не задеть кого-то из своих. Может быть, офицер идет с обходом по позициям, или абвер делает вылазку, или минеры работают в поле. Они ведут перекрестный огонь, и при такой траектории пуля может задеть своих же, если они находятся на одном из флангов. Слева — болото, справа — минное поле… а еще там колодец у немцев, откуда они берут воду. Ведь они сами заминировали все подходы к реке, рискованно каждый день ради глотка воды проходить большую территорию, да и далековато — больше трех километров до берега. Вы рассказывали, что у них есть колодец, поэтому я решил, что, может быть, за водой отправляется наряд. На время их прохода стрелковый огонь прекращают. Только снайперы контролируют нашу линию окопов. Пленный рассказал, что так именно все и происходит. Фельдфебель попал в плен, сейчас подразделение без командира. Поэтому на Соленые холмы на замену фельдфебелю должен прибыть новый командир, это будет как раз офицер из тех, кто служат на железнодорожной станции. Он нам и нужен, ведь вновь прибывший знает все о железнодорожной ветке. Это те сведения, которых нам не хватает… Чтобы пробраться незаметно к колодцу, придется действовать ночью, как это сделал Зинчук. Он оставил метки, пойду по ним. Потом устрою засаду у колодца, в грязи это сделать легко. Наряд всегда сопровождает старший, это и будет новый офицер. Со стороны снайперов колодец закрывает гряда холмов, они во время перерыва наблюдают за нашими окопами. Немцы не сразу сообразят, что произошло. У меня будет час для возвращения. Протащу офицера через минное поле, даже если и заметят, то стрелять не будут. Взвалю его, как мешок, на себя, станет щитом. Увидят фрицы, побоятся по своему командиру палить. Ребята будут здесь ждать, в этом деле много народу ни к чему. Вот такой план, товарищ майор.
Краснов одобрительно крякнул:
— Хорошо сообразил, голова у тебя золотая, Шубин. Мы тебя поддержим огневой атакой по центру, отвлечем внимание на себя.
— Опасно это, товарищ майор, — огонь на себя вызывать.
— Ничего, потерпим! — Командир батальона готов был помочь разведчику. — Ради того, чтобы в наступление пойти, потерпим! Осточертело сидеть в окопах, пора уже жару дать гитлеровцам! — Он резко поднялся во весь рост и вгляделся в серое от дыма небо над головой. — Не привыкли советские офицеры по окопам, как крысы, сидеть. Поэтому так и знай, капитан, чем сможем, тем и будем помогать. Ты нам, наконец, надежду на наступление даешь, от такого сразу сил прибавляется. — Тон командира стал снова деловым. — Скажи, что тебе будет нужно? Маскхалат, оружие? Может, бойцов на прикрытие поставим, опытных стрелков? Говори, не стесняйся!.. Ты хоть обедал сегодня, товарищ капитан?
Смущенный почти отеческой заботой, Глеб покачал головой — еще не ел. Да и сам командир видел, в каком состоянии разведчик: серое от усталости лицо, воспаленные глаза из-за бессонной ночи; одежда, стоящая колом со слоем высохшей грязи, сапоги, в которых мокрые портянки. Он нахмурился:
— Ты иди к своим. Я сейчас найду, во что сухое переодеться. Иди, иди, — заторопил он Шубина. — Обед получат на всех, два часа отдохнешь. А там уже стемнеет… — Он повернулся к разведчику, перед тем как шагнуть в сеть траншей. — Верю в тебя, капитан, ты точно сделаешь все, чтобы выполнить свой долг перед Родиной, перед товарищами.
Глеб кивал, но силы его таяли с каждой минутой. Он понимал, что, и правда, только еда и сон помогут восстановить силы перед вылазкой на территорию противника. Поэтому разведчик пробрался сырыми коридорами до темной, напоминающей пещерку, землянки. Здесь на импровизированной постели из брезента, плащ-палаток, соломы уже дремали его бойцы. При виде командира группы вскинулись со своих мест, Глеб махнул рукой — отставить. Выхлебал из протянутого ему котелка жидкую кашу вприкуску с разбухшим от воды хлебом, а потом почти сразу провалился в короткий сон, так и не успев ответить на вопросы, которыми его завалили молодые разведчики:
— Что теперь с Зинчуком будет, дезертиром объявят?
— Как так, товарищ капитан, и герой, и сразу предатель Пашка?
— Что немец сказал, помог язык?
— Стукаленко в госпиталь отправят с машиной?
Все вопросы стихли, как и обсуждения. При виде задремавшего командира остальные тоже улеглись вповалку. Минута, и импровизированная казарма наполнилось мерным дыханием спящих людей.
Проснулся капитан с болью во всем теле, голову будто сжал металлический обруч, а кости ломило от озноба. Ослабленный после госпиталя организм мгновенно отреагировал на ледяную сырость вокруг, Глеба разбила лихорадка. Но лечиться, измерять температуру да пить горячий чай — времени не было. Он отодвинул неприятные ощущения подальше, принялся быстро переодеваться в ворох сухой одежды, что собирали по батальону. Сразу стало теплее, отступила ломота, голова прояснилась. Капитан проверил готовность: нож и пистолет на ремне, другого оружия не понадобится; вытащил документы и личные вещи, чтобы при провале затеи капитана немцы не могли его опознать. Потом коротко попрощался с остальными разведчиками и направился к выходу — скользким ступенькам, вырубленным в стене.
Снаружи было темно. Огонь со стороны Соленых холмов почти стих, редко-редко строчил пулемет, будто напоминая о том, что гитлеровские стрелки не спят и контролируют квадрат. В этот раз Шубин не направился к черной широкой полосе, он уже знал, что затишье это — обман, стоит любой тени шевельнуться в серых сумерках, как туда обрушится шквал пуль. Теперь он короткими перебежками направился вдоль окопной линии на другой фланг, туда, где поле превращалось в перекаты из кочек и холмиков. Нижняя часть возвышенности загибалась коротким хвостом на этой пересеченной местности. Для стрельбы квадрат был неудобным из-за большого количества овражков и низинок. Поэтому, чтобы обезопасить подходы к высоте, минеры вермахта нашпиговали этот участок минами. Одно неверное движение могло вызвать мощный взрыв с фонтаном раскаленных осколков, несущих смерть.
Но безопасный путь через эту территорию смерти проложил Павел Зинчук, и капитану Шубину оставалось только довериться его меткам. Он осторожно вытянулся на краю поля, всмотрелся в черные силуэты, протянул руку и нащупал холмик из застывшей земли — вот первая отметина. Шубин подтянулся на руках, снова проверил на ощупь колею, которую оставил Пашка. В холодной земле отпечатались следы сапог и тел, а слева возвышалась следующая пирамидка, которая обозначала — путь свободен.
От метки к метке он двигался осторожными, плавными движениями, не давая себе передышки. Иногда переворачивался на спину и так же скрытно, опустив руки почти к земле, растирал ладони и ноги. Медленное передвижение длилось почти всю ночь. Сумерки перешли в непроглядную темноту, когда казалось, что весь мир вокруг спит
