- Перестань, пожалуйста, Катя, а то мне тоже захотелось! - заныла Леночка. - Идем скорее отсюда!…
Костя считал, что шоколад - это баловство. Они с Митрием покупали из сладкого только рафинад, белый и крепкий, как мрамор, да леденцы. Сейчас Костя мог бы получить в обмен на «свин-голову» сколько угодно шоколада, но…
- Наш трамвай идет! - крикнула Катя.
Вагон был битком набит, так что Косте пришлось немного повисеть на подножке. Постовой милиционер посмотрел на него страшными глазами, хотел свистнуть, но, вероятно, ради Нового года решил не свистеть.
ЗОЛОТАЯ МИНУТА
Самым важным в новом году было то, что Костя стал токарем. Правда, он был пока только учеником токаря, но все-таки его мечта осуществилась, и недаром он ради этой мечты простился с Северным Полюсом, отказался от звания первого снайпера молотка.
Каждый человек переживает золотые минуты, когда он учится нужному и интересному делу. В такие минуты сердце бьется радостно, и радость остается на всю жизнь. Как сразу вырос Костя, когда на лешне-охоте сбил с высокой лесины первую белку! Митрий похвалил его за удачный выстрел, а он с тех пор особенно подружился с тайгой, она стала его слугой и кормилицей. А что творилось с сердцем, когда он нашел «свин-голову»! Ведь все ребята решили, что даром теряют время, и побежали купаться, а он продолжал поиск, и его упорство вознаградилось. Он понял, что трудное дело нужно продолжать до тех пор, пока не добьешься своего.
- Вот что я думаю, Малышок, - сказал Стукачев, - ты возле моего станка торчал, глаза проглядел, ты все головой знаешь - значит, руки обязаны сделать. Приказываю тебе работать в новом году отлично, мастерски!
- Воображаю, мастер-кнастер! - тихонько сказала Катя.
- Не сбивай парня! - оборвал ее Стукачев и пожаловался: - Вот компания мне досталась! Начинай, Малышок, да крепче держись!…
Он сказал это без своей обычной усмешки, так как понимал, что наступил серьезный час в жизни вчерашнего подсобного рабочего, сел на стеллаж и сделал вид, что занят только своей цигаркой. Спасибо ему! Но все же Костя чувствовал себя беспомощным, тем более что в его спину вонзились тысячи булавок - это девочки и Сева искоса наблюдали за «слабым звеном».
- Делай, малец! - шепнул Стукачев добродушно.
И Костя стряхнул оцепенение. Он взял торцовый ключ, но не сразу попал в отверстие на патроне. Голова знала, как это делается, а руки были - хоть оторви…
- Как будто хватит, - шепнул Стукачев, а может быть, сам Костя это подумал.
Он поднял с полу заготовку, принялся вставлять в патрон, и это далось ему не сразу. «Мало кулачки развел», - подумал он с ужасом, но заготовка вошла в патрон, он обрадовался и поскорее зажал ее. Как только голова поняла, что она знает правильно, руки стали слушаться лучше, но все еще двигались будто ощупью.
- Тавот! - подсказал Стукачев.
Набрав из баночки на лучинку желтого тавота, Костя смазал то место, где заготовка должна была прикоснуться к конусу задней бабки, чтобы заготовка легче вращалась. Он стал повертывать штурвальчик задней бабки. Ему было жарко и душно. Решительная минута приближалась.
- Включай! - приказал Стукачев.
Подняв руку, Костя осторожно коснулся белой кнопки «ход». Станок ни с места. Сева чуть слышно свистнул. Костя сильно ткнул в кнопку, толстый ремень привода со свистом скользнул по блестящему шкиву, патрон сделал первый оборот… Стукачев поднялся со стеллажа, взял Костину правую руку и положил на стальную рукоятку. Резцедержатель плавно двинулся к вращающейся заготовке.
- На нониус смотри! - сказал Стукачев. - Как только нолик станет против этой неподвижной черточки - хватит…
Рукоятка была вставлена в алюминиевый кружок, а на этом кружке были выгравированы деления и цифры. Кружок вращался вместе с рукояткой, и вот нолик стал как раз против черточки на неподвижной части алюминиевого обода. Теперь край резца приходился возле края заготовки - стоило сдвинуть его влево, и он должен был врезаться в металл.
- Я сам, - сказал Костя хрипло.
- Сам так сам!…
Стукачев снял свою руку, и руке Кости стало холодно и одиноко.
- Давай рычаг самохода.
И Костя нажал книзу стальной рычаг.
Случилось чудо, о котором он так мечтал. Все ожило, все пошло! Резец коснулся вращающейся заготовки. Металл заскрипел. Сбежала, завилась стружка - сначала узкая, а потом шире и толще; задымилась, отогнулась, обломилась, упала под станок, исчезла с глаз.
Не сталь резала сталь, а он, Константин Малышев, вспотевший и счастливый, резал ее своей волей. Он имел в жизни несколько золотых минут, но эта минута была самая удивительная. Он, Костя Малышев, превращал черную, грубую заготовку в блестящую деталь «катюши», он был хозяином станка и хозяином металла. Грозная «катюша» ждала его труда.
- Теперь слушай дальше, - сказал Стукачев.
Костя слушал учителя, а руки горели - поскорее подвести резец, включить самоход… Много радостей может быть у человека, но эта радость взлетает так высоко, что открывается весь широкий мир, и мир становится родным, собственным. Была черная труба-заготовка, одна из тех, которые тысячами лежат в штабеле под снегом, а он коснулся ее резцом - она приняла его труд и стала дорогой, нужной. Чего не сделает человек, умеющий резать сталь! Вот горы - он их сроет, вот реки - он их запрудит, вот тайга - он прорубит в ней широкие просеки и построит города, вот немец идет на его землю войной - он пожжет, уничтожит фашистов, потому что он хозяин металла, он мастер «катюши»!
Очень большим чувствовал себя в этот день бывший подсобный рабочий Малышев. Это сказалось тогда, когда Катя, Леночка и он сидели на медвежьей шкуре. Катя вслух читала книжку о металлорежущих станках, а потом задавала вопросы. Леночка отвечала хорошо, хотя и ойкала каждый раз.
- А ты, Малышок, все понимаешь? - спросила Катя. - Повтори!
Как раз в эту минуту, услышав вопрос Кати, он вздрогнул и открыл глаза. Ведь он так устал сегодня от волнений, его так сладко разморило возле печки, в которой уютно шумел огонь…
- Ты никогда не станешь квалифицированным токарем! Ты - слабое звено! - крикнула Катя, хлопнув ладонью по книге о металлорежущих станках.
Не сказав ни слова, Костя вышел из комнаты.
- Зачем ты так резко, Катя… Он обиделся, - вступилась Леночка.
- Подумаешь, нежности! Он еще гогу-магогу разыгрывает! - фыркнула Катя, скрывая свое смущение. - Ничего, вернется…
Она ошиблась - Костя не вернулся. Гордость взяла его за руку, увела из комнаты и шепнула на ухо: «Ты никогда и никому не позволишь унижать себя. Выполнишь полторы нормы и скажешь обидчице с синими глазами: «Обошлись сами, потому что не дураки и не слабое звено, а токарь не хуже других». Он был гордый человек, этот Константин Малышев, который научился резать сталь.
«МАЛЫШЕВ-ПЯТЬ…»
С тех пор Костя не ходил слушать Катину книгу, хотя и жалел об этом. Но все-таки он учился. Его учил Стукачев, он присматривался к работе взрослых токарей второго цеха, а кроме того, голова старалась, чтобы руки работали лучше.
Вот так он учился.
Дней через десять Стукачев привел за колонны Герасима Ивановича.
- Принимайте, товарищ начальник, новое токарное пополнение!
Никто не обратил на мастера внимания - все притворились, что, кроме своей работы, ничего не видят. За крайним станком спокойно работал Всеволод Булкин.
Возле соседнего станка пыхтел озабоченный Костя Малышев. Вынимая деталь из патрона, он повернул торцовый ключ скупо, самое большее на три четверти оборота, и так же скупо повернул штурвальчик, отводя заднюю бабку. Он снял деталь, подхватил с полу заготовку и - раз! - вставил в патрон. «Правильно идет! - мысленно одобрил его мастер. - Старательности в нем много, и рука твердая».
Третьим стоял станок Леночки Туфик. Она промеривала деталь, когда только что выключенный станок давал замиравшие обороты. «За это я ее поругаю, - подумал мастер. - Скобу портит…» Станок Кати Галкиной обдирал заготовку, а она, чтобы не терять времени, занялась приборкой. «Аккуратистка, работница растет!» - порадовался мастер.
