Получил десять суток по поощрению радиометрист Виктор Тишков, и хоть каждый час отпуска дорог безмерно, а заглянул все-таки в родную смену, где до сих пор служит срочную дружок — старшина 1-й статьи Виктор Кулешов. И пошли бесконечные разговоры: и как в подводники принимали («Пришлось-таки хлебнуть соленой воды на глубине!»), и как помогли товарищи выдержать первый шторм, и на что надо обращать главное внимание, пока ты еще в «учебке»…
А летом выступал в отряде капитан 1 ранга В. С. Лушин, незадолго до того получивший звание Героя Советского Союза. Его пригласил однокашник — Игорь Михайлович Ткаченко.
И Ткаченко, и Гвадзабия если не ветераны, то уж во всяком случае много послужившие и много поплававшие на своем веку офицеры. Есть в отряде и молодая поросль подводников. Со свойственным молодости энтузиазмом передают они курсантам свою любовь к самой важной, по их мнению, профессии на земле — подводной. Старший лейтенант-инженер Александр Саженкж — из их числа. Его списали с лодки по состоянию здоровья, он надеялся со временем опять плавать, а пока увлеченно, как сам говорил, «сколачивал коллектив».
— Нужно, чтобы молодые уже сейчас чувствовали себя экипажем. Ведь на лодке чувство, что ты не один, что рядом товарищи, — самое главное!
И опять я услышал ставшее уже крылатым выражение: «Экипаж — одна семья!»
В любой работе, в том числе и в пропаганде флотских традиций, важен результат. Мне довелось слышать, как курсант Семенов пришел к начальнику школы с просьбой: не оставлять в отряде, а отправить на Север, на лодку — и обязательно атомную…
На каменном трапе я остановился покурить — и разговорился с высоким, чернобровым Геннадием Красноштаном и коренастым, белоголовым Юрием Шведченко. Хлопцы вместе учились на Полтавщине в техникуме и оба попали в КУОПП. В первое же увольнение они пошли в Центральный военно-морской музей. А теперь их заботила не встреча со штормовым океаном, а опасение, что не придется плавать на одной лодке. Геннадий готовился стать дизелистом, Юрий — гидроакустиком…
Есть ли у отряда трудности? Разумеется, есть, как у всякого развивающегося, живущего полнокровной жизнью коллектива.
К сожалению, у некоторых кадровиков до сих пор бытует мнение, что для офицера служба в Учебном отряде как бы служба второго сорта… С одной стороны, их можно понять: какой настоящий флотский офицер не рвется служить на боевых кораблях, не мечтает о своей «кругосветке»? Но есть и другая сторона у этой бесспорной истины: только лучшим офицерам может быть доверено воспитание и обучение не десятков — сотен будущих корабельных специалистов. Противоречие, которое не всегда разрешается лучшим образом…
Или вот еще. В 1906 году, когда в Либаве создавался Учебный отряд подводного плавания, к нему были приписаны шесть подводных лодок. У нынешнего КУОППа нет ни одной…
Но не эти и иные трудности определяют сегодняшний день Учебного отряда.
Хорошие знания и прекрасная строевая выправка курсантов, желание плавать под бело-голубым флагом Военно-Морского Флота — вот главная оценка работы КУОППа.
В последний день недели, проведенной мною в отряде, я поехал на остров Декабристов. У обелиска, над братской могилой моряков Краснознаменной Щ-323, работали курсанты.
Золотые и багряные листья слетали на гранит.
«Пусть камень поведает
Грозные были,
Друзья принесут благодарность
В награду
Подводникам, что Ленинград защитили,
Их лодкам, что первыми рвали блокаду»,
читал я чеканные строки.
Дул резкий ветер. Рябила вода в канале, и белые гребешки пены уносило туда, где распростерся под осенним небом белесый залив. Там начинался путь, который еще предстояло пройти молодым крепкотелым парням во флотских тельняшках. Путь на моря.
КОМАНДИР ПОЛЯРНЫХ ОСТРОВОВ
До острова, на который мы шли, было несколько часов хода, а погода выдалась штилевая: вода, как туго натянутая светло-голубая скатерть, ветер только от собственного хода. Немудрено, что на мостике катера были все — и те, кому положено, и те, кому быть наверху было вовсе необязательно…
К первым, несомненно, относился капитан 2 ранга, ко вторым — я. Тихо да еще солнечно, начальство никаких беспокойств по части кораблевождения не испытывает… Мне представилась редкая возможность: побеседовать на ходовом мостике с командиром соединения, не рискуя каждую минуту быть прерванным очередной «вводной».
А капитан 2 ранга был именно таким командиром. Называлась его должность мудрено, и приводить ее в официальном звучании нет необходимости. Скажу только: Юрий Петрович Трухин командовал всеми островами Кольского залива и прилегающих к нему морей.
Невысокого роста, краснолицый, с уже обозначенной лысиной, он вовсе не походил ни на островного губернатора времен колониальных войн, ни на лихого завоевателя. Обыкновенный, в меру общительный офицер. Только обыкновенный ли?
Нужна была все-таки недюжинная энергия, чтобы круглый год мотаться по точкам, обеспечивая на каждой из них образцовый уставной порядок…
Я уже побывал в одном из «хозяйств» капитана 2 ранга Трухина. Камень, кое-где прикрытый лишайником, чавкающие мхи под ногами. Внизу, у самого уреза окоченевшей воды, — ярко-желтый песок. Пляж, на котором никто никогда не загорал…
Теперь мне предстояло побывать на всамделишном острове. И на каком! Воспетом поэтами-североморцами, описанном во всех лоциях…
Остров стоял на выходе из залива, и с его именем было связано немало славных страниц истории минувшей войны. Но в данном случае дело было не в истории. На острове тоже был пост.
…Когда-то такие посты назывались постами СНИС. Короткое слово ласкало слух флотского человека. Служба наблюдения и связи соединяла корабль с берегом не менее надежно, чем швартовы. Она помогала двигаться в родную базу по невидимым тропкам рекомендованных курсов, предупреждала о навигационной опасности.
Посты СНИС, как правило, располагались на островах. И вовсе не потому, что нуждались в уединении. Прибрежные острова — это передовые дозоры флота. За ними простирается океан…
Капитан 2 ранга Трухин как раз и командовал постами. Только теперь они назывались радиометрическими.
— Это почему же? — спросил я.
Трухин помолчал, глянул на белую полоску по носу катера, тающую в бело-розовой вышине. Где-то там прошел сверхзвуковой…
— Как бы это вам в двух словах… Понимаете, теперь корабли могут связываться и с берегом и друг с другом самостоятельно. На посты возлагается освещение надводной, подводной и воздушной обстановки, иначе — наблюдение. Делается это с помощью радиометрических средств. Впрочем, служить-то я начинал на посту СНИС.
— Давно?
— Если исходить из моего возраста — не очень… Я ведь поначалу вообще не думал, что стану моряком.
И под татаканье движка, стеклянный плеск кильватерной струи за кормой поведал мне Юрий Петрович Трухин свою биографию.
Он родился в семье военного летчика. Хотя в ту пору отец уже не летал и жили они в районном центре Перевоз, что на реке Пьяне. Речка невеликая, по прямой от истока до устья тридцать шесть километров, а по карте — все двести семьдесят три! Черт-те как петляет речка по лесам да буеракам. Оттого и название у нее такое: Пьяна…
В детстве — рассказы отца о боевых вылетах, стремительных пике. Восемь раз сбивали гитлеровцы Петра Трухина, и каждый раз обходилось. То исхитрится машину посадить, то парашют выручит. «Заговоренный!» — говорили о нем в полку. А вот в девятый раз…
Когда Трухина, обгоревшего, с переломанными ногами, доставили в медсанбат, врачи сомневались: дотянет ли до госпиталя?.. Несколько операций, одна тяжелее другой, полное истощение организма. «Со ста килограммов до тридцати шести съехал…» Но недаром славились Трухины на всю округу тем, что по два шестипудовых мешка играючи на спину взваливали. Переборол-таки капитан Трухин смерть. А вот с небом пришлось расстаться. Навсегда. Когда Юра пошел в школу, отец уже работал народным судьей.
После десятилетки — в летное училище. Об ином пути он и не мыслил. Тем более что аттестат вполне подходящий и первый разряд по лыжам тоже кое-что стоит… И вдруг — совершенно нелепый провал на вступительных экзаменах. Даже не провал, а недобор десятых долей до проходного балла.
Год напряженной учебы. По вечерам, после работы. Простуда? Ерунда, надо бежать на консультацию…
И снова знакомое белое здание.
На этот раз Трухина не пропускает медицинская комиссия. Какие-то не очень понятные шумы в сердце…
Как карточный домик, рушилась, казалось, мечта всей его жизни. Теперь ему было безразлично, куда поступать. Шел как-то по городу, увидел надпись на фасаде: «Горьковский инженерно-строительный институт». А почему бы и не подать?
