Навсегда врезался в мою память и подвиг командира отряда бронекатеров старшего лейтенанта Бориса Николаевича Житомирского.
По Волге уже вовсю шло «сало», но он благополучно пробился в Сталинград и полностью разгрузился там. На обратном пути вражеский снаряд попал в рубку, разорвался и своими осколками убил командира катера, рулевого, а Житомирского ранил в обе ноги.
Положение создалось, казалось бы, критическое, но у Бориса Николаевича хватило сил и мужества встать к штурвалу и вывести катер из-под обстрела. А ведь ранения у него были настолько тяжелыми, что одну ногу сразу же пришлось ампутировать.
Катер-тральщик № 344, когда пошел к населенному пункту Купоросное, из-за мелководья не смог подойти к берегу в указанном месте. Тогда матросы П. П. Денисов, В. В. Полетаев и В. Г. Россомахин на самой обыкновенной лодке перевезли с катера на берег весь груз — снаряды и мины.
И сделано это было добровольно, сделано под яростным огнем врага.
6 октября катер-тральщик № 341, приняв на борт около 200 солдат и много ящиков со снарядами и минами, пошел в район тракторного завода. Враг, как бывало уже не раз, примерно на середине Волги встретил его артиллерийскими залпами. И вот погибли командир катера старшина 2-й статьи В. Я. Салаженцев и старшина 1-й статьи М. Н. Тихонин. Тут же смертельно ранило и дивизионного минера старшего лейтенанта Н. П. Лялина. И еще — на катере, в пробоины которого хлестала вода, начался пожар.
Было отчего растеряться и абсолютно здоровому, но, смертельно раненный, Лялин принял командование на себя и до последней секунды своей жизни вел катер-тральщик боевым курсом.
И ведь было выполнено задание!
Никогда не забыть мне и двух подвигов секретаря комсомольской организации старшины 2-й статьи В. И. Цуркана: однажды он с матросом М. Е. Шадриным более двух часов находился в затопленном отсеке бронекатера, заделывал пробоины, откачивал воду; а в ночь на 29 октября на бронекатере № 62, на котором он служил, от взрыва вражеского снаряда загорелись ящики с минами, лежавшие на палубе. Казалось, что гибель бронекатера неизбежна, но В. И. Цуркан метнулся к горящим ящикам и, обжигая руки и лицо, побросал их в воду.
Вот так, в постоянных боях, и шла наша жизнь до ноября. А тут на Волге начался ледостав, и мы вынуждены были отойти на зимовку в различные затоны. Но и в период ледостава мы пытались ходить в Сталинград, хотя это было почти невозможно. Например, 23 ноября бронекатер № 11, которым тогда командовал лейтенант В. И. Златоустовский, от попадания вражеского снаряда потерял ход и вынужден был встречать день в такой близости от врага, что командование разрешило личному составу катера сойти на берег и на день укрыться в солдатских блиндажах. Но моряки остались на своих боевых постах; они собрали все свои простыни, замаскировали ими катер и отсиделись в холодных кубриках до наступления следующей ночи и тогда все же увели свой катер на базу.
Вспомнишь все это — и невольно начинаешь думать, что Маршал Советского Союза В. И. Чуйков очень точно и лестно сказал про нас в своей книге «Начало пути»: «Наши сердца наполнялись гордостью, когда мы наблюдали за пароходами и катерами Волжской военной флотилии, которые сквозь льды пробивались к армейским причалам».
Хорошо о нас, моряках Волжской флотилии, отзывается и А. М. Самсонов в своей книге «Сталинградская битва»: «Начиная с 23 августа Волжской военной флотилии пришлось работать под непосредственным огнем противника. Несмотря на это, военные моряки с честью решили поставленную перед ними задачу. Волжская переправа работала безотказно в самых сложных условиях плавания… Канонерские лодки, бронекатера, плавучие батареи флотилии искусно взаимодействовали с сухопутными войсками, оборонявшими Сталинград, поддерживая их своим огнем, высаживая десантные группы. С 23 августа по 10 ноября 1942 года корабли флотилии выпустили по противнику 13 тысяч снарядов. В результате боевых действий флотилия уничтожила 5 тысяч вражеских солдат и офицеров, 24 танка, 10 самолетов и немало другой военной техники противника. Части морской пехоты сражались на берегу, входя в состав армейских соединений…»
Да, во время Сталинградской битвы моряки сражались не только на кораблях флотилии, но и в рядах многих стрелковых бригад, полков и различных сводных отрядов. Например, только во 2-й гвардейской армии находилось около 20 тысяч моряков, а в 64-й армии, которая позднее стала 7-й гвардейской, действовали две бригады морской пехоты. И 92-я стрелковая бригада в основном была укомплектована балтийцами и североморцами.
Она была переброшена в Сталинград 18 сентября. Когда катера шли с ней к городу, фашисты кричали:
— Рус, нас на «ура» не возьмешь!
Едва катера ткнулись носом в берег, с их бортов попрыгали десантники, дружно рявкнули: «Полундра!» — и сразу же бросились в бой. И действовали так умело и напористо, что пробились к центру города и упорно держались там два дня. Потом, повинуясь приказу, отошли к элеватору, где опять по-настоящему стояли насмерть, по десять и более раз в день бросались на врага в атаки; некоторые из тех атак были психическими: моряки шли на врага в одних тельняшках.
Остатки этой славной бригады, повинуясь приказу, из города ушли на остров Голодный (27 сентября), где из них и был сформирован батальон, который вошел в состав 308-й стрелковой дивизии и бился с врагами уже в районе завода «Баррикады».
В книге А. М. Самсонова есть и такие строки: «В боях на территории Сталинграда не было длительных оперативных пауз. Бои шли непрерывно. Они усиливались, стихали, но совсем не прекращались. Противник атаковал все снова и снова, предприняв свыше 700 атак. Советские части и подразделения, обороняясь, в то же время использовали любую возможность для нанесения контрударов. В течение всего периода борьбы с обеих сторон активно действовали артиллерия, самолеты и танки. За 68 дней оборонительного сражения в городе вражеская артиллерия выпустила около 900 тысяч снарядов и мин, не считая снарядов самоходной артиллерии, танков и малокалиберной артиллерии. Господствуя в воздухе, немецко-фашистская авиация бомбила и обстреливала советские войска, совершая каждый день от 1000–1500 до 2500 самолето-атак. На каждый километр сталинградского фронта противник израсходовал до 76 тысяч снарядов и бомб».
Однако, работая в таких воистину адских условиях, корабли нашей Волжской военной флотилии доставили в Сталинград 122400 солдат и офицеров, 4300 тонн различных грузов, 1925 ящиков с минами, 627 автомашин и повозок, а на левый берег эвакуировали 50 тысяч раненых воинов и гражданского населения; а всего за время Сталинградской битвы различные плавучие средства флотилии сделали более 35 тысяч рейсов через Волгу. Эти цифры я взял из книги адмирала Н. Г. Кузнецова «На флотах боевая тревога».
За мужество, проявленное при обороне Сталинграда, многие моряки Волжской флотилии были отмечены правительственными наградами. Кроме того, дивизионы бронекатеров, которыми во время битвы командовали С. П. Лысенко и А. И. Песков, получили право именоваться гвардейскими, а канонерские лодки «Усыскин» и «Чапаев» были награждены орденом Красного Знамени.
Однако, дорогие читатели, все же хочется обратить ваше внимание вот на эти строки, которые я нашел в книге западногерманского генерала К. Типпельскирха «История второй мировой войны»: «Сталинград постепенно превращался в груду развалин, и в этом море руин немецкие пехотинцы и саперы, поддерживаемые танками, артиллерией и пикирующими бомбардировщиками, с ножами и гранатами в руках прокладывали себе путь от дома к дому, от подвала к подвалу и от развалины к развалине… Но чем больше становилось развалин, тем больше укрытий находили обороняющиеся…»
Лично мне очень забавной кажется эта концовка. Если вдуматься в нее, то получается, будто сами фашисты, разрушая Сталинград, создавали нам прекрасные условия для обороны.
Да, в Сталинграде бои шли не только за кварталы и дома, но и за квартиры, даже комнаты, ибо мы все ни на минуту не забывали, что за Волгой для нас земли нет; эти слова стали уже частицей нашего «я». Вот поэтому я и два матроса — Федор Носков и Евгений Попов — трое суток успешно отражали атаки врага, хотя вся наша территория тогда равнялась шестнадцати квадратным метрам в доме, что был по соседству с Дворцом пионеров; вот поэтому (уже на Рабоче-Крестьянской), когда вражеская бомба развалила наш дом, мы не отошли к другому, а тут же, в развалинах, построили себе «дзот»: укрыли досками и обломками мебели двуспальную кровать, стоявшую в комнате на первом этаже дома, на доски и обломки мебели навалили битого кирпича и из-под этого «оборонительного сооружения» еще сутки строчили из автоматов по атакующим немцам, вместо амбразуры используя дыру в стене, пробитую снарядом.
Все это и многое другое было, но, поверьте, если бы только представилась такая возможность, мы с большим удовольствием и не меньшим успехом держали бы оборону в доте, дзоте, наконец, в целом доме, вели бы огонь из его окон, а не из-под кровати, да еще в дыру, сделанную снарядом.
