Шагая по кабинету из угла в угол, Шелленберг ждал сообщений. Все продумано, и осечка исключается. Как только швейцарские войска стронутся с места, Массон из равноправного партнера по переговорам превратится в покорную жертву. Шелленберг продиктует ему свои условия, и главным из них будет пункт о немедленной выдаче русских разведчиков и тех, от кого «Русский оркестр» получает информацию.
На первых порах Райта допрашивал Геринг, сменивший штатский костюм «Эссекса» на мундир капитана контрразведки. Бёмельбург по военному телефону связался с Панвицем и получил указание ни в коем случае не применять к арестованному методов физического воздействия.
— Внушите ему мысль, что мы согласны считать его военнопленным. Иначе он замкнется, как Аламо, и мы потеряем бездну времени.
— Может быть, для страховки арестовать и Маргарет Барча?
— Не стоит. Лучше покажите ее «Маленькому шефу» будто невзначай… из окна машины, что ли… Можете сказать ему, что жизнь и свобода красотки зависят от него.
— Понимаю.
Райта содержали в подвальном помещении казармы Дуан, чистом и сухом, но лишенном окон. При аресте у него отобрали пояс, галстук и некоторые мелочи, включая записную книжку, оставив сигареты, спички и даже часы. Геринг полагал, что человека умного такое отступление от правил наведет на некоторые мысли, и Бёмельбург был с ним согласен, считая, что никогда не поздно изменить обращение и перейти к обычным приемам СД. Перед началом допроса он позвонил в казино и распорядился доставить в кабинет коньяк и хорошие сигареты.
Геринг встретил Райта у двери. Поддерживая под локоть, проводил к столу и указал на кресло. Сел сам, сцепив пальцы на колене. Бёмельбург стал за его спиной под портретом фюрера.
— Коньяк? — спросил Геринг.
Райт с тоской смотрел в окно. Городской шум, накатывая волнами, врывался в комнату; осеннее мягкое солнце растекалось по крашеному паркету. Геринг, позевывая, повторил вопрос:
— Коньяк?
Бёмельбург не торопясь наполнил три рюмки. Придвинул Райту одну.
— Выпейте. Это «Мартель».
Райт отвел взгляд от окна.
— Хотите купить?
— Нет, — сказал Геринг. — Вы ведь не продаетесь, не так ли?
— А вы?
— Ну, ну, — сказал Бёмельбург. — Не грубите! Выпейте-ка лучше, и поговорим. Еще не все потеряно, сеньор Бариентос.
— Для меня — все.
— Что вы имеете в виду — жизнь или свободу?
Райт поднес к губам рюмку, отпил глоток.
— Что с Элей… с госпожой Барча?
— Она на свободе!
— Не верю!
— Хотите повидаться?
Райт махнул рукой.
— Может быть, вы и не лжете…
— Разумный подход, — сказал Бёмельбург. — С нами всегда можно договориться. Только не надо темнить.
Геринг наполнил пустые рюмки.
— Приятно видеть, что вы понимаете с полуслова.
— Ну, а если нет?
— Тогда — смерть. Но не сразу. Медленная и очень мучительная. И разумеется, показания, которые мы получим в любом случае.
— Ну, а мои друзья?
— Думайте о себе.
— Думал.
— Ну и как?
— Никаких подписок!
— Естественно.
— Никаких документов.
— Их не будет.
— Я могу рассчитывать?
— Слово офицера, — сказал Геринг. — Только не мелочитесь.
Бёмельбург засмеялся: схватывает на лету! Все еще посмеиваясь, он обогнул стол и, подойдя к Райту, похлопал по плечу.
— Англичане и французы, попадающие к нам, не спешат на тот свет. Хотите поговорить с ними? Среди них немало хороших профессионалов, и тем не менее они сотрудничают с СД.
Геринг, отогнув рукав мундира, посмотрел на часы.
— Господа, мы увлеклись частностями. Я предлагаю построить разговор следующим образом: сначала наш гость с полной откровенностью расскажет о способах и технике связи, потом — перейдем к людям и в заключение договоримся о будущем.
— Очень дельно, — сказал Бёмельбург. — Протокола не будет, я сам запишу, что надо.
Райт, нервничая, пощелкал ногтем по рюмке.
— Вы уверены, что я соглашусь?
— Да, — сказал Геринг. — Вы же хотите жить.
— Он понимает, — сказал Бёмельбург. — Он все отлично понимал с самого начала. Еще при аресте. Вспомните, Геринг, у него был пистолет, но он не застрелился; было время порвать бумаги, но они здесь. Сколько мы провозились, с дверью? Минуты три?
— Все пять…
— Достаточно, чтобы принять решение. Когда ломают дверь, разведчик или стреляется, или рассчитывает варианты, не хуже шахматиста… Полноте, Бариентос! Переходите к делу… Можете, если хотите, начать не с техники, а с людей. Итак, с кем вы связаны?
Райт был готов ко всему — к пыткам, расстрелу, петле. Но не к этому — мягкому тону и «джентльменскому» поведению следователей. К чему они ведут?.. Страх ледяной лапой придушил Райта, едва не лишив сознания.
— Ну же! — поторопил Бёмельбург. — Начинайте с Парижа. Адрес?..
— Рю Марбеф, — сказал Райт, холодея…
Закончив первый допрос, Геринг отправил Райта в подвал, распорядившись хорошо накормить и не беспокоить до вечера. Обед принесли из ближайшего ресторана. Бёмельбург, не теряя времени, созвонился с Парижем и коротко информировал Панвица об итогах допроса.
— Спросите его о Женеве, — сказал Панвиц. — Это очень важно.
— Понимаю… Кстати, в его паспорте есть швейцарская виза и полицейские отметки.
— Вы думаете?..
— Если позволите, я повременю с ответом.
— Хорошо. Постарайтесь заставить его записать свои показания. Прощупайте Париж и Женеву со всех сторон и, главное, добейтесь ясных ответов. Не давайте Бариентосу вилять.
До утра Бёмельбург и Геринг успели, сменяясь, исписать стопу бумаги. Райт не запирался: перечислил парижские и брюссельские адреса Сент-Альбера, Пибера и Дюбуа; назвал он и радиоточку Сезе в Остенде; отдохнув, стал диктовать расписание связи и частоты. Геринг спросил о шифровальных книгах. Райту были известны не все, только три, и он круглым отчетливым почерком занес в блокнот капитана их названия.
На рассвете в казарме неожиданно объявился Панвиц. Отмахнувшись от рапорта, он приказал отправить Райта в подвал. Судя по всему, он был не в духе, и Геринг, переглянувшись с Бёмельбургом, приготовился к разносу.
Гроза разразилась немедленно.
Выдвинув как таран тяжелую нижнюю челюсть и став удивительно похожим на Муссолини, Панвиц, не повышая голоса, сообщил офицерам, что Шелленберг намерен предать их суду.
— За что же? — с плохо разыгранным спокойствием спросил Бёмельбург.
— За превышение полномочий.
— Не понимаю…
— Кто просил вас торопиться с арестом?.. Не улыбайтесь, Бёмельбург, дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Если до утра я не получу веских доказательств, что Бариентос искренен, то днем с первым же поездом вы и Геринг поедете в Берлин.
Геринг вспыхнул.
— Я не подчинен Шелленбергу! Абвер, который я представляю в команде, — армейская инстанция!
Панвиц с интересом посмотрел на него.
— Скажите об этом бригаденфюреру. Впрочем, если вы предпочитаете попасть под суд по приказу адмирала, то так оно и будет… Не тратьте время, господа, доказывая мне свою добросовестность. Единственно, чем я мог вам помочь, — это задним числом дать санкцию на арест. Вы понимаете, что это значит?
Бёмельбург устало пригладил волосы.
— Не вижу за собой вины.
— Бариентос передал аварийный сигнал?
— Нет.
— Это так, Геринг?
— Нужны доказательства?
— Будет лучше, если вы сумеете заверить Шелленберга, что молчание рации «Маленького шефа» само по себе не является аварийным сигналом!.. Сколько осталось до сеанса?
— Около часа.
— Дайте ему рацию и его шифровки.
— Подлинные?
— Конечно! У нас нет времени для составления правдоподобной дезинформации.
Бёмельбург щелкнул каблуками.
— Хорошо…
Райт, доставленный из подвала, равнодушно выслушал Панвица. Сел за стол, покрутил верньеры рации, проверяя исправность. Геринг положил перед ним наручные часы, забыв, что оставил Райту его собственные. Панвиц расстегнул кобуру.
— Вот что, мой друг, если вы начнете фокусничать, я застрелю вас.
Телеграммы Райт передал, уложившись в десять минут. Контрольные операторы, дежурившие в соседней комнате, позвонили по внутреннему телефону и заверили Панвица, что аварийного сигнала не было. Геринг перевел дух. Бёмельбург, бледный и сосредоточенный, грыз ногти на подоконнике. Панвиц с улыбкой протянул Райту портсигар.
— Браво, мой друг! Вы сделали неглупый шаг. Теперь отдохните и приготовьтесь к разговору о Женеве. Хотелось бы, чтобы вы по-прежнему проявили реализм.
Райт, не спрашивая согласия, потянулся к бутылке. Налил себе полную рюмку и, не взглянув на Панвица, медленно выпил коньяк.
