Но Василий Степанович, не слушая, перебил его:
– Сколько времени нужно добираться до вашего аэродрома?
– Часа три, если попадется машина, – ответил Леша. – Нет, это крайне подозрительно, – продолжал он. – Вы должны знать, куда она удрала.
Василий Степанович остановился. Какая-то новая мысль пришла ему в голову. Он посмотрел на Лешу повеселевшими глазами.
– Слушай, я, кажется, начинаю догадываться…
– Ну?
– Она поехала к тебе.
– Ко мне?
– Ну да, к тебе на аэродром.
– Да разве она знает, что я на аэродроме?
– Конечно, знает! Я ей сам сказал.
– Позвольте, вы же уверяли меня, дядя, что ничего ей не говорили.
– Я не говорил ей, что писал тебе, но что ты на аэродроме, я говорил, – сказал Василий Степанович.
– Да вы сами не знаете, где наш аэродром.
– Конечно, не знаю, – подтвердил Василий Степанович. – Я только предполагал, что он где-то в стороне Ладожского озера.
– Я еду! – Леша встал и в упор посмотрел на Василия Степановича. – И вы поедете со мной. Я не отпущу вас ни на шаг, пока мы ее не найдем!
– Ну едем, едем, сделай одолжение, – весело проговорил Василий Степанович и застегнул свою шубу.
Выбегая из квартиры Василия Степановича на поиски Эрны, Павлик в передней заметил Люсю. Он так давно ее не видел, так не ждал ее встретить, так был занят своей догадкой о том, куда удрала Эрна, что сообразил только на улице: «Да ведь это же Люся! Вернуться? Я только взгляну, там ли Эрна, и вернусь».
Через разрушенный дом, тот самый, в который бомбы попали дважды, он вышел на занесенный снегом двор и заметил на нетронутом снегу свежие маленькие следы. «Я так и знал, что она пошла туда», – подумал Павлик.
Плита, закрывавшая отверстие, была отодвинута.
– Эрна! – крикнул Павлик.
Снизу никто не отозвался.
Павлик спрыгнул в отверстие и открыл железную дверь в комнату с нарами. Здесь по-прежнему было теплее, чем на улице.
– Эрна! Эрна! – кричал он.
Все было тихо.
Павлик достал свой фонарик и осветил нары.
Эрна лежала ничком на прежнем своем месте и, подняв голову, не мигая, смотрела на фонарик большими глазами.
– Это ты? – проговорила она, узнав Павлика. – Ты опять сюда пришел? Разве снова упала бомба?
– Слезай, слезай, – сказал Павлик.
Она покорно слезла с нар.
– А я думала – это он. Он сюда иногда ходит подслушивать по телефону. Он к проводам приделал трубку и подслушивает. Я теперь про него все знаю. – Она странно рассмеялась. – Он не Тарараксин, а Тизенгаузен…
– Тизенгаузен? – спросил Павлик и от неожиданности сел на нары.
– Ну да, Тизенгаузен, – повторяла она, как самую простую и общеизвестную вещь. – Немец Тизенгаузен.
– Он немец?
– Немец.
– Разве он не Василий Степанович?
– Василий Степанович. Он не немец, а хочет быть немцем. Он сказал мне, что скоро настанет время, когда лучше быть Тизенгаузеном, чем Тарараксиным. Ему очень нравится это слово – «Тизенгаузен». Когда он забывал, что я в комнате, то все повторял: «Тизенгаузен! Тизенгаузен!»
– Нет, тут что-то не так, – перебил ее Павлик. – Ты, кажется, действительно сумасшедшая.
– Может быть, – ответила она просто. – Он тоже говорил, что я сумасшедшая. Мне тут хорошо. Я к нему не пойду. Я про него все знаю. – Она нагнулась к Павлику и прибавила шепотом: – Это он убил Сенечкина.
– Какого Сенечкина?
– А вот того, про которого говорили, что он выбросился из окна. Я сама видела, как Сенечкин лежал на дворе в пальто и кепке.
– В пальто и кепке? Это был Сенечкин?
– Ну да.
– Который лазил по крышам?
– Сенечкин не лазил по крышам. Сенечкин был больной. Сенечкин не мог лазить. Это он лазил по крышам. Он говорил, что любит смотреть с крыши, как бомбят. Он всегда знал, когда будут бомбить: посмотрит на часы и пойдет на квартиру к Сенечкину, а оттуда на крышу. И сразу начинают бомбить…
– Постой, постой! – вскочил Павлик. – Значит, это он пускал ракеты?
– Не знаю, не видела. Может быть, он. Он все хотел попасть к летчикам, к Леше, к моему двоюродному брату…
– А где эти летчики?
– Не знаю. Он сам не знает. Где-то, говорит, возле озера. Он сказал мне, что нашел Лешу и что Леша возьмет меня к летчикам, а он будет ко мне приезжать. Он хотел, чтобы я была у него, как червячок на удочке. – Эрна опять рассмеялась. – А я не хочу. Мне и тут хорошо. Вот я и ушла сюда.
– Леша сейчас у него. Идем! – Павлик схватил ее за руку.
– Не пойду.
– Он такой большой, этот Леша, одет как моряк, с птичкой на рукаве. Пойдем!..
– Не пойду.
– Дура ты! – закричал Павлик. – Ведь мы сейчас все расскажем. Мы поймаем его!
Он тянул упирающуюся Эрну, тянул изо всех сил и подтащил к выходу из подземелья.
– Лезь! – крикнул он.
– Зачем ты толкаешься? – обиделась Эрна. – Ну хорошо, пойдем.
Они вылезли во двор, и Павлик увидел Люсю, стоявшую возле отверстия.
– Павлик! – бросилась к нему Люся. – Какой ты тоненький стал!..
– Держи ее, Люся, – сказал Павлик. – Не отпускай от себя. А я бегу, бегу!
Оставив Эрну Люсе, он через разрушенный дом выбежал на улицу.
День кончался. Начинало темнеть.
Павлик взбежал по лестнице и долго стучал в дверь квартиры Василия Степановича. Ему никто не ответил. Василий Степанович и Леша исчезли бесследно. «Куда он мог поехать? Неужели к летчикам? – подумал Павлик. – Нужно догнать. Нужно предупредить».
Летчики живут где-то возле Ладожского озера. Ничего больше Павлик о них не знал. Адрес неточный. Но у Павлика не было времени размышлять.
Машины, направлявшиеся к озеру, проходили по улицам Выборгской стороны. И Павлик пошел через весь город на Выборгскую сторону.
Было уже совсем темно, когда он миновал Финляндский вокзал. Машин здесь было много – огромные гремящие грузовики, движущиеся все в одну сторону. Они шли, не зажигая фар, наполненные едущими стоя людьми. Павлик просил остановиться, но машины проносились мимо, и никто не обращал на мальчика никакого внимания. И Павлик шел все дальше и дальше по дороге, туда, куда уходили машины.
К одному из грузовиков он прицепился сзади, ухватился за борт, поставил ногу на какую-то перекладину и повис. Так проехал он довольно долго. Но кузов машины был полон женщин, они заметили Павлика, стали кричать, что он упадет, и заставили его спрыгнуть.
Он опять зашагал. Маленькие деревянные домики и бесконечные заборы тянулись по сторонам. Город кончался. Павлик чувствовал, что у него уже нет сил. Тогда он решился на крайнее средство: стал посреди дороги и решил стоять, пока на него не наедет машина.
Пятитонка вынырнула из тьмы. Павлик стоял. Шофер дал гудок. Павлик стоял. Машина заскрежетала тормозами и остановилась так близко, что Павлик мог дотронуться до радиатора рукой.
Неистово ругаясь, шофер выскочил из кабины. Павлик попросил разрешения сесть. Шофер выругался еще рьянее, но сесть разрешил.
– Садись!
Кузов был устлан соломой. Люди лежали здесь вповалку. Улегся и Павлик. От усталости и тряски он скоро заснул. Во время пути он несколько раз просыпался и видел над собой темное небо и еще более темные вершины елок. Павлик пытался вскочить и посмотреть, нет ли где-нибудь на дороге Василия Степановича, но ехавшие толкали Павлика локтями и требовали, чтобы он лежал смирно. Да он и сам понимал, что в такой темноте ничего не увидит.
Машина с трудом пробиралась во мраке, еле тащилась, и было ясно, что до озера они доберутся к рассвету. Павлик решил теперь дождаться рассвета, найти на дороге какого-нибудь летчика и рассказать ему все.
А то, может быть, утром он увидит, как подымаются из-за леса самолеты, и сам найдет аэродром. Этот план успокоил его, и он крепко заснул.
Проснулся он от какой-то суматохи. Машина стояла. Шофер вылез из кабины и ругался. Люди в кузове тоже ругались.
– Мертвый? – спросил кто-то.
– А кто его знает, – ответил шофер. – Лежит.
– Он, наверное, с голоду свалился.
– Нет, не с голоду, – сказал шофер. – Рожа толстая.
– И как его не раздавили! – кричали в кузове. – У самой колеи упал. А шапка какая! А шуба! Оттащи его в сторону.
Павлик вскочил на ноги и увидел шофера, который волочил по снегу рослого мужчину в шубе и шапке. Павлик сразу узнал и шубу и шапку.
Рядом с мужчиной на снегу валялась связка книг.
Оттащив упавшего в сторону, шофер влез в кабину, и машина тронулась. Павлик на ходу выскочил из кузова, подбежал к лежащему и наклонился над ним.
Он был уверен, что это Василий Степанович. Но увидел совсем другое лицо, молодое, непохожее.
Перед Павликом, в шубе и шапке Василия Степановича, лежал Леша. Он вдруг открыл глаза, сел и, держась обеими руками за голову, сказал:
– Он ударил меня по голове…
Леша беспомощно оглядывался, стараясь понять, где он находится. Потом заметил на себе шубу и совсем растерялся.
– Он надел на вас свою шубу и шапку, – догадался Павлик, – а сам, наверное, взял вашу шинель и фуражку. Вставайте.
