Как известно, в нашем отечестве весь бандитизм, организованный с размахом, производится от имени государства. На его авторитет сослался и Иван Подгорный, полномочия которого мы не могли ни проверить, ни оспорить. Иван в краткой речи сообщил, что все, добытое нами на «поле боя», принадлежит государству и требуется для важных государственных нужд. Что именно требуется государству немедленно, определит лично он и здесь, на месте, по его приказу эти машины будут отгоняться направо на специальную площадку. Расхаживая вдоль строя, как журавль среди индюков, Подгорный с садистским удовольствие палача, в полное распоряжение которого поступал осужденный и остается только решить: задушить ли его сразу или, продлевая удовольствие, сначала оторвать яйца, сочувственно заглядывал в глаза владельцам сверкающих лимузинов и укоризненно ныл: «Зачем вам, командиру полка „Опель-Адмирал“? Я вам другую машину дам, а ее поставьте направо». Бедный Михайлюк хлопал ртом, как рыба, выброшенная на песок, смертельно бледнел и пробовал что-то лепетать, но Подгорный шел уже дальше, а машину отгоняли направо. Михайлюка совсем не утешало, что, как пояснил ему Подгорный, на этих машинах ездят только генералы да члены правительства. Машина действительно была хороша. На этом же смотре я надавил пальцем на ее черное лаковое крыло и она сразу же плавно закачалась на рессорах.
Таким образом, Иван экспроприировал все более или менее приличные экземпляры автомобилей. «Полковник Суяков, начальник штаба дивизии!» — отрапортовал наш женолюб, видимо, желая прикрыть должностью сверкающий за его спиной «Вандер». Но это была явно не та должность, которая могла произвести впечатление на Ивана. «Знаю, знаю», — сказал Подгорный. «Отгоните машину направо, вам другую дадут». Действительно, «штыки» Подгорного суетились возле нескольких экземпляров всякого автомобильного хлама. С добытым транспортом Иван Подгорный обошелся по государственному: его «штыки» отогнали всю колонну в Венгрию, где продали за два с половиной миллиона пенго, на которые, в свою очередь, накупили всякого золотого хлама у голодных будапештцев.
Судя по кривой карьеры Ивана, он все же умел делиться добытым с кем надо. Недаром после войны служил в инспекции, контролирующей полеты авиации союзников по воздушному коридору над Восточной Германией в Западный Берлин. Германия тогда была настоящим Эльдорадо для всех мародеров. И скрыться от загребущих рук Ивана было просто невозможно. Уже когда наш корпус раскассировали, отправив две дивизии вместе со штабом и командиром корпуса в Болгарию, якобы против английских империалистов, оккупировавших Грецию, а на самом деле для прокормления, нашу же дивизию, определили в Одессу, то Иван и там нас нашел со своими шкурными проблемами. В один прекрасный день к нам в полк заехало два автомобиля: один черный, а другой темно-вишневый. Сопровождавший их капитан предъявил нам записку Подгорного на имя Смолякова, в которой тот просил заправить баки этих автомобилей под самую завязку и дать канистры с горючим в путь. С горючим у нас в полку было туго, а требовалось литров 200. Слили из баков боевых самолетов и зарядили Ванькины трофеи, порекомендовав в дороге поменять часть авиационного бензина на автомобильный и заливать эту смесь в баки, чтобы мотор не перегревался. Как выяснилось из рассказа сопровождавшего машины капитана, машины гнались в Таганрог, к отцу Подгорного. Учитывая, что еще в Венгрии и Чехословакии во дворе особняков Подгорного всегда стояло несколько новых машин, что ему стоило выделить для отца пару первоклассных автомобилей? Что ж, все мной рассказанное лишний раз подтверждает, что эти семьдесят лет исторического сбоя, когда Россия шла по бездорожью, мы находились в руках самых настоящих бандитов и уголовников, живших по своим законам. Случалось, что трофейная одиссея приобретала детективный характер. Как-то в графский дворец, где мы жили, неподалеку от аэродрома в Тапо-Серт-Мартон, что возле города Цигледа, явились крестьяне, которые прониклись к нам уважением после изгнания румын и раздачи зерна, и сообщили, что, по их сведениям, в стенах подвалов графского дворца замурован клад. Инициативу захватил в руки Соин — главный полковой мародер. Прихватив с собой уполномоченного особого отдела в нашем полку и ординарца, Соин опустился в мрачные обширные подвалы. Несколько дней, мигая фонариками и коптя потолок факелами и свечами, наши кладоискатели обстукивали все стены подряд. Наконец, уполномоченному особого отдела, которого уже заждалась подруга из батальона обслуживания, это дело надоело. Но Соин был неутомим. И в конце концов, что-то выстукал. Меня эти дела мало интересовали, больше торчал на аэродроме, но в политотделе корпуса к изысканиям Соина не остались равнодушными. Старикашка, очередной начальник политотдела нашего корпуса, полковник Горбунов, при следующей встрече поинтересовался: «Что это у вас там Соин занимается грабежом? У нас есть сведения, что он нашел клад в стене подвала. Там есть золотая подкова, усыпанная бриллиантами. Пусть срочно представит ее командиру корпуса на исследование». Я хорошо представлял, что «исследовать» подкову Иван Подгорный станет в собственном кармане и скажет при этом: «Зачем она вам, эта подкова?». А уж чья бы мычала, насчет грабежа, а Горбунова молчала. Он сам раздобыл, неизвестно откуда, две легковые машины экстракласса, и доверху набил их разным барахлом. Его имущество день и ночь охранял огромный дог, со страхолюдной рожей, огромными клыками и маленькими ушами.
Но тем не менее, приказ был получен, и я пригласил Соина. Валька-разбойник засмеялся. Он гордился признанием его авторитета, как знаменитого добытчика трофеев. «Да ну их, эта подкова без всяких бриллиантов! Придумали! Просто дуга из желтого металла, полученная графом за успехи его лошадей в скачках. У Блажевича лучшие лошади в Венгрии. Я завтра буду в корпусе, захвачу подкову, покажу этим болванам» Уж не знаю, что там Валька показывал, но вернулся улыбающийся, и больше никто в корпусе о подкове не вспоминал.
Что касается разговоров о грабеже, то они отскакивали от Соина, как снаряды нашей артиллерии среднего калибра от брони наступавших немецких танков, как мне приходилось это видеть в 1942-ом году под Волчанском. Ударит снаряд в лобовую броню танка, выбьет целый сноп искр и с воем отрикошетит или свечой уйдет вверх. Наши артиллеристы бьют и попадают, а немецкие танки идут вперед. Не так ли погибли курсанты под Жутово, возле Сталинграда в июле 1942-го года?
А улыбался Валька недаром. Как потом мне рассказывал его ординарец, в подвальном тайнике обнаружился сервиз на 12 персон из серебра и золота. Соин поделился предметами графского сервиза с особистом, и все было шито-крыто. Так что подкова — пустяк. Валька мог отдать ее Ивану Подгорному. Думаю, если бы можно было потрясти сундуки Соина, увенчанные амбарными замками, которые он всюду таскал с собой, то Алладдин бы позавидовал. Был там огромный набор немецких наград, в том числе целый ящик фашистских железных крестов, подобранных в Крыму, ковры, ружья, радиоприемники, пишущие машинки, фотоаппараты, разнообразные боеприпасы, целый ворох членских билетов нацистской партии и многое, многое другое. Я сам некоторое время таскал с собой несколько немецких железных крестов, пару членских билетов нацистской партии, тоже подобранные в Крыму, пачку фотографий Гитлера и его приближенных на разных этапах их карьеры. Но потом я, чтобы особисты не приклеили чего-нибудь, повыбрасывал все это добро, о чем сейчас жалею. Валька Соин был не таков. Загребущие руки этого парня, который еще в 14 лет сумел пройти путь от смазчика паровой молотилки до ее машиниста и кочегара буквально за три дня, не знали замков или дверей, которые нельзя было открыть или подорвать.
Но так уж устроена наша жизнь, что никто не получает у нас сполна: не герои, ни грабители. Реальная цена добытого Соиным за рубежом составляла огромные суммы, и почти все это, уже дома, при помощи девальвированного рубля и системы цен, которая, в соответствии с зарплатой, превращала что угодно в мусор, пошло прахом. Часть Валькиных трофеев по дешевке продала его первая жена, вдова погибшего еще до войны на аэродроме в Судилково летчика. Это под Шепетовкой, где служил Валька. Ей нужно было кормить детей. Однако, эта женщина, переоценив силу Валькиных привязанностей, совершила роковую ошибку. Реализовав часть Валькиных трофеев, дело было в Зельцах, она накрыла неплохой стол, за который Соин пригласил все дивизионное начальство. Первое слово предоставили его жене, которая сразу же продекларировала, что с мужем у нее все в порядке. А гадюка-Зойка, фронтовая подруга Вальки, о которой она прослышала, пусть подавится от злости. Сегодня мы гуляем на деньги, оставшиеся от продажи Зойкиных вещей. Валька психанул и заявил, что она не стоит Зойкиной подметки. Напрасно наши начальники во главе с Гейбой потирали руки, предвкушая выпивку с закуской, вместо этого произошел грандиозный семейный скандал. Валька бросил жену и уехал под Москву к Зойке, кругленькой коротышке, у которой голова, казалось, совсем не имела шеи. Из-за этой Зойки Валька хлебнул горя и даже был разжалован из подполковника в майоры: в Тирасполе один из летчиков стал опрашивать однополчан, выясняя, кто еще не спал с Зойкой. За это Соин выбил ему два зуба. Под Москвой сокровищ Соина, реальная цена которых была бы сейчас сотни тысяч долларов, как раз хватило на приобретение дрянненькой дачи и советской машины «Победа». Потом Соины не прижились и под Москвой, и подались в Урюпинск (там мы получали технику перед началом Сталинградской битвы — я воевал еще в 43 истребительно-авиационном полку), на родину Валентина. Здесь на песчаных берегах Хопра, работая в местном аэропорту, и закончил свою карьеру наш неутомимый мародер, кладоискатель и начальник штаба полка Валентин Петрович Соин, умерший в 70-е годы от рака. Что за удивительная страна! Нет в ней счастья ни подлецам, ни проходимцам, не Героям! Бедный ходит, проклиная все на свете, а богатый прячет свои доходы и жует булку с ветчиной под одеялом.
