— Эх, парень, парень, из этого дерьма домой нам уже не вернуться!
— Брось каркать! Тебя положат в братскую могилу сверху, если будешь настолько любезен и сейчас же заткнешься!
Каждый по-своему готовился к неведомому.
В 3.15 артиллерия из тысяч стволов нанесла удар по русским позициям по всей ширине фронта. Загорелись леса, вспыхнули нефтехранилища. В свете этого пламени волны бомбардировщиков в сопровождении истребителей потянулись в глубину территории противника. Танковые соединения уже в первые часы глубоко прорвались в оборону противника.
Мы с нетерпением ждали нашего часа. Для солдата нет ничего хуже, чем выносить дни или часы перед предстоящим наступлением. Ведь только в ходе него проходят страх и нервозность. Наконец пришел приказ: «К машинам!» Короткое бесшумное движение. Мы готовы.
«По машинам!»
«Заводи!» Сотня моторов батальона загудела в теплой ночи, прогреваясь на холостом ходу.
«Марш!» В свете фар, закрытых светомаскировочными приспособлениями, колонна пришла в движение.
Заключительные слова в приказе фюрера: «Да поможет нам всем в этой борьбе Господь Бог!»
И только для меня одного: «Господи, не оставь меня!»
Мы поняли, что не все так серьезно. Слишком далеко и слишком быстро ушли наши танковые соединения вперед. От такой мощной группировки противника мы ожидали большего сопротивления. До сильно укрепленной линии Сталина еще сотни километров. Тогда, наверное, придется действительно трудно.
После длившегося несколько дней моторизованного марша мы переправились через Двину. Над нашей двигавшейся колонной постоянно висело густое облако пыли. Несмотря на защитные очки, у многих воспалились глаза, что мешало следить за дорогой. Приборы ночного освещения теперь снова были погашены, ночью мы ехали совершенно без света. Только не как во Франции по хорошим дорогам с твердым покрытием, а по глубокому слою пыли. В темноте и пыли дороги совершенно нельзя было различить. Я ориентировался по верху. Если вдоль «дороги» стояли деревья, то на фоне более светлого неба я мог разглядеть их кроны. Между ними находилась дорога. Метр влево — метр вправо — не играло никакой роли. Встречного движения не было. Офицер справа от меня взял на себя задачу наблюдать, чтобы предотвратить столкновение с впереди идущей машиной.
На этот раз таблеток первитина не давали. И несмотря на это, мы должны были двигаться за нашими танковыми частями до того момента, пока не окажемся в авангарде. Во время необходимых остановок мы на машинах съезжали в придорожный лес и маскировали их от воздушной разведки противника. Уважение к русским ВВС было очень велико, так как нам говорили, что численно они превосходят нас в несколько раз.
Едва мы хотели продолжить марш, как пришло сообщение о приближении крупного соединения русских бомбардировщиков. Мотоциклист, доставивший это сообщение, одновременно передал приказ, что в случае атаки бомбардировщиков марш не должен останавливаться ни в коем случае.
Когда появилось около 30 двухмоторных бомбардировщиков, они атаковали нас в поперечном направлении к нашему движению. Все бомбы попадали в болотистые луга справа от дороги. Никаких потерь у нас не было. Если бомбардировщики противника всегда будут так атаковать, то немецким истребителям и появляться не надо. Пока мы думали о том, не перестать ли нам уважать вражеские ВВС, эскадрилья «мессершмиттов» атаковала улетающее соединение и подбила почти все бомбардировщики. Превосходство нашей авиации было подавляющим. Дымящийся самолет, на малой высоте, медленно снижаясь, летел прямо на нас. Мы видели остановившиеся пропеллеры, и то, как экипаж выбрался из кабины и лег на плоскости, держась за их переднюю кромку. Парашютов у них не было. Самолет тихо и медленно планировал на ольшаник в стороне от дороги рядом с нами.
По глубокой пыли ухабистой дороги змея нашей колонны продолжала ползти дальше на северо-восток: болото, песок, сосновые леса, луга, березняки, ольшаники, редкие низенькие домишки с маленькими садиками.
Потом — первый русский солдат: он лежал на спине поперек проезжей дороги. Казалось, что его глаза уставились в небо. Рядом с его телом — маленькая лужица запекшейся крови. Небольшое тело окоченело в льняной форме оливкового цвета, торчащие из рукавов грязные руки вцепились в землю. Глубокие колеи прочертили полукруг вокруг его тела. Бесконечно просторная одинокая страна и одинокий мертвый — потрясающая картина для того, кто был способен это видеть.
В БОЛОТАХ И ЛЬДАХ ВАЛДАЙСКОЙ ВОЗВЫШЕННОСТИ
Через броды и наскоро наведенные мосты в последующие дни дивизия преодолевала ручьи и реки перед старой русской границей. Мы приближались к Себежу, то есть линии Сталина. В связи с этим у нас возникали в памяти воспоминания о линии Мажино или о «Западном вале».
Мы встретили саперов, действовавших под Даугав-пилсом. Один фельдфебель рассказал нам об остановленном товарном поезде, запертые «скотовозы» которого были набиты битком мертвецами всех возрастов. Тот, кто не был расстрелян, просто задохнулся в этой давке.
Этот рассказ, быстро распространившийся по войскам, внес новый элемент в нашу борьбу с русскими.
Шестого июля мы вышли к ужасавшей нас линии Сталина. Эта была линия долговременных огневых точек, протянувшаяся через луга, поля и леса в несколько эшелонов. Тут мы показали, на что способны хорошо подготовленные, полные молодых сил солдаты.
Обозные грузовики спрятались под покровом густых лесов. Рядом с наступающими войсками остались только боевые машины.
Разведывательные дозоры вскоре наткнулись на русское боевое охранение, едва приблизившись к оборонительным сооружениям. Позиции боевого охранения были мастерски замаскированы. Мы понесли первые потери от замаскированных на деревьях снайперов.
Из тыловых районов ударила русская тяжелая артиллерия. Снаряды ложились далеко позади, приблизительно там, где размещался наш обоз.
Позиции боевого охранения противника были вскоре преодолены. Показания пленных помогли нам выяснить положение хорошо замаскированной линии укреплений. Расчеты тяжелых пулеметов и минометов моей роты были приданы другим ротам батальона для усиления. Оставшись один в машине, я поехал на моем «Адлере» в укрытие в лощину, а потом с опушки леса наблюдал за боем. Я чувствовал себя снова оказавшимся на полигоне в Мюнзингене. С высот пулеметы вели точный огонь по амбразурам дотов, а минометы своим огнем перед амбразурами «ослепляли» их гарнизоны, позволяя саперам и пехоте преодолеть находящиеся перед ними заграждения из колючей проволоки и приблизиться к дотам.
Я видел, как на удобное для стрельбы по укреплениям расстояние подъезжали трехосные тягачи с 37-мм противотанковыми и легкими 75-мм пехотными орудиями на прицепе, как из них выпрыгивали расчеты, наводили орудия и вели огонь по тем дотам, которые не могла взять пехота. Однако ожесточенный огонь противника с незаметных позиций наносил чувствительные потери умелым канонирам. Один из водителей трехосных тягачей пехотных орудий направил свою машину в укрытие в лощину, где укрывался и я. По его диалекту я определил в нем уроженца Верхней Австрии. Он был из Зальцкаммергута, недалеко от родины Мика. Мик выписывап фигуры на своем мотоцикле с.коляской где-то на равнинных просторах, подвозя боеприпасы для пулеметов и эвакуируя раненых на перевязочные пункты.
Посыльный мотоциклист привез приказ гауптштурм-фюрера Шрёделя: «Как только оборона на линии дотов будет подавлена, полностью загрузить машину боеприпасами для миномета, посадить два минометных расчета и проехать за первую линию обороны противника».
«Прекрасно! Загрузить полный кузов фугасных мин, и проехать между еще ведущими огонь дотами! Это способствует прекрасному вознесению на облака! Но сначала пара глотков «боевого духа» из «трехзвездочной»!
Когда я выехал из лощины, передо мной пару раз грохнуло. Но я уже ехал вдали от какого-либо укрытия. Значит, вперед! Под высокими соснами я загрузился боеприпасами: тридцать оцинкованных коробок с тремя 81-мм минами в каждом доверху наполнили мой автомобиль. Мне надо было еще выяснить, где мне посадить два минометных расчета. Вот бы еще машина это выдержала! Минометное отделение должно было сесть где-то в глубокой лощине на первом рубеже у самой линии дотов, которые якобы уже подавили. Прекрасно, прямо как в кино! Еще глоток «трехзвездочного»... Боже мой! Я же герой!
Когда я подъехал к означенной лощине, по ней уже пару раз ударила русская артиллерия и причинила потери. Я, проклиная все, понял, что я сюда на своих плечах наверняка притащил еще артиллерийского огня!
Раненые остались позади, а десять (!) человек с двумя минометами погрузились на мою машину, и мы рванули! Я почти не видел узкой лесной дороги, настолько плотно вокруг меня сидели солдаты. Огонь пехоты противника вреда нам не причинял. На сильно перегруженном автомобиле мы, не сломав мостов, проехали между дымящимися и еще местами ведущими огонь дотами.
