С Нижнетагильского металлургического уходило в армию больше двадцати девушек. Среди них была чертежница из доменного цеха Валя Патракеева, бывшая сибирячка. Перед войной Валя Патракеева приехала с приисков Бодайбо учиться в Уральском индустриальном институте, на строительном факультете. Но с тех пор столько перемен произошло в Валиной судьбе, что казалось, словно учеба — лекции, семинары, вечера в «читалке» — были в какой-то другой, давно прошедшей жизни. Может, даже и не в Валиной, а в чьей-то чужой.
В начале войны студенты-строители рыли фундаменты для эвакуированного оборудования на Уралмаше. Затем убирали картошку в колхозе. А потом пришла пора заменять в заводских цехах мужчин, ушедших на фронт. Это был призыв комсомола, и Валя Патракеева не могла не откликнуться на него. Она попала в Тагил, в доменный цех металлургического завода, и стала помощницей машиниста вагоновесов. Вскоре мастер узнал, что бойкая, веселая помощница, которая за словом в карман не лезет, совсем недавно была студенткой, что она умеет чертить.
— Пойдешь в чертежницы! — сказал он. — Там грамотных не хватает. А здесь поставим того, у кого образование поменьше.
Бывшая свердловская студентка быстро зарекомендовала себя в цехе превосходной чертежницей. Именно поэтому в армию Валю Патракееву не отпускали.
Тогда Валя пришла в горком и сказала:
— Если не отпустят меня — все равно убегу! Давайте лучше по-хорошему!
В горкоме не удивились — уже привыкли к таким разговорам. Поулыбались и включили Валю в список, послали на комиссию.
На всех медицинских комиссиях Валя упрямо наклоняла голову, глядела в пол — прятала зоб. Сибирская болезнь. Валя знала, что с зобом в армию не возьмут. Но она прятала умело — ее взяли.
А дома, в Бодайбо, родители долго считали, что Валя учится на инженера. И писали ей письма на полевую почту, полагая, что это новый, засекреченный, военный адрес института. Потом Валя все-таки решилась — послала домой свое военное фото.
14 апреля из Нижнего Тагила уезжали 170 девчат города и двух соседних районов — Висимского и Петрокаменского. Добровольцев собрали в клубе металлургов, выстроили в колонну и сказали Нине Волжениной:
— Вези до Свердловска.
Чемпионку города, кандидата в члены партии, ее хорошо знали и ей доверяли.
Колонна с песнями шла по тагильским улицам к вокзалу.
А за колонной шли по брусчатым мостовым матери и сестры. Впервые в городе свершалось такое. Впервые на Урале девчата сотнями уходили на войну.
Поезд с комсомолками шел из Тагила в Свердловск всю ночь.
В Невьянске к нему прицепили еще один вагон. И в нем тоже были девушки-добровольцы.
НЕВЬЯНСКИЕ КОЕ-ЧТО ЗНАЛИ…
Сейчас ее зовут уважительно — Клавдия Харитоновна. Сейчас у нее сотни учеников. Многие из них давно уже окончили машиностроительный техникум и работают на различных заводах, в различных концах страны.
А когда-то ее звали просто Клава. Клава Кадышева. Иногда даже Кланя. Порой нежно — Ка́душка. Хотя она всегда была тоненькая. Она и сейчас стройна, как девчонка.
У нее были длинные, толстые, золотистые косы. Они оттягивали голову назад и невольно делали походку горделивой.
У Клавдии Харитоновны и сейчас такая походка, словно у нее все еще те девичьи тяжелые косы.
В 1938 году она приехала из Серова в Пермь учиться в педагогическом.
Когда началась война, Клава Кадышева была студенткой. Многие ее товарищи по институту уходили на фронт прямо с лекций. А для тех, кто оставался, программу «спрессовали». И уже в начале 1942 года Клава Кадышева попала в Невьянск учительницей.
Первым делом она пошла в райком комсомола и попросила отправить ее на фронт.
— При первой возможности, — привычно ответили ей. И занесли в списки, которые составляли пока еще неизвестно для чего.
А через три месяца, в апреле, про эти списки вспомнили. И когда перед невьянским военкомом Тюриным предстала худенькая, большеглазая учительница, он только головой покачал и вслух подумал:
— И куда такая девочка пойдет?
Потом вздохнул, махнул рукой.
— Ладно! Иди! Только косы не стриги! Жалко такие косы!
Вместе с Клавой Кадышевой уезжала из Невьянска в армию высокая темноволосая Рая Бережнева, руководившая лабораторией на Невьянском заготовительном пункте. В конторе заготзерна работали три комсомолки. И все трое пошли в армию добровольцами.
Одна из них сразу вернулась. У нее оказалось слабое зрение, и ее не взяли. Другая, Лида Боликова, прошла вместе с Клавой Кадышевой и Раей Бережневой всю суровую военную службу и летом 1945 года вернулась в Невьянск.
В начале войны Лида Боликова еще была студенткой Уральского индустриального института. Но первой военной зимой она взяла академический отпуск и уехала домой, в Невьянск, работать. Вместе с ней уехала в родной Невьянск и ее давняя подруга Регина Бабуркина, студентка Свердловского горного института. Позже Регина вместе с Лидой Боликовой ушла в армию, и в одной части они прослужили до конца войны.
Среди невьянских добровольцев была и комсомолка Тоня Старостина.
Невьянские девушки-добровольцы, одни из очень немногих во всем эшелоне, знали, куда едут. Кто-то их предупредил:
— Вы, девчата, едете в Москву.
О том, куда идет эшелон, знали еще несколько висимских комсомолок. Но и они помалкивали.
Зоя Спирина была телефонисткой на медеэлектролитном заводе в Верхней Пышме. С этого завода она вместе с работницей отдела кадров Аней Команевой уходила в армию.
47 девушек проводил в армию 15 апреля поселок Верхняя Пышма. Сейчас это город, а тогда он считался поселком при медном руднике и входил в состав Орджоникидзевского района Свердловска. Девчат из Верхней Пышмы привезли в автобусе сначала на Уралмаш, в центр района. Отсюда, вместе с уралмашевскими комсомолками, верхнепышминские двинулись к железнодорожному клубу имени Андреева, где собирались добровольцы со всей области.
В этой колонне, среди уралмашевских комсомолок, шла в тот день табельщица Анастасия Васильева. Никто еще не знал тогда, что свердловчанка Анастасия Васильева совершит подвиг, который станет широко известен в Москве, что имя ее будет упоминаться почти во всех книгах и статьях, посвященных защите московского неба.
У Насти Васильевой было трудное детство. Она родилась в Сысертском районе, рано осталась без матери и двенадцатилетней девчонкой сбежала в Свердловск, к старшей сестре Наталье. Наталья работала инструктором физкультуры на Уралмаше. Она и учила, и воспитывала Настю. А когда Насте исполнилось 17 лет, она пошла работать вначале кассиром на стадионе, а затем — табельщицей в цехе и главной бухгалтерии Уралмаша. С этого завода, который стал девушке вторым домом, она и ушла добровольно в армию.
В тот пасмурный день длинные девичьи колонны шли к вокзалу из всех районов Свердловска.
Тамара Плотникова всегда была отчаянной девчонкой. В шестнадцать лет она, вместе с другими свердловскими добровольцами, уехала в Нижний Тагил, строила домны, строила печи на Коксохиме. Перед войной Тамара вернулась домой, в Свердловск, а в июле сорок первого отнесла заявление в военкомат. Опять просила, чтобы ее отправили добровольцем. На фронт.
Ее не взяли. Объяснили, что для этого ей надо быть либо медсестрой, либо радисткой. Тамара не хотела соглашаться с таким порядком. И написала в Государственный Комитет Обороны, председателю.
Не помогло и это. Тамара работала токарем-револьверщиком на эвакуированном в Свердловск заводе и все же почему-то верила, что еще не все потеряно, что на фронт она попадет. И в редкие свободные часы наведывалась в военкомат.
На улицах на нее глядели большие яркие плакаты: «Родина зовет!», «А ты что сделал для фронта?».
Девушка чувствовала себя виноватой, хотя целыми днями, почти без выходных, работала для фронта. Но этого ей казалось мало. В апреле Тамара узнала: девчат наконец-то берут добровольцами в армию.
Тамару Плотникову пытались отговаривать, но она и слушать ничего не хотела, смеялась, отмахивалась:
— Отсиживаться в тылу не стану.
Уложила вещевой мешок, перекинула за спину старенькую гитару и пошла в военкомат.
К свердловскому вокзалу она подходила в колонне добровольцев Кировского района.
В этой же колонне была и студентка Уральского индустриального института Рита Боброва. Как и Тамара Плотникова, она долго обивала пороги райвоенкомата и комсомольского райкома. Как и Тамара Плотникова, она смогла попасть в армию лишь после призыва комсомольского ЦК.
15 апреля 1942 года тысячи комсомолок Свердловской области собрались в железнодорожном клубе имени Андреева. Как гигантский растревоженный улей, гудело это обычно тихое, спокойное здание, расположенное возле свердловского вокзала.
