продолжение, но сейчас не до него.
— И по какому поводу ср… ч? — интересуюсь у Джейсона.
— По поводу зажарить нас или сварить, — отвечает Джейсон. — Мы по первой и третьей группе отстрелялись удачно: в первой шесть двухсотых и трёхсотых полно. В третьей трёхсотых только четверо, но Коротких удачно отработал эрпэгэшником, минус один БТР. А вторая группа не особо поцарапалась, отошла с тремя трёхсотыми. Фишка в том, что командует операцией как раз командир двойки, некий майор Мулява, не поймёшь, не то позывной у него такой, не то фамилия. Был у хохлов когда-то министр обороны с такой фамилией…
Джейсон, кстати, прекрасно понимает украинский, включая даже лемковский диалект, разобрать который может лишь сатана; говорит на нём, даже песни поёт. Голос у него, правда… ох. Сколько раз мы это использовали в радиоигре — не сосчитать! Вызовет Джейсон украинца на разговор: типа свой… и наведёт на минное поле или прямо под огонь. Начальству, конечно, об этой его способности не говорим, могут отобрать, а оно нам надо? Да он и сам не хочет.
— Погутарил с ними? — спрашиваю. Он отрицательно качает головой:
— Там все свои, не вклинишься. Короче, Мулява их гонит на штурм, остальные двое артачатся, требуют артиллерию наводить. Мулява резонно замечает, что миномётами тут работать бесполезно, а что-то более тяжёлое обрушит «свечку» к чёртовой матери.
— И что думаешь? — спросил я.
Он прижал наушник к уху, прислушался…
— Догнёт их Мулява, думаю, минут через пять полезут на штурм.
— Полезут, отобьём, — говорю я. Потом добавляю громко, для всей команды: — Отбиваем штурм и уходим вниз. Двигаемся больше, надо создать у них впечатление, что нас тут сотня, не меньше. Чем больше удвухсотим, тем лучше. Уходим быстро — как пить дать, эти падлы после концерта вызовут артиллерию. Надо успеть смыться, чтобы нас под обломками этого здания не похоронило.
— Командир, — кашляет Щербатый, — я тут панцерфауст немецкий нашёл случайно. Давай попробую второй из бэтэр достать, а то обидно.
— Вечно ты с Коротких соревнуешься, — укоряю я его, — как дети малые. Ну, доставай, кто ж тебе запретит!
— Есть команда на выдвижение! — докладывает Джейсон. — Приказано двигаться тихо, не валить нахрапом, как прошлый раз. И стрелять начинать, только когда будут на расстоянии броска гранаты.
— Светает, кстати, — говорит кто-то, не могу понять, кто именно, кажется Марио. — Вижу я этих засранцев, ползут по-пластунски…
— Так, все по местам, — командую я, занимая свое место. Интересно, где Вик? Он бы нам сейчас не помешал. Теперь и я вижу потихоньку ползущих к нам бандеровцев.
— Триста… — говорю вполголоса, но все меня слышат.
Ещё немного, ещё чуть-чуть. Чтобы наверняка…
— Тридцать… — произношу чуть громче. Ещё немного. Чтобы побольше двухсотых, желательно сразу. Вот!
— Три!!! — ору на всю ивановскую, и мои ребята открывают огонь, а где-то слева уходит в темноту снаряд немецкого трофея. Через мгновение с той стороны что-то полыхает: похоже, Щербатый опять сравнял счёт…
* * *
На войне не бывает никакого везения, это байки. Есть умение, есть расчёт, есть выучка. Выучка, доведённая до автоматизма. Поэтому чем старше противник, тем он опаснее… и тем больше шансов, что вместо смертельного поединка он капитулирует. Те, кому по сорок — пятьдесят, они ещё помнят. Молодые — уже совсем чужие, но и не такие умелые.
— Отходим, — командую я, наблюдая, как беспорядочно отступают враги. У второй команды — минус БТР, у третьей — минус «техничка». Сколько погибших, непонятно, но достаточно, только на моей «директрисе» огня застыли четыре или пять тел — не факт, что все двухсотые, но и то хлеб.
Отхожу последним. Мои собираются в зале, где вход в подвал. Пересчитываю своих — все на месте.
— Раненые есть? — спрашиваю.
— Мне плечо задело, — отвечает Марио, — похоже, царапина, рука отзывается нормально.
— Мне флягу прострелили, — сообщает Бача. — Пуля, кажется, в ней и осталась, по бедру садануло, конечно, но без пробития, как говорит молодёжь. Второй раз флягу паять, первый раз ещё в Герате словил ею свинец из британского «Энфилда».
— Ещё кто? — уточняю я. Остальные качают головами. Что ж… сказал бы, что повезло, но…
На войне нет везения. Есть только точный расчёт. Внутренний секундомер, похожий на взрыватель часовой мины, которые в кино показывают. Чаще всего он отсчитывает секунды до смерти, и важно вовремя его остановить…
— Быстро в подвал! — командую я. — Македонец идёт первым, внизу находишь Хабибулина, он покажет дорогу. Что стоим? Косую ждём?
И мои ребята один за одним уходят в провал двери. Я уйду последним. Так всегда бывает…
— Слышь, пигалица, кому было сказано — держись за спинами бойцов! — Голос Борзого приглушён до шёпота. Тут всё в каком-то мрачном миноре: тусклые газобезопасные лампы слишком далеко друг от друга и едва рассеивают тьму. Эта тьма, кажется, скрадывает шаги и делает голоса глухими, как из бочки.
— Я не пигалица, — упрямо говорит Бианка. — Я — военкор!
— Ты так не ругайся, — усмехается Борзой. — Военкоров здесь не особо жалуют. Лезут, куда не просят… нет, нормальные среди них есть, конечно, но большинство такие, хоть на переплавку.
— Почему? — удивляется Бианка.
— Врут много, — поясняет Борзой. — Панику наводят. Ну, журналисты, как известно… — он делает паузу, потом заканчивает в другой тональности, — бывают разные. Но на фронте всё равно их не любят. Путаются только под ногами.
— Значит, я «путаюсь у вас под ногами»? — холодно переспрашивает Бианка.
— Но-но, только без обидок мне тут! — останавливает её Борзой. — Прости, птичка, ты, конечно, смелая, очень, но ты — лицо гражданское. В бою от тебя одна помеха будет, защита гражданских сковывает движения… — Он включает дуплекс и говорит: — Раз-раз-раз… Хабибулин, слышишь меня?
— Слышу хорошо, — отвечает радио. Бианка идёт рядом, не мешая.
— Что с первой слышно?
— Закончили выступление и спустились вниз, — отвечает радио. — Аккурат вовремя, по халабуде отработала их артиллерия.
— Потери? — уточняет Борзой.
— Пара царапин. У меня визуальный контакт с Щербатым, до него метров сто по тоннелю. Что у вас?
— Чисто, — отвечает Борзой. — Если не будет расширения, через пять минут останавливаюсь на привал и жду, пока подтянутся первые. Передай Джейсону. Отбой.
— А нас искать не будут? — спрашивает Бианка.
Борзой пожимает плечами, но говорит другое:
— Не думаю. Если их артиллерия высотку накрыла с припёком, наверху сейчас груда камней. А мы ни одного прилёта не почувствовали. Во умели строить!
— Так что, погони за нами нет? — уточняет Бианка.
Борзой отрицательно качает головой:
— Опасность может быть спереди, но не сзади. И проку нет врагам обшаривать дорогу, ведь мы теперь видны, должно быть,
