Легионерам, прибывшим, как Эрнест Брюдер, из Центральной Европы, эти учения даются тяжело: все они недоедали в отрочестве, питаясь по карточкам все четыре года войны.
Дальше — казармы Мекнеса, Феса или Марракеша. Легионеров посылают в бей, усмирять еще не покоренные земли Марокко.
Апрель 1926-го. Бои в Бекрите и Рас-Тарше. Июнь 1921-го. Батальон легионеров под командованием майора Ламбера сражается за Джебель-Хайан. Март 1922-го. Сражение в Шуф-эш-Шерге. Капитан Рот. Май 1922-го. Сражение в Тизи-Адни. Батальон легионеров под командованием Никола.
Апрель 1923-го. Сражение в Арбале. Бои за Тазу. Май 1923-го. Тяжелые бои в Баб-Бриде; легионеры майора Нэжелена под массированным огнем взяли форт Тальран. В ночь на 26-е батальон Нэжелена приступом захватил горный массив Ишендирт. Июнь 1923-го. Сражение в Тадуге. Батальон Нэжелена штурмом взял крепость. Под звуки горна легионеры водрузили на крепостной стене трехцветный флаг. Сражение в Уэд-Атии; батальон легионеров Барьера дважды предпринимает штыковую атаку. Под натиском батальона легионеров Бухеншутца пали укрепления в горах к югу от Бу-Хамуджа. Сражение в котловине Эль-Мер. Июль 1923-го. Сражение на плоскогорье Иммузер. Батальон легионеров Катгена. Батальон легионеров Бухеншутца. Батальон легионеров Сюсини и Женуде. Август 1923-го. Сражение в Уэд-Тамгиле.
Интересно, а там, среди песка и голых камней, снилась ли ему по ночам родная Вена и каштаны на Гаупталлее? В карточке Эрнеста Брюдера, «французского легионера 2-го класса», значится еше: «инвалид войны 100 %». В каком же из этих боев он был ранен?
В двадцать пять лет он очутился в Париже, на улице. Or службы в Иностранном Легионе его, очевидно, освободили по ранению. Думаю, он никому об этом не говорил. Да никому и не было до этого дела. Я уверен, что он даже пенсии по инвалидности не получал. Французского гражданства ему так и не дали. О его ранении упоминается только один раз — в той самой карточке, одной из многих, что помогали полицейским проводить облавы во время оккупации.
В 1924 году Эрнест Брюдер женился на семнадцатилетней Сесиль Бюрдеи, родившейся 17 апреля 1907 года в Будапеште. Я не знаю, где они поженились, как звали их свидетелей. А как они познакомились? Сесиль Бюрдеи перебралась из Будапешта в Париж годом раньше, с родителями, четырьмя сестрами и братом. Они были евреи, выходцы из России, но в Будапеште семья обосновалась, видимо, давно, где-то в начале века.
В Будапеште после Первой мировой войны жилось так же тяжело, как и в Вене, поэтому в поисках лучшей доли им пришлось отправиться на Запад.
Они нашли пристанище в Париже, в еврейском приюте на улице Ламарка. В первый месяц по приезде, все там же на улице Ламарка, трое из дочерей, четырнадцати, двенадцати и десяти лет, умерли от тифозной горячки.
Интересно, где жили Сесиль и Эрнест Брюдер, когда поженились? Уже в Севране на улице Льежар? А может, снимали комнату в гостинице в Париже? После рождения Доры они обретались только в гостиницах.
Такие люди оставляют за собой мало следов. Они — почти никто. Их и не различить на парижских улицах или на фоне предместья, где, как по чистой случайности я выяснил, они когда-то жили. Зачастую адрес — это все, что можно узнать о них. Так странно: точно известно место, но ничего о том, как они жили; на этом месте белое пятно, глыба безвестности и безмолвия.
Я разыскал племянницу Эрнеста и Сесиль Брюдер. Говорил с ней по телефону. Она рассказала мне, что помнит о них — это воспоминания детства, размытые и отчетливые одновременно. Дядю она запомнила добрым и ласковым. Это от нее я получил хоть какие-то сведения об их семье. Она слышала, что до гостиницы на бульваре Орнано Эрнест и Сесиль с дочерью Дорой жили в другой гостинице. На какой-то улице, выходившей на улицу Пуасоньер. Глядя на план Парижа, я называю ей улицы одну за другой. Ну да, улица Полонсо. Однако ни о Севране, ни о Френвиле, ни о заводе Вестингауза она никогда не слыхала.
Хочется верить, что там, где люди жили прежде, остается какая-то их частица. Но с Эрнестом и Сесиль Брюдер, с Дорой все было иначе. Всякий раз, когда я оказывался в местах, где они жили, меня не покидало ощущение пустоты: будто чего-то не хватало. В то время на улице Полонсо было две гостиницы. Одна, в доме 49, принадлежала некоему Рукетту. В справочнике она значится как «Отель-Бар». Другая помещалась в доме 32, хозяин — некто Шарль Кампацци. У этих гостиниц не было даже названий. А сегодня нет и самих гостиниц.
Где-то году в 1968-м я любил ходить бульварами, до самого моста надземной линии метро. Начинал свою прогулку от площади Бланш. В декабре центральный газон пестрел ярмарочными балаганчиками. По мере того как я приближался к бульвару Шапелъ, огни постепенно меркли. Тогда я еще ничего не знал о Доре Брюдер и ее родителях. Помню, у меня было странное чувство, когда я шел вдоль стены больницы Ларибуазьер, а потом над железнодорожными путями, — как будто я попал в самый темный район Парижа. Но это была просто игра контраста: после чересчур ярких огней бульвара Клиши — бесконечная черная глухая стена и сумрак под сводами метро…
В моей памяти квартал Шапель запечатлелся как нечто подвижное, убегавшее, вероятно, из-за железнодорожных путей, соседства Северного вокзала и грохота проносящихся над головой поездов метро… Мне казалось, никто не мог осесть здесь надолго. Это был перекресток дорог, откуда они уходили на все четыре стороны.
И все же я выписал адреса детского сада и школ в этом квартале; может быть, в их архивах я найду имя Доры Брюдер, если, конечно, сад и школы еще существуют.
Детский сад: улица Сен-Люк, 3.
Начальные школы для девочек: улица Каве, 11; улица Пуасоньер, 43, тупик Оран.
Потом прошло немало лет у заставы Клиньянкур. Я не знаю, как они жили все эти годы до войны. С каких пор Сесиль Брюдер работала «меховщицей» или «швеей по найму», как значится в карточках? Племянница сказала, что она устроилась в какое-то ателье, кажется, на улице Рюиссо, но точно не помнит. А Эрнест Брюдер — был ли он по-прежнему рабочим, уже не на заводе Вестингауза, а где-нибудь в другом предместье? Или тоже нашел работу в какой-то пошивочной мастерской в Париже? На карточке, составленной на него во время оккупации, где я прочел: «Инвалид войны 100 %» и «Французский легионер 2-го класса», против слова «профессия» написано: «Нет».
Передо мной несколько фотографий той поры. Вот самая старая — в день их свадьбы. Они сидят, положив локти на круглый столик. Она окутана белой фатой, которая вроде бы завязана узлом у левой щеки и ниспадает до земли. Он в темном костюме, в белом галстуке-бабочке. А вот их снимок с дочерью Дорой. Они сидят, Дора стоит между ними — ей года два, не больше. Вот фотография Доры: ее сняли, очевидно, по случаю вручения школьных наград. Здесь ей лег двенадцать, она в белом платьице и белых носочках. В правой руке держит книгу. На голове у нее маленькая корона или, скорее, веночек из белых цветов. Левая рука лежит на ребре большого белого куба с геометрическим орнаментом из черных линий; видимо, этот куб поставлен специально для декорации. Вот еще снимок, сделанный там же и в ту же пору, может быть, даже в тот же день: нетрудно узнать плиточный пол и белый куб с геометрическим орнаментом, на котором сидит Сесиль Брюдер. Слева от нее стоит Дора в платье с воротничком, левая рука ее согнута и приподнята, очевидно, она собралась положить ее на плечо матери. Еще фотография Доры с матерью — Доре тоже лет двенадцать, волосы короче, чем на предыдущем снимке. Они стоят у старой стены — но, наверно, это тоже декорация фотографа. Обе в черных платьях с белыми воротничками. Дора чуть впереди матери, справа. Вот овальная фотокарточка, здесь Дора постарше — лет тринадцать-четырнадцать, и волосы длиннее; на этом снимке они стоят все трое, будто построившись в затылок, только лица повернуты к объективу. Дора и ее мать в белых блузках, Эрнест Брюдер в пиджаке и галстуке. Вот Сесиль Брюдер снята, вероятно, на фоне загородного домика. На первом плане слева стена, густо увитая плющом. Три цементные ступеньки, Сесиль сидит на нижней. Она в светлом летнем платье. На заднем плане детская фигурка со спины, голые ручки и ножки, черное трико или купальник. Не Дора ли это? За деревянной оградой виден фасад еще одного домика — крыльцо и окошко над ним. Где бы это могло быть?
Вот более ранняя фотография Доры, лет в девять-десять. Я бы сказал, что она стоит на крыше, точнехонько в луче света, а вокруг — тень. Она в халатике, в белых носочках, подбоченилась левой рукой, а правую ногу поставила на бетонную закраину, кажется, большой клетки или вольера, но в тени не видно, что там за животные или птицы. Тени и пятна света — это летний день.
Было еще много летних дней в квартале Клиньянкур. Родители водили Дору в кино, на бульвар Орнано, 43. Недалеко, только улицу перейти. Или, может быть, она ходила туда одна? Родственница говорила, что с малых лет Дора была строптивой, самостоятельной, гуляла, где ей вздумается. В гостиничном номере было тесновато для троих.
