Это были главные доводы, которые приводил Ходзуми Одзаки. К нему прислушивались.
Разговоры о секретном пакте возникали и на средах в кружке «любителей завтраков». После того как начались переговоры, эта тема не была уже столь секретной, как раньше. Одзаки высказывался крайне осторожно. Как-то он напомнил старую японскую пословицу: «Никогда не торопись сказать «да» и не спеши верить тому, что тебе обещают...»
Принц Коноэ любил пословицы, сказанные ко времени. Напоминание Одзаки ему понравилось. В Тайном совете, председателем которого был теперь Коноэ, мнения тоже разделились.
Разногласия, возникшие в японском кабинете, вызвали недовольство, настороженность и раздражение Берлина. Риббентроп требовал ясного ответа. В последних числах мая он написал Отту:
«Вчера во время неофициальной и строго конфиденциальной беседы Осима сообщил мне следующее: он получил телеграмму от министра иностранных дел Арита, из которой ясно, что японское правительство решило воздержаться от вступления в войну в случае европейского конфликта. В очень решительных выражениях Осима ответил, что он отказывается передать эту точку зрения правительству Германии. После этого военмин Итагаки просил его не обострять отношений с Арита, чтобы не помешать дальнейшему обсуждению договора. Он подтвердил, что армия полна решимости разрешить этот вопрос как можно быстрее, даже рискуя падением кабинета. Мы здесь не можем понять, что происходит в Токио и почему японское правительство ведет себя так неопределенно и нерешительно».
Между Токио и Берлином пробежала серая кошка, именно этого и добивалась группа Рамзая...
Весной Рихард на неделю поехал отдохнуть в Атами – в курортный городок на берегу океана, в нескольких часах езды от столицы. Исии была в восторге от предстоящего путешествия. В бледно-розовом кимоно тона цветущей вишни, она сидела рядом с Рихардом, который, откинувшись на пружинящую спинку сиденья, уверенно вел машину. Широкий оби, расшитый шелковыми ветками вишни, плотно облегал ее талию. Наряд соответствовал моде сезона – цветению вишни, и только прическа – распущенные на европейский лад волосы – нарушала японский национальный стиль. Рихард улыбнулся:
– Ты как сакура, тебе надо цвести в саду...
Исии взглянула на Ики – наконец-то немного повеселел...
По дороге на полчаса задержались в Камакура, любовались статуей Большого Будды. По винтовой лестнице внутри статуи поднимались на самый верх, к голове Будды, откуда был виден холмистый берег, край океана, храм Хатимана, хранилище трех сокровищ богини Аматэрасу.
Обедали в яхт-клубе на островке Эносима, соединенном с берегом длинным мостом на бетонных сваях. Остров был обрывистый и высокий.
– Во времена сёгуната, – рассказал Рихард, – жители Эносима не выдержали осады врагов, покончили самоубийством – солдаты и женщины... Если вспыхнет война, мир превратится в такой же остров... Война – самоубийство...
Рихарда и сейчас одолевали неотвязные мысли, хотя так хотелось полностью отдаться короткому отдыху.
Дальше ехали берегом. Мелькнул и скрылся за песчаным холмом домик, где жили Клаузены. Потом надвинулись горные хребты Хаконе. За ними поднималась в небо красавица Фудзияма.
В Атами приехали засветло. Сначала увидели город сверху – прозрачный и легкий, он опускался амфитеатром, окруженный со всех сторон горными склонами. Съехали вниз по узкой и крутой дороге.
Наступил уже вечер. Переодевшись в зеленовато-серые кимоно, приготовленные в отведенной им комнате, вышли подышать воздухом. Освещенная многоцветными огнями улица Атами Гинза, нарядная как гейша, спускалась к берегу океана. В магазинчиках торговали сувенирами, крошечными кактусами, рыбными деликатесами. Неторопливо шли, разглядывая витрины. Над головой свисали гирлянды цветных фонариков, гибкие ветви искусственной сакуры. Зорге взглянул на часы: начало девятого, сейчас должен явиться Ходзуми Одзаки. А он уже махал им рукой с противоположной стороны улицы. Рядом шла его жена – Эйко, такая же миловидная, красивая, словно время не имело над ней власти, а впереди – дочка Йоко, которую Рихард видел еще в Китае. Йоко стала совсем взрослой девочкой и носила все такую же челку, закрывавшую лоб до самых бровей. Все трое были одеты в кимоно густо-оранжевого цвета.
– Комбамва[4]!.. Вы отдыхаете в Атами?! – громко воскликнул Одзаки, переходя улицу. – И живете в «Фудзи»! На вас серо-зеленые кимоно...
– А вы предпочитаете оранжевый цвет, – рассмеялся Зорге. – В каком отеле выдают эти прекрасные одеяния?
Знакомясь, женщины склонились в глубоких поклонах, дотянувшись ладонями до колен. Ходзуми тихо сказал:
– Вукелич ждет нас в ресторане...
После ужина снова гуляли. Бранко Вукелич приехал один. Рихард знал, что у него назревает разрыв с женой. Он вспомнил самую первую встречу с Вукеличем у него на квартире. На домашней вечеринке жена не присутствовала – она уехала куда-то с сыном. Подумал – случайно. Оказалось, что еще тогда начались размолвки в семье Вукелича. Его жена Эда входила в группу «Рамзай», и разрыв их не мог не тревожить Рихарда.
Эйко попрощалась и ушла укладывать дочь. Зорге сказал Исии:
– Митико, ты, вероятно, устала, иди отдыхай, а мы немного походим...
Проводив Ханако до гостиницы, остались втроем.
Снова прошли по Атами Гинза к берегу океана. Вдоль набережной тянулась невысокая бетонная стена, отгораживающая город от океана. За молом в темноте ночи было слышно его могучее дыхание – мощные глухие удары без наката волн и плеска брызг. По ступеням, вырубленным в стене, поднялись на мол и сели на скамью, отлитую из бетона. Плоские маслянистые валы то поднимались, то опускались в отблесках неоновых огней – багровых, синих, оранжево-зеленых.
– Вы знаете, где мы сегодня были? – сказал Одзаки. – В храме богини Каннона, который строит генерал Мацуи. Он сам лепит статую богини милосердия из земли, которую привез из Китая.
Командующий экспедиционными войсками генерал-лейтенант Мацуи Иванэ ушел в отставку. Тот самый Мацуи, про которого Рихарду рассказывала Агнесс Смедли. В Нанкине, на другой день после того, как японские войска заняли город и на улицах не затухала кровавая вакханалия, Мацуи приказал военным священникам весь день и всю ночь читать на площади священные буддийские книги, молиться за души павших японских и китайских солдат, чтоб души эти пребывали в покое и мире. Генерал сам, как буддийский священник, возглавил торжественное богослужение в Нанкине. Императору Хирохито Мацуи послал верноподданническое донесение: «Знамя восходящего солнца развевается над Нанкином. На берегу Янцзы воссиял императорский путь... Хакто Итио!»
Теперь на склоне лет – ему давно перевалило за шестой десяток, он поселился в Атами, сделался настоятелем собственного храма, который построил на свои капиталы. Ханжествующий генерал увлекся ваяньем. Из пропитанной кровью земли, привезенной с берегов Янцзы, он решил своими руками воссоздать статую богини милосердия, хранительницы покоя человечества...
Об этом и рассказывал Рихарду Ходзуми Одзаки... Разговор перешел на события в Китае.
Воина в Китае затягивалась и не приносила японцам желаемого успеха. На континент перебросили уже полуторамиллионную армию и теперь посылали еще четыреста тысяч. Принц Коноэ, еще будучи премьер-министром, выступал по радио и самоуверенно говорил о Китае как о решенной проблеме.
«После занятия Ханькоу и Кантона, – говорил он, – мы взяли также и сердце Китая – его плодородную Серединную равнину с семью большими городами, которые поддерживают жизнь всего континентального Китая. Вспомним древнюю китайскую пословицу: «Кто владеет Серединной равниной, владеет Небесной империей...»
– На самом деле все обстоит иначе, – сказал Одзаки. – Экспедиционная армия столкнулась с невиданным сопротивлением, и многие военные считают, что это в значительной степени объясняется действиями советских добровольцев. Такое непредвиденное обстоятельство нарушает все стратегические планы, вызывает раздражение в военных кругах.
Одзаки привел цифры: по сведениям Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, запасы железной руды в Северном Китае составляют около двухсот миллионов тонн – больше половины разведанных рудных богатств всей страны. Что касается угля, то в одной только Шандуньской провинции разведано полтора миллиарда тонн, всего же в Китае сто сорок миллиардов тонн – хватит на века. Не овладев этими мощными источниками сырья, Япония не сможет создать сферу великого сопроцветания Азии. Нужны стратегические запасы, иначе нельзя осуществить планы завоевания мирового господства.
В прошлом году Тайный совет решил не признавать центрального китайского правительства, создать новое и только с ним вести переговоры. Этим занимался Доихара до того, как он стал командующим Пятой армией на советско-маньчжурской границе. Кое-что ему удалось сделать: он подкупил Ван Цзин-вея из окружения Чан Кай-ши. Ван Цзин-вей бежал из Чунцина и теперь был на пути в Токио. На Формозу его доставили японским военным самолетом. Несомненно, продажного Вана хотят сделать главой китайского марионеточного правительства, как Пу-и в Маньчжурии.
