Вспомнив о недавно прочитанных теплых письмах жены, Купревич улыбнулся сам себе. Стало веселее — его Ленка жива, здорова, Москва живет и борется…
Только вот одно не ясно. Зачем его вызвали? Институт химии давно эвакуирован, академия тоже. Пришла телеграмма от профессора Дубровина, потом вторая — от директора института. Приказано прибыть в Москву. Пожалуйста. Прибыл. С великой радостью. А что дальше?
Дубровина Купревич знает, учился у него. Профессор руководил его работой над диссертацией. Теперь у него новая должность — член научно-технического совета по разработке проблем оборонного значения. Есть такой при Государственном Комитете Обороны. Не шутка. И вот этому занятому важнейшими делами человеку зачем-то вдруг понадобился затерявшийся в тылу Купревич. Зачем?
По телефону Дубровин ничего объяснять не стал. Поздоровался. Сказал: «Ждите. Придет машина. Привезет куда надо». Вот и все. Кратко и деловито. Совсем не похоже на прежнего приветливого чудака профессора.
Теперь сиди и жди.
Купревичу надоело сидеть. Он встал, выключил свет и вновь отдернул штору. На окраинах города по-прежнему гулко гремели зенитки, по-прежнему в черном небо плясали огненные всполохи. И Купревичу вдруг стало ясно, почему после объявления воздушной тревоги ему сначала сделалось немного не по себе, затем он внутренне как-то собрался, а потом и совсем повеселел. Конечно, это оттого, что он наконец-таки совершенно неожиданно приблизился к цели.
На мостовой перед домом появился темный силуэт военного «виллиса».
Считайте себя на передовой!
— Нет и еще раз нет! — повторил Купревич. — И не уговаривайте, Всеволод Максимилианович. Завтра я иду в военкомат. Никаких новых заданий. В конце концов, я молод, и у меня есть идеалы. Мой важнейший долг… — Он замялся, поняв ненужную высокопарность своих фраз, но подходящие к моменту простые слова как-то не находились.
Они были в кабинете вдвоем. Дубровин сидел в кресле, уперев локти в стол, положив тяжелый рыхлый подбородок на сцепленные пальцы. Купревич возбуждению бегал по кабинету и по-мальчишески махал руками.
— Нет, нет и нет! Я не хуже других! Какой комплекс неполноценности вы во мне обнаружили?
Дубровин медленно поднялся с кресла. Вышел из-за стола, встал рядом с разгоряченным Купревичем. Тот перестал жестикулировать.
— Послушайте, Юрий Александрович, неужели из нас в самом деле могут получиться снайперы? — вдруг очень серьезно спросил профессор и сдвинул на лоб очки.
— Почему именно снайперы? — опешил Купревич и тоже машинально потрогал оправу своих массивных очков. — Можно…
— Кем? — Близорукие выцветшие глаза Дубровина продолжали оставаться серьезными, он заинтересованно ждал.
— Можно, можно…
— Сколько у вас? — Профессор указал пухлым пальцем на очки.
— Левый — минус семь, правый — минус шесть…
— Н-да-с, батенька. Даже у меня лучше. Вот вам и комплекс неполноценности!
— Но я же молод. Мне всего тридцать два!
— Голубчик, Юрий Александрович, для этой войны и я молод. Честное слово! — Профессор произнес это серьезно и внушительно. Настолько внушительно, что Купревич разом забыл о своей досаде и еле сдержал невольную улыбку. Из каждой морщины, из каждой складки крупного, обрюзглого лица Дубровина глядела старость.
— Ну как можно сравнивать, Всеволод Максимилианович…
Дубровин возвратил очки на переносицу. Взглянул на часы. Стал хмурым, строгим.
— Время. Дискуссии конец. Идемте.
— Куда?
— На совместное заседание совета с представителями оборонных наркоматов.
Заняв место в заднем ряду небольшого, переполненного конференц-зала, Купревич поначалу с любопытством огляделся. Впервые в жизни он видел в одном месте столько генералов, знаменитых инженеров и ученых. За столом президиума сидели известные всей стране академики. Среди них находился и Дубровин. И хотя Купревич только что беседовал с ним, опять невольно удивился профессору.
За столом сидел суровый массивный старик, и маленькие глаза его пронзительно сверлили из-за мощных линз очков каждого докладчика. И Купревич вдруг понял: нет и уже никогда не будет прежнего благодушного профессора — огромная забота и тревога стали единственным содержанием его жизни. Впрочем, вскоре Купревич забыл о Дубровине…
Выступал заместитель наркома боеприпасов, и, хотя говорил он негромко, каждая фраза отдавалась громом.
— Я уполномочен сообщить совещанию, что наша страна в период с августа по ноябрь прошлого, сорок первого, года потеряла много предприятий, изготовлявших боеприпасы. Только за один месяц эти предприятия могли давать миллионы корпусов снарядов и мин, взрывателей, гранат, тысячи тонн пороха и тротила…
Купревич был химиком, связанным с военным производством, потому с особой очевидностью сознавал значимость каждой из называемых оратором величин. Раненые фронтовики, с которыми ему случалось беседовать в последние недели, с недоумением и злостью жаловались на малочисленность нашей авиации, на чем свет стоит кляли интендантов, из-за неповоротливости которых на передовой порой не хватало даже мин и снарядов… Купревич возмущался вместе с ними. А на поверку оказывается, не виноваты извечные армейские козлы отпущения — интенданты.
— Каждый месяц фронт мог получать эти миллионы и миллионы боеединиц, но не получает, — продолжал заместитель наркома. — Положение создалось тяжелейшее. Я это подчеркиваю. Запасы истощаются, а промышленность дает фронту лишь немногим больше половины запланированной продукции.
Купревич зябко повел плечами.
— Итак, необходимы правильные выводы из сложившейся обстановки и быстрые незамедлительные действия.
Поскольку основным поставщиком сырья для боеприпасов являются предприятия химической промышленности, мы и собрались здесь, чтобы принять совместные решения.
«Решения! Но ведь сегодня и завтра на фронте нужны боеприпасы, а не решения!» — тоскливо подумал Купревич и почему-то вспомнил о Лене.
Следующим выступал представитель минометной промышленности. Это был сутулый, бледный, очевидно, основательно изнервничавшийся человек. Не успев занять ораторское место у стола президиума, он уронил листок с тезисами, а потом долго не мог ухватить его на скользком паркете. Эти непредвиденные манипуляции окончательно выбили «минометчика» из равновесия, и, забыв о бумажке, он с горячностью обрушился на всех смежников и поставщиков сразу. Начал жаловаться, что не хватает цельнотянутых труб и стальной ленты, что не поступают вовремя какие-то двутавровые балки номер восемнадцать… У него, ясное дело, накипело, но говорить долго ему не дали.
— А по существу? — перебил председательствующий.
— Что? — Докладчик мотнул головой, словно конь, налетевший на каменную стену. — Ах, по существу… С металлом и материалами как-нибудь вывернемся. Начинка! Дайте нам в достаточном количестве начинку! — Он нервно замахал листком. — Ставка и правительство ежедневно запрашивают о количестве произведенной продукции. А что можем мы? Товарищи химики, дайте в достаточном количестве взрывчатку, а главное — твердое топливо для реактивных снарядов. Дайте начинку! А уж мы не осрамимся.
Возвращаясь на свое место, «минометчик» сутулился больше прежнего и смущенно озирался — понимал, как неубедительно прозвучало его выступление. Купревичу стало жаль этого человека. «Сгорит на работе, — сочувственно подумал он. — Не по его нервам должность».
У стола президиума появился представитель Наркомата химической промышленности. И сразу по конференц-залу прокатился нарастающий шум. Купревич подумал: «Ага! Ключевой докладчик. Быть шторму».
Но представителя химиков шум не смутил. Очевидно, то был тертый калач, наперед знавший, что ласковых слов ему здесь не скажут. Низенький, плотный, с бритой, круглой, как бильярдный шар, головой, он жестом опытного докладчика попросил тишины и заговорил хорошо поставленным, неожиданным для такого маленького человечка мощным басом:
— Да, товарищи, положение серьезное. По плану, утвержденному правительством, химические заводы должны быть эвакуированы из западных районов страны. Фактически эвакуирована только часть этих заводов. Остальные демонтировать не удалось. Почему? Спросите товарищей военных. Из числа эвакуированных предприятий на новые места полностью прибыли лишь некоторые заводы. Где остальные? Надо спросить железнодорожников…
— Что вы киваете на Петра да на Марью! Говорите конкретно: сколько заводов, из числа вывезенных, дают продукцию? — перебил его моложавый генерал-лейтенант, сидевший в первом ряду.
— Три! — отрубил докладчик.
«Только три!» — ужаснулся Купревич. Как бы ни были велики потери промышленности на западе, все же на востоке имелись крупные металлургические и машиностроительные предприятия. Полностью переключив их на выпуск военной продукции, можно было решить многие проблемы, связанные с оснащением армии необходимым оружием. Но взрывчатка, порох… Исходное сырье для их производства поставляют химические предприятия. А таких предприятий на востоке мало. И в один миг их не построишь…
