— Вы знаете чеченский?
— Я с шести лет в Грозном живу. Хорошо знаю и их язык, и их натуру. — В голосе Монетки вдруг зазвучала жестокость, и глаза её полыхнули ненавистью. — Волки — одно им слово…
— А как вы на нашу сторону попали? Где линию фронта перешли?
— Так это не проблема. — Монетка улыбнулась так, словно давно ждала этого вопроса. — Какая линия фронта? Где вы её видели? Там где русские стоят, там же напротив и боевики, а где русских нет — там и чеченов нет. Вам на карте показать где прошла?
Снегов нахмурился.
— Вы умеете карту читать?
— Товарищ майор, вы, я смотрю, всё никак мне не поверите. Всё проверяете… — в голосе Монетке сквозанули обиженные нотки. — Карту я читать не умею, но уж в плане города, где всю жизнь прожила, как-нибудь разберусь. Я вот ваших ребят вчера спасла. Может вам не рассказали? Я ненавижу всю эту мразь. И просто пытаюсь своим русским помогать как могу. Если вы мне не верите, то я могу уйти. Ваше право… — и Монетка даже встала с ящика, словно собираясь выйти вон.
— Ладно, Нинель Григорьевна, не горячитесь. — Уже примирительно сказал Снегов. — И про помощь вашу я наслышан. Спасибо вам. Но я как командир должен иметь полную и проверенную информацию. С мостом мы будем думать, как поступить. Информация это ценная.
Монетка вновь опустилась на ящик.
— К мосту я могу вас вывести дворами так, что чечены даже и не заметят. Они ночью сами не очень-то лазят по городу. Больше по своим домам сидят. Давайте я с вами пойду?
— Хорошо. Вы тут посидите, чайку попейте, а мы пока прикинем, как всё лучше сделать.
С этими словами Снегов встал. Повернулся к сидящему во мраке подвала Ломову — нашему каптёру — дебелому, рыжему сержанту-контрактнику из Ярославля.
— Накорми и напои женщину чаем.
— Есть! — Вытянулся Ломов, отбросив на дальнюю стену огромную бесформенную тень.
— Пошли за мной! — бросил ротный нам и направился к выходу из подвала.
— Товарищ капитан, чего тянуть-то? — Шагая вслед за Снеговым по тропе среди развалин, бубнил Надеждин. — Только время потеряем. Разрешите, я с взводом выдвинусь. Оседлаем мост, а батальон подтянется…
— Тебе, что Надеждин, не терпится звезду получить? — хмыкнул Снегов. — Получишь! Но не золотую, а жестяную. И не на грудь, а на казённое бетонное надгробие. Знаешь первую заповедь проститутки? Не суетись под клиентом.
— Я не суечусь. — Обиженно протянул Надеждин. — Я о деле беспокоюсь. Женщина город знает. К нам пробралась. Значит, и нас может провести. Сколько мы времени и сил сэкономим. Неделю уже к этому мосту пробиваемся. Сколько народа положили…
— Помолчи, Надеждин! — Раздражённо оборвал лейтенанта ротный. — Чему вас только теперь в училищах учат? Заруби себе на носу. На войне никогда не хватайся за первую пришедшую тебе в голову мысль. Она ещё не показатель того, что ты гениальный полководец. Это просто признак того, что ты не орангутанг. А на войне нужно в любой ситуации найти несколько вариантов действий. И каждый из них взвесить. Выбрать лучший, отработать его на карте, утвердить у командира и довести до личного состава. До последнего долбоёба, что бы знал куда бежать и что делать. Только так и не как иначе.
Учись, Надеждин! Бесплатно читаю тебе курс военной мысли.
А вперёд, одним броском, оседлаем, с ходу… Мы так уже второй месяц здесь воюем. По самые уши в говне. Весь мир хохочет над тем, как нас тут чабаны кровью умывают.
Всё! Я к комбату. Остаёшься старшим. Проверь посты. И смотри, что бы люди не расползлись по руинам подножный корм искать. Вчера во втором полку трое бойцов пошли по подвалам жратву шаманить. Утром их нашли. Но по частям. Головы отдельно, туловища отдельно.
Дрёмов, ты со мной!
…У комбата мне пришлось ещё раз пересказать вчерашнюю историю с минами. Майор Шишков ничего не сказал, но посмотрел на меня с таким выражением, что мне захотелось провалиться сквозь землю.
Семь лет назад я молодым салабоном пришёл к нему в роту и через два года именно он рекомендовал меня в школу прапорщиков. Шишков всегда помогал мне и уж конечно был вправе рассчитывать на мою надёжность…
После нашего доклада комбат ушёл в «радийку» докладывать командиру полка. Вернулся он только через полчаса и сразу же склонился над картой. Что-то нанёс на неё. Наконец выпрямился и подозвал к столу ротных.
— Андрей, — обратился он к Снегову — значит действуем так. Если эта баба не врёт, то сейчас они снимают свои отряды с линии соприкосновения и отводят их за Сунжу. Значит на позициях оставят только прикрытие. Ты со своими людьми прощупай их оборону вот здесь в районе гаражей, и здесь — карандаш Шишкова дважды уткнулся в карту. — Если всё будет тихо, то выдвигаешься с ротой вот сюда. Я с Башировым попытаюсь вот здесь пройти. — Шишков прочертил по карте короткую стрелу. — И вот тут мы их от Сунжи и отсечём. Рота Никитенко в это время хорошенько шуманёт с фронта. Но только шуманёт! Понял меня, Никитенко? — комбат вопросительно и строго посмотрел на старлея Никитенко, который только вторую неделю как принял роту, сменив убитого снайпером капитана Козачинского.
— Так точно…, понял. — После небольшой паузы отозвался Никитенко. В голосе его прозвучала обида.
— И не кривись! Позавчера тебе было приказано дойти до универмага и закрепиться. А ты куда попёр? На целый квартал вперёд вылез.
— Так чечи же отходили, товарищ майор! Мы же у них на плечах сидели…
— Ты, кажется, так ничего и не понял! — комбат устало вздохнул. — Третий год офицерские погоны носишь, а мыслишь как пацан «срочник». Что толку в том, что ты у них на плечах сидел, если фланги у тебя открытые? Тебя чему вообще в училище учили-то? Да если бы тебя Иваньков справа не прикрыл, то сегодня бы от твоей роты и воспоминания не осталось. Отсекли бы от батальона и за ночь выжгли бы к едрёной матери! Цена твоего геройства — два двухсотых в батальоне, пятеро раненых и контуженый Иваньков, который три часа чеченов с твоего правого фланга держал. И он ещё обижается…
— Да всё я понял, товарищ майор! Пошуметь, но вперёд не лезть. — Уже виновато и примирительно сказал Никитенко.
— Правильно понял. — Комбат вновь склонился над картой. — «Чечи» при отходе очень любят засады оставлять. Одна часть с шумом отступает, другая в это время за их спиной «мешок» организует. Наши на плечах первых в него и влетают. К утру чечи здесь этот финт могут попробовать провернуть. Знают, что мы будем наступать. А мы попробуем их опредить. Вот здесь… — карандаш вновь уткнулся в карту. — …они могут засаду устроить. Тут три улицы в одну сходятся она делает полупетлю вдоль реки. За спиной у них мост и Сунжа, с их стороны девятиэтажки, с нашей — частный сектор. Напоследок они здесь очень даже могут попытаться нас здесь отодрать, как глухонемых свиней. Но мы ещё посмотрим — кто кого выдерет.
Если они мешок нам готовят, то сами в нём окажутся. Если просто отводят силы, то проверим этот квартал, и бог даст — успеем мост взять. А там, глядишь, перед ним ещё и кого-нибудь прихватим.
Начало выдвижения через два часа. Артиллерия будет работать по запросу…
Радиостанциями не пользоваться. У чечен сканеры. В эфире работаю я один. Отзываться тангентами. Код обычный. И всем приказываю — если встретите жёсткую оборону, то в бой не втягиваться. Отходите на исходные. Значит, баба ваша ошиблась или врёт. Ты, Андрей, вообще придержи её до утра. Найди повод. Пусть посидит у нас. И нам спокойнее будет, да и ей нечего ночью собой рисковать…
…В полночь роты двинулись вперёд. В полной темноте штурмовые группы осторожно сосредоточились у проломов, за которыми недобро чернели развалины домов другой стороны улицы. Ещё днём оттуда бил по нам, блуждающий от окна к окну пулемётный расчёт и огрызался снайпер.
По-прежнему сыпал крупный дождь, и шум его глушил все звуки. Только где-то в городе вяло перестреливались дежурные расчёты, да далеко за городом нестройно ухала артиллерия. Первыми в темноту ушли разведчики. Они серыми тенями скользнули в проломы стен, ведущие в сторону чеченских позиций. Где-то чавкнула под сапогом грязь, глухо стукнул о камень осыпавшийся кирпич, и всё смолкло. Потянулись томительные минуты ожидания. Снегов, в китайском «разгрузнике» и, вылинявшем до песчаной белизны «Горнике», из которого торчал затёртый ворот рыжего верблюжьего свитера, сидел на корточках за полуразрушенной стеной, отделявшей нас от, ставшей линией фронта улицы, то и дело украдкой поглядывал на часы. Хмурился. Время шло, а новостей от разведки всё не было. Что там? Может быть разведчиков заметили и в руинах, темневших на той стороне улицы, их встретили острые как бритвы кинжалы беспощадных злых бородачей и сейчас изрезанные тела разведчиков оплывают кровью где-нибудь в ближайшем подвале. На войне нет ничего хуже тишины и неизвестности. Воображение начинает рисовать самые мрачные картины…
