— Это они, — по-рыбьи вскинулась Алина, пытаясь освободиться от тяжести все еще распаленного мужского тела. — Спасайтесь, князь, это они, очевидно, те двое шпиков.
— Видели здесь чужака, — властным голосом говорил красноармеец. — Еще на окраине деревни засекли. К тебе, видать, шел. Так что вели ему, чтобы выходил по добру.
— На окраине и искать надобно. У меня, к примеру, кто и кого видеть мог? — неспешно ответил отставной хорунжий. — Сосед наведывался — так это и в самом деле было.
Всего минутка понадобилась ротмистру, чтобы схватить шинель и, перекатом преодолев подоконник, оказаться в саду. Немного осмотревшись, он понял, что окружить дом, хотя бы по дальнему периметру, красные пока что не догадались, и можно уходить. Однако уходить Легионер был не намерен.
На углу дома он почти лицом к лицу столкнулся с солдатом. Тот шел, выставив винтовку со штыком, как его учили на плацу, когда велели бросаться на окопное чучело. Но в какое-то мгновение Курбатов оказался между стволом и стеной, и этого было достаточно, чтобы он успел вонзиться пальцами в глотку красноармейца и, уже полузадушенного, добить двумя ударами пистолетной рукоятки.
Перехватив его винтовку, Курбатов присел за какой-то жиденький кустик и настороженно осмотрелся. Интуитивно он чувствовал, что есть возможность уйти, однако уходить ему уже не хотелось, сработал азарт диверсанта.
У крыльца, под сенью развесистой кедровой кроны, ротмистр заметил еще троих. Один из них, что стоял на освещенной месяцем лужайке, был братом Алины. Князь определил его по щуплой, почти мальчишеской фигуре, и высокому, чуть хрипловатому голосу.
Те двое, что расспрашивали хорунжего, приняли ротмистра за своего возвращающегося из-за дома бойца.
— Ну что там, Усланов? — начальственно поинтересовался красный, стоявший ближе к Курбатову.
— А ни хрена, — невнятно проворчал Легионер, пригибаясь, чтобы не выдать себя ростом и фигурой.
— Тогда веди в дом, — приказал офицер хорунжему. — Мы к тебе, шкура белогвардейская, давно присматриваемся. И понимаем, что давно пора бы тебя…
Договорить он не успел. Решительно пройдя между хозяином усадьбы и офицером, Курбатов, не дав никому из троих опомниться, проткнул старшего патрульного штыком и почти в ту же секунду ухватился левой рукой за трехлинейку красноармейца, которую тот по-охотничьи держал стволом вниз. Испуганно вскрикнув, солдат попытался вырвать оружие, однако Курбатов успел опустить свою винтовку и изо всей силы нанести ему удар кулаком по голове. Полуобморочно охнув, солдат еще попытался спастись бегством, однако несколькими огромными прыжками диверсант настиг его и буквально пригвоздил штыком к стволу росшего у ограды дерева.
— Ротмистр! Князь! — услышал он, еще не опомнившись после схватки, приглушенный голос барона фон Тирбаха. — Где вы?
— Здесь он, здесь, — успокоил маньчжурского стрелка отставной хорунжий.
— Можете в этом не сомневаться, — подал голос Курбатов, отбирая документы у мертвого красноармейца.
— Что, красные напали? — спросил барон, осторожно приближаясь к ограде не со стороны калитки, а со стороны руин монастыря.
— …И полегли, — ответил хорунжий. — Вы-то кто, откуда взялись?
— Подпоручик фон Тирбах, если не возражаете?
— Тирбах? — удивленно спросил отставной хорунжий, добивая штыком корчившегося у его ног красного лейтенанта. — Знал я одного Тирбаха. Лютый был генерал.
— О генерале потом, — вмешался Курбатов, опасаясь бурной реакции родственника генерала фон Тирбаха. — Пока же займемся бренными телами.
— Все-таки эти красные выследили вас, ротмистр, — молвил Родан, задумчиво почесывая подбородок: теперь куда-то нужно было девать тела убитых.
— Если бы они действительно выследили меня, — возразил Курбатов, — то примчались бы сюда целым табуном. И, прежде чем заговорить с вами, окружили бы всю усадьбу, а не телились у крыльца, самокрутки с хозяином раскуривая.
— Выходит, что просто так, на понт меня брали?!
— Судя по всему — на понт. Не знали они обо мне, не готовы были перехватывать диверсанта. Видно, приглянулись вы, хорунжий, этому лейтенанту, которому покоя не давал сам тот факт, что в станице все еще обитает бывший белый офицер.
Вместе с остальными подоспевшими стрелками они посносили убитых в распадок, что находился в тайге неподалеку от руин монастыря, набросали на них веток и облили керосином.
— И ничего такого особого в вашей усадьбе, господин хорунжий, прошлой ночью не происходило, — проговорил Курбатов, устало глядя на разгорающееся пламя костра. — Ни одного выстрела не прозвучало. Когда останки обнаружат, спишут их на диверсантов, к которым вы, Родан, никакого отношения не имеете.
— Даст бог, спишут, — неуверенно согласился с его версией событий отставной хорунжий.
— И военфельдшер подтвердит, что никто вас этой ночью не тревожил. Власевич, соберите патронташи красноармейцев и знайте, что не только вы умеете добывать трофеи. Мы свой диверсантский паек тоже едим не зря.
Проходя мимо дома хорунжего, Курбатов еще раз увидел Алину. Женская фигура в белом четко выделялась на фоне огромного кедра, под сенью которого только что пролилась кровь.
«Троих убил, и, не доведи Господь, одного зачал. И все это — в одну ночь! Странные случаются все-таки ночи!..» — подумал ротмистр, мысленно прощаясь с молчаливо провожавшей его казачкой.
* * *
Ночное нападение на станцию было внезапным и дерзким. Уже в первые минуты боя запылала цистерна с горючим, и казалось, что это горит и плавится не бензин и металл, а сама земля вдруг разверзлась, извергая всепожирающее пламя свое, в котором зарождался кратер нового вулкана.
Бросившись — на удачу — к ближайшему вагону, Курбатов и Тирбах сбили пломбу и обнаружили, что он забит ящиками с гранатами.
— То, что нам нужно! — яростно прорычал Курбатов. — Эй, кто там? Чолданов, Кульчицкий, Тирбах — по ящику — и за мной!
Как только восемь ящиков с лимонками оказались в роще за руинами водокачки, одна из гранат полетела в вагон. И на станции начался настоящий ад.
— Командир, все в сборе! — доложил подполковник Реутов, видя, что к роще приближается последний из группы — Власевич. Он отходил короткими перебежками, ведя прицельный огонь: по людям, вагонам, окнам ближайшего станционного здания. — Пора уходить!
Даже в минуты высшего нервного напряжения, когда все внимание ротмистра было занято боем, он все же успел заметить, что Реутов обратился к нему, употребив слово «командир». До сих пор он, старший по званию, крайне неохотно признавал сам факт старшинства Курбатова.
— Быстро разобрали гранаты! — скомандовал ротмистр. — Обходим станцию и вдоль железной дороги движемся на Читу. Пусть считают, что мы ушли в лес или возвращаемся к границе.
Последние слова его взорвались вместе с цистерной. Сразу же вспыхнуло еще несколько соседних цистерн и вагонов, а взрывы перемежались с ревом паровозных гудков.
— Этими взрывами мы наверняка подняли на ноги даже атамана Семенова, — хищно улыбнулся подпоручик Власевич, заталкивая в рюкзак последние оставшиеся лимонки.
— Имея столько гранат, мы поднимем на ноги даже кремлевского абрека Сталина, — проворчал Иволгин, разбрасывая ящики в разные стороны, чтобы затруднить поиски следов, если красные вздумают пустить овчарок.
Уходя, они видели, как взорвалась еще одна цистерна, и двое путейцев или солдат, пытавшихся отцепить ее, уже пылающую, от остального состава, тоже вспыхнули двумя живыми факелами. В ужасе они метнулись в сторону диверсантов, и группа маньчжурских легионеров, забыв об оружии, убегала от них, словно от гнева Господнего.
— Власевич, сними их! — на ходу крикнул Курбатов.
— Не стоит выдавать себя.
— Я сказал: сними их, прояви милосердие!
— К черту милосердие! — процедил подпоручик, тяжело дыша рядом с ротмистром. — Прикажете поджечь еще одного — с превеликим удовольствием.
Остановившись, Курбатов несколько секунд наблюдал, как двое обреченных с нечеловеческими воплями катаются по луговой траве рядом с насыпью, и прошелся по ним автоматной очередью. Один обреченный вскочил, другой продолжал кататься, взывая к людям и Богу.
— Только ради вас, ротмистр. Чтобы не мучились муками душевными, — вернулся к Курбатову Власевич. И, стоя плечо в плечо, они еще раз ударили по горящим.
На рассвете, достигнув перевала невысокого хребта, они увидели внизу, в долине, редкие огни просыпавшегося города. Это была Чита.
— Рим у ваших ног, великий вождь Аттила, — задумчиво продекламировал барон фон Тирбах. — Да только в Вечный город Аттила, как известно, не вошел.
— Несостоявшаяся столица Забайкальской империи атамана Семенова, — проворчал Иволгин. — Впрочем, кто знает, — жевал он остатки английской сигары, — могла бы получиться и столица, будь у Семенова иная звезда.
