Кроншлотцы, узнав о взрыве на линкоре, выскочили из укрытий. Но чем мы могли помочь маратовцам? Только несколько человек, вскочив на рейдовый катер, помчались спасать тонущих.
Воздушный налет продолжался. В бой опять вступили шесть наших ястребков. Они сбили несколько пикировщиков, но разве этим восполнишь потери? Настроение у всех подавленное.
Совещание политработников было коротким. Я решил проведать свое «войско», оставшееся в Кронштадте.
На рейдовом катере, под сильным обстрелом, мы добрались до Петровской пристани. Там несколько линкоровцев переносили с баркаса трупы товарищей и укладывали в кузова грузовиков.
Многотиражку на «Марате» редактировал кинодраматург Иоганн Зельцер. Всего лишь несколько дней назад я видел его в Пубалте. Шутя он похвастался, что во время тревог находится на самом высоком месте, в зенитном расчете на фок-мачте. Фок-мачта затонула. Куда же делся Зельцер?
Я спросил у мичмана, руководившего похоронной командой, не знает ли он о судьбе редактора многотиражки.
— Слышал… Политотдельцы говорили… в подъемнике застрял. И до верха не добрался, — ответил линкоровец и вдруг разрыдался. — У меня там такой друг погиб, что в жисть не найдешь.
Тут же я узнал, что «Марат» несколько дней назад в Морском канале уже пострадал от обстрела и бомбежки. У Усть-Рогатки его ремонтировали рабочие Морзавода. Перед обедом они все собрались в Красном уголке. Немецкая бомба угодила прямо в снарядный погреб. От взрыва сдетонировавшего боезапаса и оторвало линкору нос. Все, кто был в этой части корабля, погибли.
В типографии я застал лишь половину своего «войска», На узлах, засыпанных обломками штукатурки, лежали в шинелях девушки и дремали. При моем появлении они даже не поднялись.
— Когда вы нас заберете? — спросила корректор. — Лежим второй день без дела… И погибнешь неизвестно за что. Нынче думали, потолок рухнет, всех засыпало.
— Сегодня постараюсь забрать. А где мужчины?
— Ушли за сухим пайком. Опять ни обеда, ни ужина, — пожаловалась Тоня. — Хоть бы в поварихи взяли.
Я отправился к Белозерову и не ушел от него, пока он не выделил пятитонку и команду грузчиков.
Нам удивительно повезло: за пятнадцать минут шоферы успели доставить имущество на пристань, а там — сгрузить на готовый к отходу катер. Когда одновременно начался обстрел и воздушный налет, мы уже были в бухте Кроншлота.
Здесь краснофлотцы поставили «американку» на деревянные салазки и затащили в самую глубь подземного каземата главного здания.
Я думал, что мрачные стены каземата вызовут уныние у девушек, а они, очутившись в тиши толстенного подземелья, повеселели.
— Ой, как здесь хорошо, словно в глубоком тылу очутились! оглядевшись, воскликнула Рая Справцева. — Сюда осколки не влетят. Даже стрельбы не слышно.
— Теперь меня отсюда и на обед не выманишь, — призналась Тоня Белоусова. — Думалось, пришел конец жизни, ан нет, поживем еще!
Практичная Катя Логачева спросила у меня:
— А где здесь койки или топчаны достают?
Она решила не на день, не на два обосноваться в каземате.
— Обойдемся без коек, — поспешила сказать Тоня, боясь, что я их отправлю в кубрик, приготовленный на третьем этаже. — На фанеру матрацы положим.
Парни тоже не захотели поселиться в кубрике.
— Мы где-нибудь сбоку, за «американкой» устроимся, — сказал печатник Архипов. — Мне ведь вручную придется печатать, а в кубрике не выспишься: то по тревоге поднимут, то на погрузку пошлют.
— Мне там писать негде будет, — вставил Петр Клецко. — Да и дежурить заставят…
— Ладно, обосновывайтесь здесь, — разрешил я, так как и сам не прочь был остаться в каземате.
Сейчас мое утомленное «войско» спит вповалку на узлах и развернутых матрацах. Бодрствую лишь я один, потому что делаю эту запись в дневнике.
24 сентября. Оказывается, вчера поздно вечером, когда я вел дневник, еще раз налетела авиация и натворила много бед. Но до меня через толстые стены не донеслось ни единого звука. Репродуктор, объявлявший тревогу, умышленно был отключен, чтобы мои парни и девчата могли спокойно выспаться.
На Кронштадт налетело 272 самолета, из них сбито только четырнадцать. В городе сильно пострадали госпиталь и цеха Морзавода, а флот понес тяжелейшие потери. Кроме «Марата», сел на грунт с затопленной кормой лидер «Минск», повреждены, но остались на ходу крейсер «Киров», эсминец «Грозный», бывшая царская яхта «Штандарт», переделанная в минный заградитель.
Сегодня дует холодный ветер, временами накрапывает дождь, низко бегут облака. Самолеты не могут летать. Их заменила дальнобойная артиллерия, она бьет по рейду и Кронштадту.
Два шальных снаряда угодили в гранитную стену главного здания Кроншлота. Стена оказалась такой прочной, что увесистые снаряды, словно мячики, отскочили в сторону и разорвались в камнях на отмели.
Молодец Петр Первый, построил домину так, что мы благодарим его через двести с лишним лет!
Как был воздвигнут Кроншлот, я узнал только вчера. Оказывается, Петр Первый строил его поспешно и тайно, чтобы надежно оградить будущую столицу от набегов вражеских кораблей. Он сам промеривал лотом глубины в заливе и нашел подходящую отмель в версте от южной оконечности Котлина. Фарватер как раз проходил между нею и островом.
Мысль была проста: если на отмели построить надежный форт, вооруженный пушками, то ни один корабль дальше не проскочит. Он попадет под перекрестный огонь и вынужден будет за двадцать пять верст до Санкт — Петербурга вступить в бой.
Строительство форта Петр поручил энергичному Меншикову. Тот, получив в свое распоряжение дешевую рабочую силу — солдат двух полков, той же осенью принялся на южном берегу залива валить строевой лес, тесать бревна, сколачивать сани и клети. Как только залив сковало прочным льдом, Меншиков все заготовленные материалы на лошадях подтянул к отмели.
Одни солдаты у него вбивали сваи, другие, заполнив клети камнями, сталкивали их в проруби. Так постепенно образовался искусственный остров, на котором и была воздвигнута толстостенная круглая башня, начиненная пушками.
Сперва первый форт назвали «Кроншлоссом», что по-русски означало «Коронный ключ». Но позже эта небольшая крепость обрела постоянное название «Кроншлот», что означает — «Коронный замок».
От взрывов наш «замок» чуть колышется, точно палуба большого корабля. Видно, подгнили какие-то сваи. Но все равно мы себя здесь чувствуем лучше, нежели в Кронштадте.
На южном берегу не угасают костры. Гитлеровцы не успокаиваются, они все еще надеются смять наши войска хотя бы на Ораниенбаумском «пятачке». Если им это удастся — плохо будет Кронштадту! Гитлеровцы смогут стрелять в упор.
Нашу типографию шутники назвали «подпольной». Военкоров вдруг развелось больше, чем нужно. Они являются по два-три человека, но, конечно, без корреспонденции. Главная цель прихода: взглянуть на девчат. Как бы ни было тяжело, они рады позубоскалить и вскружить голову какой-нибудь Тоне или Раечке. Отваживает этих «корреспондентов» Клецко. Он дает гостям бумагу, карандаш и заставляет писать заметки, а это действует безотказно: у «корреспондентов», оказывается, нет никакого времени, они стремятся скорей улизнуть.
Нужно сказать, что женщины никогда не служили на этом островке, лишь за бельем прибывали пожилые прачки. Поэтому моряки издавна прозвали Кроншлот «островом погибших женихов». Здесь они редко получали увольнительные и девушками любовались только в бинокль. Поэтому две наборщицы и молодой корректор вызывали повышенный интерес.
В бухту Кроншлота то и дело заходят катера МО пополнить боезапас, получить свежий хлеб, сыр, консервы. Для них в клубе беспрестанно крутят старые кинокартины.
Стоянка недолгая, но моряку и за эти минуты хочется как можно больше вкусить береговых радостей: катерники набиваются в клуб и с затаенным дыханием смотрят на недавнюю мирную жизнь, похожую теперь на сон. Досмотреть картину до конца редко кому удается, так как от дверей через каждые пятнадцать — двадцать минут доносятся голоса дежурных:
— Сто двенадцатый — на выход.
— Зенитчикам — построиться на берегу.
— Двести восьмой — через пять минут отходим.
Зрители неохотно поднимаются и бегут к выходу. Ряды скамеек пустеют, но через некоторое время заполняются новыми катерниками.
Я заметил, чем труднее людям на войне, тем больше их тянет к зрелищам, к музыке и танцам. Почти на каждой короткой стоянке появляются баяны, гитары, мандолины. Катерники выносят из кубриков патефоны и на пирсах, а то и на парапетах отбивают чечетку или русского.
Сегодня в Кроншлоте появилась фронтовая бригада ленинградской эстрады. Народу в зал набилось до отказа. Краснофлотцы сидели на полу и стояли вдоль стен.
