2) Некоторые командиры действуют недостаточно инициативно, не знают, как добиться перелома в положении, надеются на что-то и на кого-то. Потом, спустя определенное время, я понял, что это неверие в свои силы и расчет на что-то неожиданное, чуть ли не на чудо, было воспитано продолжительным господством культа личности. Люди, в том числе и довольно солидные руководители, считали, что все сколько-нибудь принципиальные решения придут сверху в готовом виде. Все это очень мешало нам в первые дни войны, когда требовалось порой обороняться малыми силами.
Командиры подразделений подчас ждали, как решит командир части, тот ждал решения командира соединения и т. д. А боец и сержант оставались в неведении, лишались возможности действовать. Надо было от всех командиров, начиная с командира взвода, потребовать со всей решительностью: где бы тебя ни поставили со своим подразделением, ты должен проявлять максимум инициативы, принимать бой, атаковать противника, защищать каждый рубеж советской земли.
В первых же боях мы почувствовали, насколько назрел вопрос о создании танковых соединений и объединений, предназначенных для решения оперативно-стратегических задач и организации танковых частей для непосредственной поддержки пехоты. Не случайно он так остро обсуждался на декабрьском совещании 1940 г.
Если бы наши стрелковые войска, противостоявшие мощным ударам противника, были усилены танками, то они, конечно, смогли бы оказать захватчикам гораздо более сильное сопротивление.
Внедрение в армию мотора сделало пехоту подвижной, а широкое использование танков дало сухопутным войскам наряду с подвижностью громадную пробивную силу.
В первые же недели войны стрелковые войска на собственном опыте испытали значение танка в современном бою, увидели, что успех их действий во многом зависит от наличия танков в боевых порядках. Танками укреплялась оборона, но особенно остро чувствовалась их необходимость при контратаках и контрударах, в ходе наступательных действий. В довольно редких случаях, когда удавалось усилить боевые порядки нашей пехоты танками, она действовала энергично, и наши контрудары и контратаки приносили успех. Наоборот, при отсутствии танков наступательные действия протекали по большей части медленно и не приносили решительного успеха.
Убедившись в этом, я 7 июля 1941 г. направил Верховному Главнокомандующему донесение, в котором просил включить организованно в стрелковые войска танки непосредственной поддержки пехоты:
Москва, Ставка, тов. Сталину.
Я лично, участвуя в боях 2–3 июля 1941 г. на Борисовском направлении и 4, 5, 6 июля 1941 г. в районе Дрисса, Барковичи, установил положительную роль наличия танков в боевых порядках пехоты.
В боях под Борисовом мотострелковая дивизия и сборные отряды, созданные из отходящих частей, усиленные 70 танками, оказывали исключительное по силе сопротивление и наносили короткие контратаки, которые противник не выдерживал.
Иное положение было в районе Барковичи, где я также организовал несколько контратак, но успеха не добился, нечем было подбодрить пехоту. Бои носят в данный период подвижную форму, поэтому командир дивизии при наличии у него танков мог бы всегда выбросить часть своих сил на машинах, что он зачастую и делает, но он лишен возможности усилить их подвижными огневыми средствами в виде танков. Появление наших танков на поле боя вместе с пехотой, даже небольшими группами, создавало замешательство в рядах противника.
Поэтому я прошу рассмотреть вопрос о возможности передачи пехоте 1–2 рот танков на дивизию или по крайней мере дать 1 батальон на корпус.
Я считаю, что наши танки Т-26 в механизированных соединениях принесут меньше пользы, чем в пехоте, правда, и механизированные соединения без танков Т-26 оставлять не следует (ибо других марок мало), но какую-то часть танков нужно пехоте дать, нужно укрепить ее стойкость.
№ 346
7 июля 1941 года{13}.
Генерал-лейтенант Еременко
Таким образом, и до войны, и во время войны довольно остро ставился вопрос о необходимости как танковых соединений для решения оперативных задач, так и танковых частей непосредственной поддержки пехоты. К этому голосу, однако, по-настоящему не прислушались.
В организационных вопросах при создании танковых формирований были допущены крупные просчеты. Мы еще в 1935 г. создали танковые корпуса и шли в этом отношении впереди всех армий мира, но через два года, поддавшись влиянию тех, кто однобоко воспринял ограниченный опыт испанской войны, расформировали танковые корпуса, допустив самую серьезную ошибку. В период культа личности Сталина многие организационные вопросы решались непродуманно. Крайность в любом вопросе вредна, а в решениях военных вопросов она совершенно недопустима.
После того, как были расформированы танковые корпуса, танки были переданы в состав стрелковых войск. По организационной структуре это были батальоны и бригады, на этой основе проходила вся боевая подготовка войск. Ни одно учебное наступление полка, батальона и даже роты не проводилось без танков. Если реально танков почему-либо не было, то делали макеты танков, использовали их для обозначения танков. Таким образом, обучение и воспитание войск проводилось в тесном взаимодействии пехоты, танков и артиллерии, без этого запрещалось проводить тактические занятия.
Таким образом, пехота, воспитанная на совместных действиях с танками, в начале войны оказалась без какой-либо поддержки танков.
Так получилось потому, что те, кто отвечал за организацию войск, шарахались из одной крайности в другую. Сначала были ликвидированы начисто оперативные танковые формирования, а затем с такой же категоричностью были уничтожены танковые части непосредственной поддержки пехоты.
В 1939 г., когда начали создаваться механизированные корпуса, в них были включены все танковые бригады и батальоны, так что пехота оказалась оголенной и осталась совершенно без танков.
Для механизированных корпусов при этом были составлены также весьма неразумные штаты. Корпус имел в своем составе две танковые и одну мотострелковую дивизии, всего 1200 танков. Это была явная перегрузка. Мотострелковая дивизия имела до 300 танков, в то время как опыт показал, что для нее было достаточно иметь в каждом мотострелковом полку по одному батальону. Значит — три батальона и один батальон в распоряжении командира дивизии (последнего можно было бы и не иметь). Даже с учетом этого батальона всего на мотострелковую дивизию хватило бы 120–130 танков и из танковых дивизий легко можно было взять по 30–40 танков, так что за счет механизированного корпуса можно было сэкономить до 250 танков. Это давало возможность создать не менее шести танковых батальонов непосредственной поддержки пехоты.
Если бы это было сделано с каждым механизированным корпусом, то у нас было бы вполне достаточно танков, чтобы сформировать 60–70 танковых батальонов непосредственной поддержки пехоты. 70 стрелковых дивизий, действовавших на главном направлении, могли быть обеспечены танками непосредственной поддержки пехоты. Причем такое мероприятие совершенно не умалило бы боеспособности механизированных корпусов. Если даже допустить, что механизированные корпуса были бы несколько ущемлены, то и тогда следовало смело идти на это, ибо соответствующее усиление стрелковых войск придало бы им новые качества высокой боеспособности. К этому мы их настойчиво готовили, учили и воспитывали.
10 июля я вернулся в штаб фронта, расположенный в населенном пункте Гнездово под Смоленском. В штабе находились маршалы С. К. Тимошенко и Б. М. Шапошников. Я ознакомил их с обстановкой на участке 22-й армии и высказал приведенные выше соображения о действиях войск армии, с которыми они согласились. Подробно я доложил о проведенных мною мероприятиях под Себежем и в районе Городка.
Между тем события в полосе 22-й армии продолжали развиваться.
К исходу 10 июля армия вела исключительно ожесточенные бои с превосходящими силами противника, которые охватывали с флангов Себежский и Полоцкий укрепленные районы.
В течение последующих трех дней части 22-й армии, продолжая вести исключительно напряженные бои, под давлением превосходящих сил противника отошли в восточном направлении: 51-й стрелковый корпус на рубеже Сойно, Мищево (западнее и юго-западнее Пустошка), оз. Жадро, оз. Свибло, имея перед собой части 2-й моторизованной дивизии и 290-й пехотной дивизии, 112 и 98-я стрелковые дивизии — на рубеже Воловники, Юховичи, Клястицы, Головчицы, Грибово, Селявщина. Противник силами армейского корпуса наносил удар на фронте Старый Двор, Боровуха. Во второй половине дня 16 июля пехотная дивизия, посаженная на машины и усиленная танками, ворвалась в г. Невель. Контратака частей этих двух наших дивизий из района Головчицы, Грибово на Игнатове успеха не имела.
