Опустив низко голову в притворном раздумье, а на деле пряча невольно блеснувший ненавистью взгляд от противника, теперь он уже ясно понимал, что перед ним сейчас самый настоящий противник, Севастьянов глухо с усилием произнес:
— Да все я понимаю… Только кровь все одно на них падает… На них…
— Уймись, парень… Я тебе как родному сейчас говорю, уймись… Наворотишь сгоряча дел, потом сам жалеть будешь, но окажется, что обратно-то уже никак не отыграть… — перегнувшись через стол чекист по-отечески положил руку на вздрагивающие плечи Севастьянова.
Тот едва удержался, чтобы не сбросить тут же горячую потную ладонь, тяжело придавившую его к спинке кресла. "Терпеть, терпеть — стиснув зубы, шипел про себя Севастьянов. — Он должен поверить. Должен окончательно решить, что ему удалось задавить меня, внушить, что сказанное им единственно верно и правильно".
— Понимаю, тебе сейчас тяжело… Поверь, мне тоже доводилось терять друзей, близких… Я знаю, что такое боль… Знаю насколько она остра и безмерна… — продолжал меж тем мягко уговаривать его чекист. — Но сейчас важно не поддаться первому порыву, не броситься мстить кому попало, сжигая себя самого и всю ту энергию, которую можно обратить против настоящих врагов, против истинных виновников твоей боли…
— Я… Я верю вам… — подняв наконец на чекиста глаза с усилием выговорил Севастьянов. — Я сделаю то, что вы скажете… Главное, чтобы это действительно принесло пользу… Чтобы они не остались безнаказанными…
Тут важно было не переиграть, Севастьянов вполне натурально волновался за успех своей импровизации и, наверное, именно это волнение непритворной дрожью прозвеневшее в голосе и тут же вычлененное опытным ухом его собеседника и сыграло решающую роль. Глаза чекиста на долю секунды блеснули неприкрытым торжеством, всего на краткий миг. Но Севастьянов успел заметить тающий в показном сочувствии отблеск этого огня и мысленно поздравил себя с тем, что все удалось, все получилось как надо. Отныне Петр Максимович, или как там его на самом деле, будет на все сто процентов уверен, что полностью переиграл очередного лоха, подчинил своей воле, превратил в послушное орудие своей воли. Ведь в собственное превосходство и умение манипулировать людьми, как безвольными марионетками очень приятно верить, не так ли?
— Ладно, думаю, мы друг друга поняли и пришли к общему мнению по поводу нашей проблемы, — поспешил подвести итог короткого поединка, закрепляя достигнутый результат, фээсбэшник. — Пора переходить к делу, время, как говорится — деньги.
"Ты бы еще ладошки свои потные потер, урод!" — неприязненно подумал Севастьянов, вымученно ему улыбаясь.
— Саша, наверняка, уже рассказывал про то, что на Украине создана парламентская комиссия по расследованию фактов поставки оружия в Грузию…
Поскольку фраза, произнесенная с вопросительной интонацией, неоконченной повисла в воздухе, Севастьянов вынужден был согласно кивнуть. Оперативник явно пытался втянуть его в разговор, отвлекая от лишних, ненужных сейчас, по его мнению, мыслей. Когда-то Севастьянов читал, про то, как практикующие психологи добиваются поразительной сговорчивости собеседника методом постепенных уступок. Заставь человека вслух согласиться с тобой по поводу ясных и бесспорных вопросов и изрядно увеличишь шансы на то, что после этого получишь положительный ответ и на главное, ради чего и затевался разговор. Подыгрывать Петру Максимовичу Севастьянов лишний раз не собирался.
— Выводы, которые в итоге сделает комиссия, будут обладать такой убойной силой, что легко сметут правящий режим. Если, конечно, ей удастся добыть необходимый материал для анализа. Понимаешь, какой это будет удар по тем силам, что пытаются стравить русский и украинский народы?
Севастьянов в который раз уже в продолжение беседы ограничился молчаливым кивком — сил говорить не было, слишком боялся, что голос дрогнет едва сдерживаемой ненавистью, отзовется скрытым презрением и тогда уже ничего исправить будет нельзя. Тогда дорога на Украину окажется для него навсегда закрытой, неприметные ребята в мышиных пиджаках сделают для этого все возможное, и невозможное наверное тоже.
— Когда со всей определенностью вскроется, что украинцы по прямому приказу своего президента убивали русских в чуждой для интересов украинского народа войне. Когда каждому жителю Украины станет понятно, как дважды два, что делалось это не для защиты лично его интересов, а совсем даже наоборот вопреки им. Когда станет ясно, что вполне возможно за содеянное с благословления президента придется держать ответ всему народу в целом. Вот тогда никакой режим не устоит. Он будет просто вынужден уйти с политической сцены. И одним из кирпичиков составляющих будущие революционные баррикады станет как раз твоя поездка к друзьям.
Опять это слово, Севастьянов едва не задохнулся от захлестнувшей его изнутри волны ослепляющего гнева, стиснул под столешницей до боли кулак, давя болью мышечной судороги нервное напряжение. Ответил же на пафосную речь чекиста вполне спокойно и по-деловому, сразу переходя к обсуждению технических вопросов, якобы считая главное и принципиальное давно и однозначно решенным.
— Каким образом я должен буду убедить их дать правдивые показания? Ведь в результате подобных разоблачений они автоматически попадают в категорию наемников, военных преступников по всем международным законам. Должен быть очень серьезный стимул, чтобы подвигнуть человека на такое признание…
— Стимул, говоришь, — хитро прищурился Петр Максимович. — А вот такой стимул как раз ты и есть… Что глазами хлопаешь? Если бы мы рассчитывали, что этих людей можно просто купить заплатив энное количество бумажек с рожами президентов, мы бы не разыгрывали с тобой эти кружева и обходные маневры. Купили бы и дело с концом…
— Говорят, купить можно любого, просто у тех, кого считают неподкупными цена выше, — безразлично глядя в сторону произнес в пространство Севастьянов.
Чекист разразился хриплым лающим смехом?
— Молодец, красиво изложил. И в общем-то все правильно… Вот только есть некий предел рентабельности таких покупок. Ну не стоят твои однополчане сотни миллионов долларов. Между нами говоря, даже по миллиону на брата не стоят. А на меньшее не клюнут. Гордые… Как же, имперские офицеры, честь имею, и все такое… Вот на эту честь, да на совесть и надо будет давить. Ведь они не безликого русского пилота убили, они, заразы, твоего любимого племянника в сыру землю положили… Улавливаешь разницу…
Севастьянов лишь скрипнул зубами, до боли сжав челюсти.
— Но-но! — прикрикнул на него чекист. — Это же и будет твоя месть! Забыл уже? Умная месть, не тупая! Месть со смыслом!
— Да помню я, помню, — процедил сквозь зубы Севастьянов, изо всех сил пытаясь казаться спокойным.
— Вот то-то, Витек, тут он рычаг самый главный… — мгновенно сбавил тон оперативник, переходя на доверительный шепот. — Вот этим ты их дожмешь… Ведь выходит в долгу они теперь перед тобой… В огромном долгу, в неоплатном… Значит, должны сделать то, что скажешь, а? Сам знаешь, должны… Ну плюс к тому с нашей стороны, конечно, все гарантии. Если нужно, выезд в Россию, гражданство, смена фамилий, трудоустройство, деньги, в разумных пределах конечно, но все же… То есть к ним никаких претензий, никаких показательных судов и разоблачений с охотой на ведьм. Честный рабочий материал для комиссии и все…
— Подождите, но я ведь даже не знаю, где их сейчас искать, — попытался хоть что-то возразить Севастьянов, подспудно чувствуя, что вот сейчас перед ним положат список адресов.
Конечно он угадал. Петр Максимович, нарочито кряхтя поднялся из кресла и подошел к рабочему компьютеру Луговина, защелкала командными клавишами беспроводная мышь, замелькали на экране, сменяя друг друга, набитые файлами директории. С таинственным видом ярмарочного фокусника чекист склонился над клавиатурой, а потом словно заправский конферансье объявил:
— Итак, номер первый. Померанец Павел Михайлович. Подполковник запаса Сбройных Сил Республики Украина.
— Запаса? — удивленно переспросил Севастьянов, вглядываясь в строгое лицо Померанца возникшее на экране.
Похоже Пашка фотографировался для личного дела. Непривычная, отличающаяся от родной российской парадная форма, ряд медалей, погоны с двумя звездами. Взгляд направленный поверх головы фотографа в видимую одному ему бесконечность и упрямо выставленный вперед четко очерченный подбородок.
— Понимаю Ваше удивление, — важно кивнул чекист. — Вы ведь всего несколько месяцев назад лично встречались с подполковником Померанцем. И даже вроде бы совместно распивали спиртные напитки, пренебрегая выполнением отданного Вам приказа.
Севастьянов резко вскинулся было, но на лице Петра Максимовича играла такая всепонимающая умиротворенная улыбка, что он снова расслабленно опустился в кресло. Спорить и оправдываться явно не стоило.
