— Да, нужно идти, пока не поздно, — согласился Бектемир. — Поднимай командира!
Вражеский пулемет долгое время не умолкал, но бойцам удалось отойти довольно далеко. Глухов, стукнувшись головой о дерево, зашатался и чуть не упал.
— Сюда и шайтан не сможет добраться, — тяжело дыша, произнес Бектемир.
Положил на траву тело майора. Развесили на деревьях мокрые, тяжелые шинели и гимнастерки.
Девочка бессильно плакала. Одежда ее промокла насквозь.
— Все тело — как лед, голова горит. — Глухов обратился к Бектемиру: — Что будем делать?
— Твоя шинель сухая, пусть и Зиночка ляжет. — Бектемир раздел девочку и уложил рядом с Глуховым. — Заверни хорошенько!
Девочка заплакала громче.
Бектемир утешил ее:
— Спи. Утром, как только раскроешь глаза, я дам тебе большую картошку.
Бектемир от холода дрожал словно в лихорадке. Если бы были спички или зажигалка, то, махнув рукой на всякую опасность, развел бы костер.
Наконец он набросил на плечи затвердевшую на ветру шинель и, словно подкошенный, упал ничком.
В утреннем тумане бойцы принялись штыком и ножом рыть могилу.
— На чем он только держался? Еле дышал, а боролся против смерти… — сказал Глухов и посмотрел на Бектемира.
— Ну, а кто нас с тобой зароет?
— Будем надеяться, что поживем еще. — Вдали раздался артиллерийский гром. — Слышишь, проснулся бог войны. Был у меня один друг, Аскар звали. Большой палван. Богатырь, по-вашему. Как только начиналась артподготовка, он говорил: "Раскрылись врата ада!"
— Артиллерия в пыль превращает камень, железо проглатывает, сметает с лица земли города, — устало согласился Глухов.
Перед тем как зарыть труп, долго рассматривали документы майора. Снова и снова с большим вниманием перерыли его одежду. Только на груди нашли небольшой, тщательно завязанный узелок с горсткой земли. Оба бойца с минуту молча смотрели друг на друга..
— Понял ты? — печально спросил Глухов. — Когда он отступал или уходил из родного города, для памяти взял горстку земли. Это ясно.
— Верно говоришь, — кивнул головой Бектемир. — Солдат любит свою землю. Табаррук, говорят узбеки.
— Что?
— Табаррук. Как по-русски, не знаю. Самое дорогое, значит.
Глухов положил узелочек на грудь командира.
— Ее, как подушку, надо положить под голову, — посоветовал Бектемир.
Глухов покачал головой:
— Если он до самой смерти носил в сердце любовь к земле, то пусть и спит, вечно храня эту любовь на своей груди!
Они опустили в могилу тело офицера и молча засыпали.
В лесу прибавилась еще одна могила…
Глухов смастерил скромную деревянную звезду, огрызком карандаша, коротким, как сустав пальца, покрасил ее и, прикрепив к палке, воткнул в могилу. Затем на дощечке величиной с ладонь написал: "Майор Иван Андреевич Дробов — славный воин и патриот русской земли".
Девочка, по самую шею закутавшаяся в шинель, осторожно ела картофелину.
— Уже без приказа майора, — кивнул Глухов.
Зина смотрела на таинственное занятие старших. По ее не заинтересовало даже, как игрушечная звездочка, слегка покачиваясь на ветру, появилась на бугорке.
Перед тем как уйти, бойцы с обнаженными головами на мгновение замерли над могилой.
— Протай, товарищ майор. — Глухов резко повернулся: — Ну что ж, пойдем.
К полудню небо стало ясным. Под осенним солнцем чутко дремали золотые листья. Откуда-то из-за леса, клубясь, поднимался густой дым.
— Горят, все время горят деревни, — покачал головой Глухов.
— Вся земля горит, — прошептал Бектемир.
Иногда доносились отрывки немецких песен, гул машин. Все это заставляло соблюдать особую осторожность.
Силы бойцов были на пределе. Приходилось часто отдыхать. Но после каждого привала трудно было подняться — земля снова тянула к себе.
На другой день бойцы в лесу встретились с худым, оборванным мальчишкой лет двенадцати-тринадцати, в шапке, сдвинутой набекрень.
— Здравствуйте, товарищи бойцы! Куда путь держите? — деловито, подражая взрослым, спросил он.
— Ну а сам-то ты кто? Хозяин леса? Если так, порадуй чем-нибудь, — улыбнулся Глухов. — Сам знаешь, что нам нужно.
— Знаю. На восток вы ищете путь, пойдемте, я покажу. Чем вас еще порадовать? — подмигнул мальчишка.
— Да ты настоящий хозяин леса и к тому же все понимаешь, — похвалил Глухов.
Они присели возле большого старого пня. Мальчишка, ни слова не говоря, достал из кармана горсточку махорки и клочок газеты. Глаза бойцов загорелись.
— Золотой мальчик ты, видно по твоему подарку, — обрадовался Бектемир.
Курили втроем. Бойцы с наслаждением затягивались, а мальчик между тем начал рассказывать о своих делах.
— Я отсюда уже многих выводил. Даже целый отряд как-то вывел, — просто, как о чем-то обычном, сообщил он.
— Давно? — поинтересовался Бектемир.
— Нет. Совсем недавно. Много наших ходит по лесу, по болотам. Бегут из плена. Вот их и вывожу.
— Молодец! — откровенно восхитился Бектемир. — Настоящий герой.
Мальчишка покраснел.
— Ну что вы!
— Сам-то ты не попадал в руки фашиста? — спросил Бектемир.
— Фашист — настоящий дурень, — обжигая пальцы, докурил мальчишка самокрутку. — Обмануть его можно Когда не надо, он осторожничает. Но чаше всего не видит опасности под самым носом. Думает, что уже хозяином стал.
Мальчишка неожиданно вздохнул.
— Недавно расстреляли моего друга Костю. Он ночью привел в деревню раненого бойца. — Совсем по-взрослому добавил:
— Что поделаешь. Каждого на свете ждет смерть, но я мечтаю, чтоб моя голова дорого обошлась. Пойдемте, товарищи, мы здесь не в гостях у бабушки. Ах, бедная девочка, как она сжалась. Может, я понесу ее?
Бектемир отрицательно покачал головой:
— Не надо. Я привык уже.
Глухов, смеясь, предложил:
— Веди, генерал, с тобой можно идти на край света.
— Зачем же на край, — тоже улыбнулся мальчишка. — К своим пойдем.
Он привел бойцов в овраг.
Под низкими деревьями у переплетающихся кустарников сидела группа бойцов.
— Ого, пополнение!
— Еще воинство прибыло.
— Откуда, товарищи? — шумно встретили они Бектемира и Глухова.
Усталые, плохо одетые, грязные, были они из разных частей. Бектемир заметил, что голова и лицо одного солдата перебинтованы. На повязках других бойцов темнели бурые пятна запекшейся крови.
Мальчик обошел и по очереди насыпал на ладонь всем по щепотке табаку.
— Ну, Миша, не знаю, как тебя благодарить. Иди-ка, поцелую тебя разок, — произнес огромного роста боец.
— Эх, ты настоящий герой! Век тебя не забудем, — похвалил другой.
— Если бы я был Михаилом Ивановичем Калининым, то собственными руками украсил бы твою грудь орденом!
Миша словно не слышал этих похвал, продолжая рыться в своих карманах. Он достал обоймы, которые положил на колени черноволосому, с большими глазами сержанту.
— По пути насобирал. Очень много было. Но опасный товар. Если фашист найдет хотя бы один патрон, он целый диск в твою грудь выпустит.
— У нас есть три винтовки. Теперь они оживут. Твоя винтовка действует? — обратился грузин к Бектемиру.
— Если бы не работала, зачем бы мне таскать ее? — обиделся Бектемир.
Глухов, подсев ближе к сержанту, начал расспрашивать его:
— Давно вы здесь?
— Второй день, но отсиживаться не собираемся. А вы откуда?
Глухов стал рассказывать.
Бектемир отдал девочке последнюю картофелину. Она быстро съела ее.
Бородатый, полный боец, наблюдавший эту сцену, ласково обратился к девочке:
— Ага, сладкая! Как мед. Губки оближешь, доченька. В тяжелые дни ты встретилась. А то не только тебя, целый батальон накормил бы.
— Ты поваром был? — поинтересовался Бектемир.
— Да, пришлось.
— Значит, потолстел за наш счет! — раздался добродушный голос.
Эту шутку подхватили другие:
— Видно, не обижал себя.
— Вот какие неблагодарные! — обиделся бывший повар. — На войне — мое дело самое рискованное. Не понимаете? Под огнем готовь им пищу. Мало того, еще нужно было везти на передний край. Вовремя доставить пищу бойцу — это все равно что своевременно обеспечить передовую боеприпасами, а может быть, даже важнее. Звание только наше — повар. А сколько раз участвовал в боях, ходил в атаку. В один день как-то с полковым парикмахером мы в течение трех часов отражали атаки более чем двадцати автоматчиков. Те, как барсуки, попрятались в ямы. Некоторые смельчаки как, бывало, увидят — восхищаются. "Ох и повар!" Вот так-то.
Бойцы утихли, насторожились.
Где-то началась автоматная стрельба. Нужно было менять место. С наступлением темноты тронулись в путь.
Миша вел осторожно, но уверенно. Шли всю ночь по болотам. Вода надоедливо хлюпала под ногами.
