Однако и впредь следовало усиливать, еще шире развертывать партизанское движение. Через Владислава Ренкаса (Семп) мы связались с Юзефом Пациной (Бартош), а также с Владиславом, Стефаном и Брониславом Скшипеками, членами ЗВЗ — Союза вооруженной борьбы (в наших районах тогда еще не было известно название АК — Армия Крайова[6]), которые очень хотели познакомиться с нашими людьми. Стефану было тридцать лет. Энергичный, замечательный командир, он, как и его брат Владислав, двадцати семи лет, был крестьянским сыном из деревни Лысакув, затерявшейся в Липских лесах. Оба рвались в бой, жаждали схватки с врагом. Повятовое руководство их организации и замойский инспекторат, которому они подчинялись, такой борьбы не жаждали. Скшипеки, оба кадровые подофицеры Войска Польского, много слышали о партизанской деятельности бойцов Гвардии Людовой и весной 1943 года, где-то в конце апреля, прибыли в Жечицу. Встретились с Али, Вацлавом Чижевским (Им) и со мной. Они ознакомились с программой ППР, которая оказалась близка им. А когда убедились, что мы такие же люди, как и они, и что реакция клевещет на нас, еще сильнее захотели сотрудничать с нами. И мы тоже были заинтересованы в них — Скшипеки считались опытными военными. С 1940 года они вынуждены были скрываться после первых провалов в ЗВЗ, однако смогли по собственной инициативе создать небольшой отряд, привлечь в него близких себе по убеждениям людей. В итоге им удалось продержаться эти три трудных года. Оружия у них было много. Оно осталось еще с сентябрьских боев 1939 года с гитлеровцами, в которых оба приняли участие как подофицеры группы полковника Коца, сражавшейся до октября 1939 года в окрестностях Янува, Модлибожице и Липских лесов. Когда они вынуждены были в результате неравенства сил капитулировать, часть оружия не отдали, а спрятали его в прудах на окраине Липских лесов. Однако после прихода немцев местные шпики донесли об оружии, находившемся на дне прудов. И тем не менее большая часть этого оружия не попала в руки гитлеровцев: им не хотелось ковыряться в иле. Братья Скшипеки воспользовались этим и достали со дна прудов ручные пулеметы, пистолеты и винтовки. Словик и Ожел — такие псевдонимы имели вначале братья Скшипеки — решили вступить в Гвардию Людову. Мы были очень рады этому. Каждый, кто стремился сражаться с гитлеровскими оккупантами, был нашим союзником, не говоря уже о крестьянских парнях, которые высказались за программу ППР и перемену в общественном устройстве будущей Польши. Встретили мы их сердечно.
19 октября Имим и я добрались до места расположения лагеря партизан, принеся им радостные вести о выброске оружия. Сведения об этом мы получили в штабе округа и не пожалели ночь, чтобы сообщить их партизанам. Гвардисты обнимали нас так, словно мы руководили выброской оружия. Мы выбрали небольшую полянку между Вильчувом и Яниками — там стояло четыре-пять изб, — окруженную со всех сторон лесами. Расстояние отсюда до Липы по прямой составляло примерно два с половиной километра. С юга нас защищали пруды, лежавшие на пути к усадьбе Свидры. Полянка, достаточно просторная, находилась на краю пруда Витольд, луга были мокрые; ручей Лукавица, текущий в сторону Крушин, вобрал в себя все воды. Ночи были уже холодные, поэтому приходилось либо застегиваться поплотнее, либо глубже забираться в сено, чтобы не замерзнуть. Гжибовский отдал необходимые распоряжения. Мы выставили охрану с трех сторон и подготовили три больших костра, чтобы с появлением самолетов быстро разжечь их. Развели маленький костер и у него скоротали первую ночь. В добровольцах нести охрану недостатка не было: каждый из гвардистов хотел стать свидетелем первой выброски оружия с самолетов в наших краях. Минула вторая ночь. На третью мы услышали рокот мотора. Не успели партизаны подбросить в наш костер веток, как раздались выстрелы из бортового оружия. Это был не советский самолет. Мы укрылись под деревьями и стали наблюдать за вражеским самолетом. Он улетел, оставив нас разозленными и огорченными. Черт возьми, неужели мы получили ложные сведения о выброске?
На четвертую ночь мои товарищи решили, что пора возвращаться. Ночь стояла тихая, где-то среди деревьев кричали совы. Небо на востоке прояснились, и стали видны обломанные верхушки деревьев. Неожиданно мы услышали выстрелы из тяжелых пулеметов и разрывы гранат. Немцы были недалеко от нас. Как оказалось, они наткнулись на отряд Ренкаса (Семп), который возвращался в лес после налета на лесопильню в Липе. Гжибовский выслал немедленно разведывательные патрули, партизаны стали запрягать коней в телеги, чтобы побыстрее увезти из района возможной схватки с врагом наших шестерых раненых и обоз.
В двух батальонах нас было сто семь человек, не считая раненых и санитарок.
Решили прорываться. Но наше боевое охранение вернулось с неутешительными сведениями: мы были окружены с четырех сторон, на нас шло больше трех тысяч хорошо вооруженных немцев. К нам пробрался партизан Жмийка из отряда Богдана, моего брата, который передал, что они тоже столкнулись с гитлеровцами, возвращаясь в лагерь после нападения на Уланув. Итак, два наших подразделения — подпоручника Семпа и поручника Богдана — остались за кольцом окружения и должны были действовать по своему усмотрению, не имея возможности установить с нами связь. Мы собрались на короткое совещание, на котором решили пробиваться в направлении на Свидры и Малинец лесами между узкоколейкой и прудами Бялы Луг и Оленька. Мы покинули лагерь и, пользуясь тем, что немцы медлили, быстро двинулись, чтобы занять выгодные позиции. Идя чуть ли не на носках и стараясь, чтобы под ногами не хрустнула ни одна ветка, мы незаметно добрались до редкого леска на возвышенности, господствующей над местностью. На немцев не наткнулись. Слышали отголоски стрельбы и идущего боя. Беспокоились за свои отряды. Решили использовать элемент внезапности. Проверили боевую готовность партизан и построились для выступления. Левый фланг доходил до окраины деревни Коханы, а правый — до железнодорожного полотна. Около десяти часов утра появился немецкий разведывательный самолет «шторьх» («аист»), который мы называли «худым». Он повис над нами на высоте двухсот метров. Не приходилось сомневаться, что летчики с воздуха информировали своих о действиях партизан. Немцы двинулись на нас. Бойцы получили приказ подпустить их как можно ближе. Мы с Имом подбадривали гвардистов перед боем, а сами имели лишь пистолеты и совсем немного патронов.
Когда немцы подошли на семьдесят метров, вперед, стреляя из автомата, выскочил капитан Ястшомб. Над лесом поднялось облако дыма — гитлеровцы жгли окрестные деревни и поселки, убивали беззащитных жителей. Нам становилось все жарче, дым ел глаза. Беспокойно ржали кони. Немцы заколебались, остановились, начали кричать, чтобы мы выходили из кустов. В ответ Гжибовский скомандовал:
— Огонь!
Капитан Ястшомб снова выскочил вперед и увлек за собой гвардистов. Рядом с ним бежал Гжибовский. Первыми до цепи немцев добежали Малы Рысек (Пловась) и Гайовый. Мы кричали «ура» так громко, словно нас было не сто, а тысяча. Дрогнули первая и вторая цепи гитлеровцев, не выдержав нашего натиска.
Продолжая атаковать, мы выскочили на небольшую полянку, которую необходимо было быстро преодолеть. Правый фланг начал отставать, и капитан Гжибовский направил туда Шелю, чтобы подтянуть его. Левый фланг забросал гранатами и уничтожил гнездо тяжелых пулеметов, захватив при этом оружие, которое мы тут же спрятали, так как в тот момент были не в состоянии взять его с собой. На моих глазах пал Рысь из Полихны. Межва (Крук) был ранен в ногу. Тяжелую рану получил также капитан Ястшомб. Мы положили обоих в малоприметный ров и прикрыли вереском и папоротником, так как не могли их нести. Ястшомб был без сознания.
Я уже имел винтовку, добытую в схватке, и потому чувствовал себя увереннее. Несмотря на сильный огонь со всех сторон, наши потери оказались относительно небольшими. Парни дрались как львы. Были ранены Лювик Буйнович (Гайовый), Шпак и Игнаций Лопюн (Толек) из Александрувки. Гитлеровцы же понесли большие потери. Мы захватили много оружия. Группы партизан стали пробиваться собственными силами. Часть из них во главе с Гжибовским двинулась на север, а двенадцать партизан с Шелей и поручником Бухариным (Рысек) пробились к Малинецу. Немцы организовали преследование, которое продолжалось до вечера. Гвардисты отстреливались все реже — патроны кончались. Покружив в лесных зарослях, бойцы все же вышли из окружения.
В деревне Малинец в пустой избе Левандовского (все жители убежали в лес, когда началась стрельба) партизаны нашли вареную картошку, приготовленную для свиней. С утра у ребят во рту не было и маковой росинки. Оставаться в деревне было большим риском, поэтому Шелл, посоветовавшись с поручником Рысеком, решил выйти на восточную окраину Липских лесов — к деревне Парама. Там они нашли мать Малого Рысека, которая накормила их приготовленными на скорую руку клецками из ржаной муки на воде — ничего другого у нее не оказалось. На рассвете они снова выбрались из леса, выслав одновременно в штаб района тринадцатилетнюю Каролину Пловасювну с донесением о бое под Коханами. Просто не верится, что за день девочка прошла 34 километра — путь туда и обратно, — принеся партизанам ценные сведения.
