«Только позови» — большая книга. В ней множество действующих лиц: солдаты, сержанты, офицеры, администраторы, военные врачи разных рангов, медицинские сестры, недолговечные подруги раненых солдат и даже шериф захолустного городка. Многие из них появляются на короткое время и исчезают, почти не оставив следа в памяти читателя. Другие хоть и возникают эпизодически, но очерчены столь выразительно, что удерживаются в читательском сознании надолго. Кто сможет позабыть, например, оборотистого «старину Т. Д. Хоггенбека», блестящего и глубоко человечного хирурга Каррена или картинного «полковника старой школы» Стивенса!
Вся эта масса персонажей исполняет предназначенную им роль в повествовании, и художественные функции их многообразны. Но главное их предназначение состоит в том, что они образуют среду, в которой существуют главные герои романа. Их четверо: ротный старшина Март Уинч, начальник кухни — столовой сержант Джон Стрейндж, командир отделения сержант Бобби Прелл и ротный писарь Марион Лэндерс. Все они резко отличаются друг от друга. У каждого свой опыт, характер, темперамент, свои понятия и своя судьба, свои надежды и мечты. Их почти ничто не соединяет, и дружба между ними на первый взгляд попросту невозможна.
Бобби Прелл — кадровый солдат, поступивший на службу еще до войны, когда не существовало воинской повинности и в армию шли служить на двадцать или тридцать лет. Армия — его родной дом, хоть и живется ему в этом доме нелегко. Прелл — человек с высокоразвитым чувством собственного достоинства, он обладает огромным личным мужеством и беззаветной храбростью. Есть у него, правда, одно неудобное качество: он бескомпромиссен и строптив. За храбрость его дважды производили в сержанты, за строптивость — дважды разжаловали в рядовые. За мужество, проявленное при исполнении служебного долга, он представлен к высшей правительственной награде США — Почетной медали конгресса. Очередью из крупнокалиберного пулемета ему перебило обе ноги. Его главная и единственная мечта — остаться на военной службе. Все понимают, что это явная утопия. Безногий генерал — еще куда ни шло, но безногий солдат…
Джон Стрейндж техасец и, как все техасцы, самолюбив и лишен чувства юмора. Как подобает женатому человеку, он придерживается строгих моральных правил. Джонни деловой человек, и тридцатилетняя служба не для него. И сам он, и его жена старательно копят деньги, дабы осуществить семейную голубую мечту — открыть собственный ресторан. В армии он кормилец и поилец роты; отзывчивый верный товарищ, он удостоен прозвища Матушка Стрейндж.
Март Уинч — фигура сложная. Он бесспорно сильный человек. Уинч — старшина роты и, стало быть, главный в ней человек. Офицеры отдают приказы (по большей части неразумные), старшина — управляет. Уинч умен, проницателен, дипломатичен, обаятелен, имеет связи с «нужными людьми в нужных местах». Он из тех старшин, у которых лейтенанты на побегушках, а капитаны ходят по струнке. Где-то у него есть жена и «двое огольцов», но он не питает к ним особой привязанности. В общем-то, ему безразлично, где жена, что жена… Уинч болен тяжелой сердечной болезнью и знает, что смерть недалека.
Марион Лэндерс по прозвищу Студент (он окончил три курса колледжа) — единственный непрофессионал в этой четверке и, пожалуй, единственный «интеллектуал». Он выходец из вполне респектабельной буржуазной семьи и пошел на войну добровольцем. Тем не менее, он отличный солдат, превосходно знает свое дело, не трус, владеет оружием. Но он еще очень молод, и его жизненные планы пока не идут дальше обучения в университете.
Такими предстают перед нами эти четыре героя в начале романа. Нетрудно заметить, что общее в них только то, что все они служили в одной роте. Однако последующее развитие событий сближает их с роковой неизбежностью, и чем больше трагических сюрпризов преподносит им фортуна, тем теснее и прочнее становится их союз. Их судьбы приобретают некое зловещее единообразие и сливаются в единую фатальную безысходность.
Все четверо переживают мучительный процесс отчуждения. Раненые, искалеченные, больные, они переброшены из мира войны в другой мир, который представляется им странным, нелепым, разорванным, а иной раз и чудовищным. Там, на войне, в окопной грязи, в малярийных джунглях, под огнем японских пулеметов и минометов, им было мучительно трудно, порой невыносимо. Но там было сознание цели и смысла бытия. Они делали свое солдатское дело. Это был кровавый, жестокий, устрашающий мир, и каждый из них занимал в нем свое место. Там существовали понятия долга, чести, достоинства, необходимости. Мир, в который их перебросила судьба, словно и не подозревает, что где-то идет кровавая война. Здесь по-прежнему делают деньги, покупают автомобили, ходят в кино, приобретают недвижимую собственность, едят, пьют, спят, рассуждают о патриотизме, долге и демократии за стаканом виски. Таков мир обитателей первого Люксора, для которых война — это Люксор второй: солдаты на костылях, пьяные драки, моральная вседозволенность. Ну и, конечно, возможность погреть руки на военных заказах или хотя бы подработать на военных заводах. Жизненные и нравственные принципы, вывезенные героями из пекла сражений, здесь ни к чему. В Люксоре, Хьюстоне, Цинциннати герои Джонса — чужаки. Всеми ими владеет ощущение отстраненности, непохожести на окружающих их штатских, занятых своими делами.
У каждого из четверки было в этом мире не то чтобы свое место, но зацепка, точка опоры. По крайней мере, так они думали. У Стрейнджа и Уинча — жены и дети, у Лэндерса — родители. И даже Прелл, у которого не было никого, теперь завел себе жену. Но и это оказывается иллюзией. Все четверо несут в душе клеймо войны. Они теперь «не такие», и собственные их семьи — жены, родители, дети — столь же чужды им, как и остальной мир. Поездки «домой», которые совершают все герои (кроме Прелла, конечно), — это, так сказать, завершающий акт в процессе отчуждения. Они убеждаются, что и там никому не нужны.
Теперь они прочно завязли со своим «уставом» в чужом «монастыре». Они не могут и не хотят отказаться от этого «устава», ибо это означало бы отказаться от самих себя. И тогда они начинают пьянствовать, дебоширить, развратничать, все глубже и глубже погружаясь в пучину одиночества и отчаяния. Их ненависть к чуждой им деляческой, благополучной, веселящейся Америке перерастает в мизантропию и ненависть ко всему роду человеческому, к которому, как говорит Лэндерс, все они имеют несчастье принадлежать. Многое из того, что они вытворяют, делается «назло», «вопреки», в знак протеста. И Стрейндж, например, спускает годами скопленные деньги не потому, что ему захотелось шикарной жизни, а потому, что возненавидел самое накопительство, превратившее жизнь его семьи в чудовищный фарс. Наживаться на войне — этого он не может принять.
К середине романа все четыре героя уже кандидаты в самоубийцы. Единственное, что их (пока) удерживает от полного крушения, — это принадлежность к сообществу, которое именуется ротой. РОТА — якорь спасения, помогающий им удержаться на плаву, великая иллюзия, коллективный миф. Им всегда и в любых обстоятельствах непременно нужно знать, что и как происходит с ротой. Самая важная информация в мире — информация о ротных делах, и они добывают ее всеми возможными способами. Рота — талисман, амулет, святыня. Она, правда, осталась «там», в джунглях Нью-Джорджии, и герои вполне понимают, что никогда уже в нее не вернутся, но это неважно. Все равно рота остается единственным клочком твердой почвы под теряющим равновесие сознанием. Все, что они делают, делается ради роты. Уинч — не филантроп и не альтруист — помогает Стрейнджу получить назначение после выписки из госпиталя и даже готов пригреть его в своей «конторе», он же избавляет Лэндерса от военного суда и тюрьмы, спасает Прелла от ампутации ног, проявив при этом дьявольскую интуицию и проницательность, недоступную медикам. Что им движет? Любовь? Чувство товарищества? Дружба? Нет, не это. Он — ротный старшина, а они — его солдаты. Только и всего. И нет нужды, что они уже не солдаты, а он не старшина.
Все они готовы прийти на помощь друг другу и даже пойти на жертвы по той лишь причине, что они из одной роты. В них во всех живет тайное убеждение, превосходно переданное в размышлениях Уинча, у которого «одето в самом уголке его сознания… затаилось суеверное убеждение, что если он убережет их, не даст им свихнуться или загнуться, если они будут живы и здоровы, то и он сам выкарабкается». Именно поэтому рота для них святыня, которую они готовы грудью защищать от любых, даже самых ничтожных, посягательств. Стоит кому-нибудь словом задеть роту, да что там роту! — род войск, к которому она принадлежит, и любой из четверки бросается в яростную драку, жестокость которой никак не соответствует ничтожности повода.
