…Лина сказала: — Я тётю возьму. Отведу в метро, она больная…
Станция «Маяковская». Фото из журнала Life (вверху) и Аркадия Шайхета.
В налётах Люфтваффе, продолжавшихся до апреля 1942 года, было задействовано 8600 самолётов (уничтожено 1392 — почти пятая часть). К Москве смогли прорваться лишь 234 самолёта — менее трёх процентов. Эти самолёты сбросили более полутора тысяч фугасных и около ста тысяч зажигательных бомб, из-за чего возникло семьсот крупных и около двух тысяч мелких пожаров. Примерно третья часть бомб попала в ложные цели и вреда не принесла.
Были разрушены девятнадцать небольших предприятий, насчитано более двухсот попаданий в жилые дома, школы, больницы, театры, около ста восьмидесяти повреждений водопровода (заранее созданная резервная система водоснабжения сделала ущерб практически незаметным) и электросетей.
Вверху: разбомбленное здание театра им. Вахтангова. Внизу: налёт немецкой авиации на Москву 26 июля 1941 года (фото Маргарет Бурн-Уайт). Тонкие трассы — работа ПВО, толстая белая линия — немецкие осветительные ракеты на парашютах для корректировки бомбовых ударов.
С каждым днём уменьшалось число самолётов, летавших на Москву: 180, 140, 120 и ещё меньше. Ни одна из целей бомбардировки не была достигнута. Немецкая авиация несла большие потери; её встречали лучи прожекторов и зенитный огонь, не дававшие возможности бомбить прицельно. Бомбы чаще всего сбрасывались куда попало или на намеренно демаскированные ложные цели. Бомбардировки шли каждый день по шесть часов — таких массированных налётов во время Второй мировой войны не было больше нигде.
Народное ополчение
2 июля 1941 года Военный совет Московского военного округа принял постановление о создании московского народного ополчения. Подобные ополчения собирались в годы тяжёлых испытаний — в 1612-м, в 1812 году.
За первый неполный месяц войны погибло или попало в плен около 800 тысяч наших солдат и офицеров — это треть из размещённых в западных военных округах. 28 июня — на седьмой день войны — пал Минск. На Украине к 29 июня войска Вермахта продвинулись на 220 км вглубь территории. Было потеряно около трёх тысяч танков — больше половины довоенного танкового парка Юго-Западного фронта. Нанесённый в первый день войны удар по нашим аэродромам привёл к полному господству в воздухе авиации Люфтваффе. Войска из восточной части страны на запад перебрасывать было нельзя — ожидали нападения японской армии.
Добровольческие народные отряды создавались с первых дней войны. В Москве для охраны заводов, военных объектов, борьбы с воздушным десантом противника НКВД формировал истребительные батальоны. В эти батальоны вступило 12,5 тысяч человек. Добровольцы перешли на казарменное положение.
Создать для обороны Москвы две-три армии народного ополчения Г.К. Жуков (тогда — начальник Генерального штаба) предложил уже 26 июня 1941 года. Ополчение должно было, во-первых, строить оборонительные рубежи под Москвой, во-вторых, стать резервом действующей армии. 4 июля 1941 года Государственный комитет обороны издал постановление, в котором была указана общая численность ополчения — 200 тысяч москвичей и 70 тысяч жителей Московской области. Планировалось сформировать 25 дивизий ополченцев; каждый район города формировал свою дивизию, в которую входили и группы из Подмосковья. Районы должны были снабдить эти дивизии транспортом, рабочим инструментом, кухнями. Оружие и боеприпасы должен был обеспечить штаб Московского военного округа. За мобилизованным в ополчение сохранялось ежемесячное денежное содержание, а его семье гарантировалась военная пенсия.
В течение четырех дней — со 2 по 5 июля — поступило больше 300 тысяч заявлений от москвичей и жителей Подмосковья. Один из ополченцев — Николай Ипполитович Обрыньба — рассказывает: «Заходим в институт, и — наше счастье! — только что началась запись в ополчение. В маленькой канцелярии на площади Пушкина шумно и людно, над столом сгрудились люди, идёт запись… Здесь же жены многих студентов живо обсуждали, что им делать, они тоже пошли бы, да детей некуда девать…Комната не вмещает вошедших, те, кто записался, довольные отходят и толпятся в коридорчике. Народа набирается на целый взвод, а то и роту, и нам кажется, что это будет очень большой силой и сыграет важную роль в войне; нам кажется, что стоит нам появиться на фронте — и война будет кончена, мы так и жён уговариваем…
…Мы — ополченцы. Наш строй в самых пёстрых костюмах — белых, чёрных, серых, синих; во всех оттенков брюках, пиджаках, рубахах. Единственное, что объединяет нас и заменяет форму, — это стриженые головы. Нас ведут по родным улицам Москвы, ещё таким мирным, но уже озвученным нашей солдатской песней и командой: „Левой! Левой! Ать, два, три!..“»[12].
Но первые конфликты начались ещё при формировании дивизий. Считалось, что ополченцы будут жить у себя дома и заниматься военным делом в свободное от работы время. Когда же начался вывод сформированных дивизий из города для обучение в пустующие военные лагеря, многие руководители заводов, выполняющих срочные военные заказы, потребовали вернуть специалистов на их рабочие места. Одновременно часть ополченцев признали негодными по возрасту и состоянию здоровья. Многие добровольцы возмущались отправкой домой, писали жалобы.
Сложнее всего было обеспечить ополчение оружием — оно ведь предназначалось действующей армии. Добровольческие дивизии можно было вооружить лишь на 20–25 процентов — вот почему нередко рассказывают об «одной винтовке на четверых».
…Народу здесь было видимо-невидимо, и особенно бросалось в глаза, что это в большинстве своём пожилой народ. Молодых было мало, очень мало, а вот морщинистых, толстых, седых было вполне достаточно…
…— Воевать нужно, — сказал Тележка. — Вам понятно? Нужно воевать, а мы что? Грыжевик да хромой, младенец да старик, да изжога…
Бойцы московских рабочих батальонов (внизу: инженер В.П. Иванов и машинист метро Д.С. Дьячков; фото Александра Устинова, ноябрь 1941). Вверху: пёстрое вооружение ополченцев: винтовки Лебель 1886/93, польский ручной пулемёт WZ28 и немецкий станковый пулемёт MG08.
В то же время в Москве было огнестрельное оружие — в военных учебных заведениях, штабах, тыловых частях, в Осоавиахим[13]. В их запасах были даже ручные и станковые пулемёты. В ополчение направили весь запас иностранного оружия, хранившийся ещё со времён Гражданской войны.
«…В пути нас догнали первые машины с обмундированием и вооружением. Так как мы были вновь сформированной дивизией ополченцев, то и вооружали, и обмундировывали нас на ходу. По дороге подъезжали машины, колонна останавливалась, быстро сбрасывали тюки, и тут же нам выдавали их содержимое. Вначале мы были пёстрой, разномастной колонной, винтовки нам дали польские, потом немецкие старого образца, патронов к ним не было. Вот на марше и получали мы день за днём всё необходимое для войны. Получили наши винтовки „СВТ“, десятизарядные; получили обмундирование, его сначала на всех не хватило, но постепенно все получили гимнастёрки, брюки, обмотки, ботинки…
…Наконец четвёртый день пути, и нас осчастливили, сняли с машин тяжёлые английские пулемёты „Гочкисы“ и к ним комплекты коробок с лентами, набитыми патронами. Нести теперь стало совсем невмоготу. Щит пулемёта, тяжелейший, несёт один, „ноги“ — другой, патроны — третий и четвёртый. Так же поступали с миномётами и запасом мин к ним. Пулемёты тоже разбирались и распределялись между бойцами. Тяжёлые станковые пулемёты, ротные миномёты, боеприпасы — всё было погружено на спины солдат, а переходы тяжёлые, длительные, пятьдесят-семьдесят километров, и несёшь всё, что полагается солдату, плюс всё, что должно ехать в обозе, и то, что размещалось на каждом, было трудно поднять, если всё сложить на одеяло и завязать в узел. Ко всему мы были обвешаны гранатами и бутылками с горючкой для борьбы с танками. Сделалось совсем не под силу держаться целый день на этой добела раскалённой, посыпанной белой мукой пыли дороге. Но мы всё шли и шли, оглашая воздух песнями…»[14]
Девушки-ополченки готовятся к отбытию на защиту Москвы. 1941 (фото Ивана Шагина).
В середине июля начались бои под Смоленском. Войска Резервного фронта, а в их числе и дивизии народного ополчения, были направлены на строительство Можайской линии обороны.
Там и состоялись первые «встречи» с врагом, например такие:
«…Движется дивизия к фронту, вечер с догорающей зарёй, пыль розоватая тёплая висит над дорогой, полностью занятой колоннами войск, ещё не обстрелянных, идущих к передовой. Вдруг на тропинке за бруствером появляются два мотоциклиста в зеленоватосерых френчах с засученными рукавами, в стальных тупых касках, с чёрными автоматами на шее. Не сбавляя скорости, они продолжают двигаться навстречу колонне, один кричит, обращаясь к идущим:
