Когда лодка совсем уже подошла к бонам и открылась глазам бухта и обступившие ее дома, Логинов попросил Березина:
— Дайте-ка я швартоваться буду, Геннадий Васильевич. Хорошо? Незачем гусей дразнить. Один мой друг говорит, что невозможно что-либо предвидеть, особенно на ближайшее будущее.
Поход, из которого возвращалась «С-274», был в общем-то заурядным, коротким, и поэтому лодку никто не встречал. Ни комбриг, ни флагманские специалисты. Матросы со стоявших у пирсов лодок совсем обыденно приняли швартовые концы, да прибежал на пирс дежурный по живучести.[7] И то лишь затем, чтобы предупредить Егорова о том, что тот сегодня вечером сменяет его на дежурстве.
Адмирал еще не вернулся из Москвы, и Шукарев продолжал командовать в его кабинете. Настроение у него сегодня было созвучно погоде — солнечное: утром он, воспользовавшись адмиральским прямым телефоном, позвонил в Москву, и друзья сообщили, что представление на него уже у начальства и что к празднику Военно-Морского Флота он станет контр-адмиралом. Как говорится, дело в шляпе!
«Все хорошо, прекрасная маркиза, все хор-рошо, все хор-рошо-о…» Юрий Захарович, пружинисто подрагивая мышцами ног, неспешно прошелся по просторному кабинету, довольно потер руки, улыбнулся, отдернул занавеску, за которой стояла «тревожная» койка адмирала, и посмотрелся в висящее над ней зеркало. Он представил себе, как на его крутых плечах будут смотреться адмиральские погоны, и подумал: «Ничего, будут смотреться, товарищ контр-адмирал Шукарев».
Час назад ему позвонил вернувшийся с моря комбриг Голубев и сказал, что вместе со своим начальником штаба подъедет к Шукареву сразу же после обеда. И дал, между прочим, понять, что лодкой командовал какой-то вахлак, который в последние сутки даже и не пробовал пройти через их противолодочный рубеж.
— Знаешь, рыпался, рыпался, а потом понял, что с нами бороться безнадежно, и угомонился.
Тон Голубева вообще-то задел Шукарева, но поскольку этим «вахлаком» был Березин, то настроения Шукареву Голубев не испортил. «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хор-рошо…»
В кабинет, постучавшись, вошли Логинов, Радько и Золотухин. По дороге сюда они договорились держаться купно, вместе. Так, на всякий случай…
— Ну-ну, герои подводнички, заходите, заходите. Докладывай, Николай Филиппович. — Смущенный вид Логинова красноречиво говорил о том, что прорваться через голубевские рогатки они так и не смогли.
Логинов приложил руку к козырьку фуражки и почему-то подчеркнуто официально доложил, что задание выполнено, порт заминирован, подводная лодка вернулась в базу без замечаний и что экипаж «С-274» готов к выполнению… И так далее, и тому подобное.
Шукарев, ничего не понимая, переводил взгляд с одного на другого. Он видел, что Логинов напрягся в ожидании, что лицо Золотухина чуть тронула улыбка, что Радько откровенно неуважительно, с каким-то потаенным смыслом ухмыляется и с интересом разглядывает его.
— То есть как это выполнили? Мне же Голубев час назад звонил. — И вспылил: — Чего вы ваньку-то валяете? Я вам что, мальчик? Ишь развеселились, пародисты-юмористы. — Шукарев нутром почувствовал, что они что-то таят, недоговаривают. — Докладывай, Логинов, чего вы там навоевали!
Николай Филиппович молча разложил на столе кальку маневрирования лодки, фотоснимки порта, сделанные через перископ, и, обменявшись быстрыми взглядами с Золотухиным, спросил Шукарева:
— Разрешите докладывать?
— Сам разберусь, — буркнул Шукарев и склонился над столом.
Одного его опытного взгляда было достаточно, чтобы все понять и оценить величину риска, которому подвергалась лодка. И не только она. Но и он сам, Шукарев. Ему даже стало жарко от внезапно охватившего страха, было такое ощущение, как будто он только что чуть было не угодил в бездонную пропасть. Ему даже показалось, что он все еще слышит мягкий шорох осыпающихся камней.
— Та-ак… — Это «та-ак» ничего хорошего не предвещало. — Вы, дорогие первопроходцы, что же думаете, что вокруг вас дураки живут? Одни вы умные? Вы никогда не задумывались над тем, что всякий запрет на крови нашей морской густо замешен? Так кто же дал вам право нарушать этот запрет? Рисковать жизнью людей…
— Но мы же доказали, что там можно пройти в подводном положении, — попытался возразить Логинов.
— Ничего вы не доказали! Вы прошли? Да. Случайно. А завтра, глядя на вас, туда еще кто-нибудь попрется и разобьется об этот чертов зуб! Что вы их женам и матерям скажете? И потом, Логинов, что я тебе приказывал? А? Помнишь?
— Юрий Захарович, — попробовал вставить словечко Золотухин, — Березин все очень внимательно…
— Опять этот Березин! — взорвался Шукарев. — Я запрещаю даже называть его фамилию! Я его… — Он зашевелил губами, придумывая кару для Березина.
Его попробовал урезонить Радько:
— Давайте поговорим спокойно, Юрий Захарович.
— Спокойно?! Посмотрел бы я на вас, что заговорили бы вы, попадись к вам в подчинение такой вот Березин. Я от него ни днем, ни ночью покоя не знаю! Сегодня, видите ли, его через пролив под водой понесло… А завтра он нас взорвать надумает. А? Нет, с меня хватит, сыт им по горло. Вот так! — черканул себя ладонищей по кадыку.
Но Золотухин все-таки решил вступиться за Березина.
— Я считаю…
Но Шукарев перебил его:
— Считать будете, когда вместо меня командовать бригадой начнете. А пока хозяин здесь я. Я! — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Я отвечаю за бригаду. Они вот, Логинов, Березин и иже с ними херувимы, наколбасят, а штаны сдернут с меня. Не с вас, уважаемый товарищ Золотухин. Ваша воспитательная и прочая работа всегда будет в ажуре, всегда найдете соответствующие бумажки, чтобы прикрыться. Так что позвольте «считать» мне. Вот так-то! — Шукарев понимал, что зарвался, что шумит он и обижает Золотухина зря, но остановиться у него уже не было сил. Слишком уж разъярил его Логинов.
Радько слушал и не верил самому себе. В отделе кадров они знали, конечно, что Шукарев грубоват, нетерпим, но не настолько же! Кроме того, он был оскорблен. Не считаясь ни с его присутствием, ни с тем, что и он, Радько, тоже в какой-то мере причастен к тому, что произошло в море, Шукарев отчитывал Логинова, а заодно и его, как неразумных мальчишек. И Радько твердо решил, что он сегодня же доложит командованию про эту безобразную сцену надлежащим образом. Однако вступать в пререкания с Шукаревым он не стал, так как в запале Шукарев мог и его послать куда-нибудь подальше, а этого Радько никак допустить не мог. Авторитетом надобно дорожить.
— Так вот я, — Шукарев сделал ударение на «я», — считаю, что поторопился представить товарищей Логинова и Березина к повышению в должности. Сейчас я это упущение исправлю. — Дрожащими от возбуждения руками он отпер сейф, порылся там среди бумаг, отыскал представления и жирно перечеркнул их синим карандашом. — Соответствующий приказ о лихачестве я напишу завтра. Можете идти. — Шукарев отвернулся от них, отдернул занавеску, закрывающую карту театра, и принялся на ней что-то внимательно изучать.
Логинов собрал со стола документы, виновато улыбнулся продолжавшим стоять Золотухину и Радько и вышел.
— Может, вы нам все-таки предложите сесть? — начал заводиться Радько. Худое лицо его посерело и заострилось. Глаза за толстыми стеклами очков сузились, превратились в амбразуры. Шукарев продолжал молчать. — Вы не забывайтесь, товарищ капитан первого ранга, мы все-таки старшие офицеры.
— А я вас не задерживаю, — через плечо бросил Шукарев. — Можете и уйти.
— Хорошо, уйдем. Но о вашем оскорбительном поведении я доложу в штабе флота.
— Докладывайте… — Шукарев понимал, что теперь ему терять уже нечего, с Радько отношения испортил всерьез и надолго, и он больше не щадил ни себя, ни его. — И доложите заодно, что вы, представляя на «С-274» штаб флота, не только не пресекли легкомысленные действия командира и старпома, но даже попустительствовали их преступному лихачеству, поощряя их авантюры.
— Хорошо, доложу и это. — Радько переглянулся с Золотухиным, и они оба направились к двери. Уже выходя, Золотухин задержался и спросил:
— Разрешите мне завтра съездить в политуправление флота?
— Хоть сейчас.
— Благодарю вас.
Закрылась за ними дверь, Шукарев отошел от карты, тяжело плюхнулся в кресло и бездумно уставился взглядом в зеленое сукно, покрывавшее адмиральский стол. В голове было пусто и угнетающе тревожно. «Идиот!» — вполголоса обругал он себя и зло хрястнул кулаком по столу. Конечно же, идиот! Этих-то, Логинова и Березина, правильно раздолбал. Правильно. Будут знать. Но зачем нахамил Радько? Шелкопер этого не простит, какую-нибудь козью рожу подстроит. Это уж точно. А вдруг он сегодня же позвонит своим приятелям в кадры в Москву?! И тогда тю-тю звание… И-ди-от! Мешкать нельзя. Надо что-то срочно предпринимать. Но что?
