель. Только сейчас он не работает и не будет. Ему легко отвязаться от фашистов, он без одной ноги. Это у него после Хасана. Помните?
Стародуб, занятый едой, только кивнул, мол, помню, что такое Хасан. А Миша продолжал:
— Пришлось рассказать правду, чтоб не подумал чего плохого. Так это он потом и фельдшерицу привел. А я им дорогу показывал. Они и дота ни за что не нашли бы сами. Это ведь далеко от нашего села.
— Как ни далеко, а долго здесь оставаться нельзя. Могут выследить.
— Теперь это нестрашно. Теперь вы тут не одни.
Стародуб тревожно вскинул глаза на мальчугана.
— Другие переселились в шалаш, здесь недалеко. Они и до вас тут только в дождь прятались. Этот дот у нас с ними — общий арсенал.
Стародуб даже есть перестал:
— А кто ж эти другие?
— Бывший председатель сельсовета. Два красноармейца и наша депутатка районная. Так что вдруг какая тревога, они вас унесут в другое место.
— Так ты их приведи сюда, познакомь меня.
— Не, пока раны не заживут, вас никто не должен тревожить. А ухаживать будем по очереди, я днем, папа ночью, а Софья Ивановна будет наведываться, когда нужно.
— Миша, ты мой главнокомандующий, я во всем тебя буду слушаться, — отставив пустой котелок и поблагодарив за обед, тихо заговорил Стародуб. — Но у меня есть одно очень важное дело. Мне надо посоветоваться…
— Только со взрослыми? — с заметной обидой спросил Миша.
— Да как тебе сказать… Может, и ты помог бы, но ведь ты целыми днями в лесу со стадом и не знаешь, что теперь делается в селах.
— Ну, я от мальчишек первый все узнаю! — весело подмигнул Миша и принес подогретую на угольках кружку молока. — Выпейте и спите снова, а потом расскажете хоть мне, хоть папе.
— Да в этом и тайны-то никакой нет, — взяв в руку кружку, печально заговорил раненый. — Видишь ли, Миша, у меня был друг, совсем молодой парень, который спас мне жизнь и притащил в этот лес. Так вот он ушел несколько дней назад куда-то за едой и пропал.
— К нам не приходил, — покачал головой Миша. — А если бы пришел, то не пропал бы, потому что в нашем селе ни немцев, ни полиции. Это в соседнем селе и фашисты и полиция. К нам они только два раза приезжали, один раз за хлебом, а другой раз за коммунистами. Хлеб мы отдали, а коммунисты попрятались в лесу. А какой он был? Может, еще появится, так хоть знать буду.
— Невысокого роста. Черный. По национальности он калмык.
— Черный? Не негр, а просто загорелый? — встрепенулся Миша. — А фамилия как?
— Фамилия у него трудная, калмыцкая. А что?
— Если калмыцкая, тогда не он, — успокоился Миша. — То на хуторе за соседним селом один кулак для нашего снайпера, когда тот пришел просить еду.
— Ну — больной встрепенулся и весь потянулся к мальчишке. — Ну и что? Где он теперь?
— Так то другой человек, Сергей Петрович, — успокоил Миша. — Я точно знаю, что фамилия у него совсем нетрудная. Зовут его, как и меня, Мишей. А фамилия так и есть — Черный.
— Где он теперь? Что с ним? — бледнея и теряя силы, спросил раненый.
— Да вы не бойтесь! Он уже снова на воле. Его сперва поймали. Посадили. А потом он убежал.
— Когда он убежал? Когда?
— О побеге я только сегодня узнал. Староста развесил приказ полиции искать Мишку Черного. А тому, кто найдет, десять тысяч марок обещают, дом и корову! Да только у нас таких нет, как тот предатель. Ручаюсь, во всем селе ни одного.
Раненый долго молчал, учащенно дыша. Потом тихо сказал, что все-таки ему хотелось бы как можно скорее поговорить с отцом мальчика.
Мишка Черный, наверное, это и есть его друг. Он теперь придет на поляну к березе и не найдет его.
На лбу раненого вдруг выступил пот, глаза закрылись, голова бессильно повернулась набок и он потерял сознание.
Миша испугался, что командир так и умрет, и побежал за фельшерицей.
…Шли дни, Стародуб понемногу поправлялся. А когда смог ходить, встретился с укрывавшейся в лесу группой красноармейцев и местных коммунистов. Через месяц они организовали партизанский отряд и вот пустили первый поезд под откос…
Между прочим, Стародуб сказал и о том, что видел ребячью могилу с флажком.
— Сначала удивился, что там была приписана моя фамилия. А потом догадался, что это приходил ты, что тебя ввели в заблуждение, — говорил Стародуб. — Я стер свою фамилию и написал тебе несколько слов. Назначил день, когда приду опять к этой могиле на случай возможной встречи с тобой. Но ты не пришел ни в первый, ни в другие дни.