То есть если человек обесценивал жизнь, то он должен понять, что жизнь другого человека драгоценна.
Как это сопоставимо с войной? Протоиерей Димитрий Василенков с протодиаконом Владимиром Василиком в упомянутой книге «Путь Архистратига. Преодоление зверя» отвечают, что православный воин, совершая устранение противника и пытаясь остановить его, даже вынужденно нажимая на курок, всё равно не старается себя превратить в зверя, не пытается уйти от мук совести, как это сделал Шин, через отупение и снижение порога восприятия. Православный воин не пытается, как это было в немецкой армии, представить противника в виде недочеловека, которого можно уничтожить, как клопа. Даже стоя перед лицом горькой правды, что он убил человека, православный воин не будет подвержен ПТСР, если будет понимать, для чего он это сделал — для того, чтобы остановить зло.
Православный воин не пытается обесценить факт совершённого в своём сознании. Даже советуют молиться за того, кто погиб по твоей вине. Конечно, как говорят, у истории нет сослагательного наклонения, в отношении исторического процесса трудно судить, как «было бы, если бы», но в этой книге советуется поставить вопрос: возможно, если бы не война, этот человек (убитый тобой) занялся бы, например, наукой. Кстати, такие случаи были, есть свидетельство одного советского снайпера, который во время Второй мировой войны держал на мушке одного немецкого солдата, но последний был таким юным, что снайпер просто пожалел его. После войны этот снайпер занялся наукой, и на одной научной конференции он увидел этого немца с характерным шрамом, который он разглядел в снайперский прицел. Он спросил его, не был ли он в такие-то годы на такой-то позиции. Оказалось, что это тот самый юный немецкий солдат, и они потом подружились. То есть, если бы не война, люди могли бы заниматься совсем другим, и нужно об этом помнить. Есть также свидетельство об одной женщине-снайпере в Архангельской области — во время Второй мировой войны потомственные охотники Архангельской области становились хорошими снайперами. После войны архангелогородцы помнили женщину, которая ставила в храме огромное количество свечей. Её спрашивали, неужели у неё столько людей погибло во время войны?! Но она отвечала, что была снайпером, и эти свечи — это количество людей, которых она убила. Очень велика вероятность, что у этой женщины не было ПТСР: через этот некий высший этаж духовной культуры, может быть, даже благодатный уровень, она иначе взглянула на факт совершённого, и он для неё был осмыслен.
Как интегрировать травматический опыт в жизнь человека и сделать его точкой духовного роста. Возможности психолога и возможности духовника
В понимании травматического опыта мы можем сойтись со светскими специалистами. Травму можно считать преодолённой, когда она интегрирована в психику человека, то есть когда опыт прошлого вошёл на полноценных правах в нашу личность. Но есть один нюанс. Мысль хорошая, но, как стало понятно из теории Ухтомского, интегрировать травматический опыт в психику можно только тогда, когда у нас есть некая система взглядов, позволяющая осмыслить происшедшее с неких высших этажей личности. И снова: в чём здесь парадокс психологов? Наблюдая за своими пациентами, которые вышли из посттравматического расстройства (ветеранами или жертвами изнасилования и т. д.), сами психологи не могут предложить тех инструментов, с помощью которых эти пациенты излечились. Думается даже, что эти пациенты в какой-то степени выходят из ПТСР не благодаря психологическим практикам, а вопреки им и, скорее, благодаря тем здоровым механизмам психики, которые в людях заложены Богом.
Профессор Ф. Е. Василюк, православный христианин, доктор психологических наук, автор книги «Психология переживания» [103], описал четыре уровня переживания критической ситуации. Переживание в его терминологии — это не эмоция, а термин от слова «пережить», например, смерть близкого, боевые действия, в которых ты участвовал, и так далее. Когда человек попадает в критическую ситуацию, первым, самым примитивным уровнем её переживания становится отрицание. Этот уровень переживания хорошо показал современный писатель Евгений Водолазкин в художественном романе «Лавр». Главный герой романа — врач — принимает роды у своей возлюбленной, но его профессионализма не хватает, и она умирает при родах вместе с ребёнком. Долгое время герой пытается отрицать факт её смерти: общается с ней, как с живой, даже тогда, когда тело уже начинает разлагаться.
Второй уровень переживания кризисной ситуации — уровень реалистический. К сожалению, на этом уровне останавливаются некоторые психологи. Например, девушка была изнасилована или парень с кем-то образовал бизнес, а его кинули. Естественно, в такие моменты у человека рушится картина мира: он больше не может доверять миру и близким людям. Похожее ощущение описано в псалме Давида: И ближнии мои отдалече мене сташа (Пс. 37, 13). Из такой ситуации есть два выхода. Первый — тупиковый, тем не менее он иногда пропагандируется психологами. Человеку внушается мысль: «Не было никакой картины мира, не беспокойся, не было никаких чести и достоинства, никакой дружбы, и, следовательно, если не сложились твои идеалистические представления о мире, — не беспокойся, это тупик, полюби себя в тупике». Но есть другой выход — выход в посттравматический рост, обретение новых смыслов через переживание критической ситуации, рост личности.
Возвращаясь к парадоксу психологов, приходится констатировать, что Стивен Джозеф, описывающий пациентов, которые вышли в посттравматический рост (то есть травма стала для них источником мудрости), сам как специалист не поднялся выше этого второго уровня переживания. Он советует людям страшные вещи: тем, кто столкнулся с насилием, чья картина мира и справедливости рухнула, он предлагает отказаться от этой картины мира и считать, что раньше им только казалось, что мир справедлив, он говорит, что станет легче, если признать, что люди смертны, что они просто зверюшки, которые скоро умрут. Но ведь можно человеку объяснить, что, если его картина мира рухнула, это не значит, что справедливости в мире вообще нет. Может быть, просто картина мира у него была наивная. Бывает, и избранникам Бог попускает испытания, но, если Богу будет угодно, всё в итоге будет хорошо.
Третий уровень переживания — уровень идеалистический. На этом уровне человек, столкнувшийся с кризисной ситуацией, не знает, что делать, но у него есть некий идеал, к которому он устремляется, и здесь создаются основы для проявления героизма. То есть тебе страшно и больно, но маячит какая-то звезда, которая тебя зовёт, и ты понимаешь, что предать её ты не
