3. НЕЖДАННАЯ ВСТРЕЧА
Зимние серые сумерки быстро сгущались, но снега, укутавшие землю, все еще светились молочным светом. Конный дозор, расположившийся в густом ельнике, уже давно увидел цепочку быстро скользящих по снежному полю лыжников. Впереди нее, метрах в четырехстах, шел в белых маскхалатах разведывательный дозор. Вот он на минуту остановился, что-то уточнил по карте, повернул к опушке леса и тихий ельник вдруг ожил.
— Добре, дюже гарно! — пророкотал сидящий в седле на вороном коне, в кавалерийской кубанке и короткой, выше колен, венгерке старшина. — Як кажуть: «На ловца и зверь стрибае». Зараз мы з ними и побалакаем. Куды и зачем спешать? Не ворожьи ли то разведчики?
— Все может быть, товарищ старшина.
— А раз так, то к бою! За мной, марш!
Шестеро всадников на дюжих, застоявшихся на морозе конях пулей выскочили наперерез дозору лыжников. Те не только не оказали никакого сопротивления, но и выразили большую радость. Широко улыбаясь, один из лыжников протянул старшине руку.
— Погоди з братанием, — отрезал тот. — Говори, кто такие, куда, зачем?
— Нам бы в дивизию Панфилова, а можно и к кавалеристам Доватора, — сказал старший лыжного дозора.
— Добренько! Разумеем! — тронул ус старшина и похлопал коня по шее. — У кумы побывали, вареников пожевали, а теперь ищете стык между дивизиями, где бы улизнуть к своим.
— Ты что? На кого? Да я из тебя сейчас, — ухватил старшину за ногу лыжник, — ноги повыдергиваю. Я тебе дам «к своим»! Своего батьку закличешь, Торба.
Старшина уставился на лыжника, даже свесился с седла на бок, чтобы получше рассмотреть окликнувшего.
— Откуда меня знаешь? — спросил он удивленно.
— По усам определил, таких всего двое на всем фронте — у Семена Михайловича Буденного да у тебя…
— Ну, ты мене дурочку не валяй. Кажи, где бачилысь.
— На Смоленщине в лесу под городом Белый. Корытов я, младший сержант…
Старшина сконфуженно сдвинул кубанку на лоб, почесал затылок. Он понял, что опростоволосился, не узнал своих. Чтобы скрыть смущение, подчеркнуто радушно сказал:
— Да я тебя, голуба, еще за полверсты узнал, только вида не подавал, проверял на всякий случай. Вот так-то! Ну, здоровенько! Рад видеть тебя незалатанным.
— Я тоже рад, но не больно ласково принимаешь!
— Не у маты в хате. Война! А ну давай, ребята, живо в лес! Сейчас обстрел начнется.
— Откуда знаешь?
— Чай не без очей. Сам бачишь пристрелку. Раз, два, а в третий получай галушки.
В самом деле, неподалеку разорвалось несколько снарядов. Кавалеристы и лыжники поспешили к лесу. Туда же повернули и следовавшие за дозором остальные бойцы. В лесу было вроде даже теплее. Мохнатые, серебристые от снега сосны и ели стояли молчаливо, угрюмо, словно боясь, что и на них, если зашумят, может обрушиться шквал мин и снарядов. В глубине чащобы, под разлапистой елью горел костерок, у которого грелось несколько кавалеристов.
Привязав вороного к молоденькой елке, старшина Торба хозяином шагнул к огню:
— А ну, хлопцы-молодцы! Раздвигайсь в стороны! Гости прибыли, греться будут.
— Мы не замерзли! На ходу все время да и обмундировка у нас — хоть на Северный полюс.
— Ничего, запас тепла на помешае. Як бачу — не к нам прибыли на пополнение и не к панфиловцам. Опять в дальнюю дорогу?
— Как прикажут, — уклонился от ответа начальник лыжного дозора.
— Тогда махорочки по цигарочке. А ну, хлопцы молодцы, вынимай кисеты, угощай боевых друзей. Кто знае, доведется ли коли ще побачиться. Це хлопцы рисковые. По правде, думалось, что сгинули вы в тот раз в лесах под Велижем. Така дерзка була вылазка!
— Да, многие не вернулись из того похода, — вздохнул старший дозора. — Зато дали немцам копоти. Накрошили более трехсот гадов. Одних офицеров шестнадцать поганых душ на тот свет отправили. А страх такой нагнали, что фрицы по ночам до ветру группами выходили, с автоматами… Точно — пленные рассказывали. Ну, а вы тут как? Шел слух, будто вам пришлось прямо с ноябрьского парада в бой…
— Так и было. Провел нас генерал Доватор по Красной площади и сказал: «А теперь, хлопцы, покажем, на что участники парада способны. Остры ли у них клинки, быстры ли кони…»
Раздался мягкий, приглушенный глубоким снегом топот коня. У костра, словно вынырнув из сгустившейся тьмы, возник всадник, склонился с седла и что-то сказал старшине на ухо.
— По коням! — скомандовал тот, обнял Корытова: «Ну, бувай, рад живого тебя видеть!». Пожал руки бойцам, вскочил в седло, не касаясь стремени, и тронул вороного. За ним двинулись остальные кавалеристы.
А в это время на окраине полуразбитой снарядами деревушки, в горнице чудом уцелевшего дома генерал Доватор принимал командира лыжного отряда фронтовых разведчиков капитана Шевченко. Выглядел генерал уставшим. Был, видимо, простужен и зябко кутался в черную бурку. Глаза его были воспалены от бессонницы, но голос звучал бодро, уверенно.
— Многим кажется, дорогой капитан, что мы плохо воюем, — говорил Доватор. — Да, мы пока пятимся, отходим. Болью в сердце отзывается наше отступление. Но оно очень дорого обходится фашистским воякам. Как я могу сказать о своих конниках, что, мол, плохо воюют, если они дерутся с численно превосходящими силами врага и бьют его, да еще как бьют, черт побери…
Ординарец растопил чугунку. В доме стало теплее. Генерал сбросил с плеч бурку и пригласил Шевченко к столу выпить кружку чая. С удовольствием прихлебывая крутой кипяток, капитан говорил о том, что разведчики много наслышаны о героических делах кавалеристов Доватора, хорошо помнят их боевые подвиги во время рейда по тылам оккупантов на Смоленщине, не забывают о помощи конников при переходе отряда через линию фронта.
— С особой теплотой мы с комиссаром вспоминаем встречу с вами под Смоленском и ваши добрые напутствия, — продолжал капитан Шевченко. — Ваши советы нам здорово пригодились при выполнении задания.
— Ну, не преувеличивай, — улыбнулся Доватор. — И я вас хорошо запомнил. Ведь это вы были на командном пункте одного из полков под городом Белый, когда мне сообщили о присвоении генеральского звания. Тогда вы первыми меня поздравили. Так ведь?
— Все верно, товарищ генерал, — подтвердил комиссар отряда Огнивцев.
— Мне докладывали, что вы удачно перешли линию фронта, хотя вам после рейда конников по вражеским тылам это сделать было непросто. Немцы были очень напуганы и стали более осторожными. Ну, а дальше-то как действовали?
— Боевую задачу отряд выполнил, — ответил Шевченко. — Не хвалясь скажу: намяли фрицам бока здорово. Вывели из строя немало боевой техники и автотранспорта. А в начале октября удалось расколошматить штаб пехотной дивизии. Захватили немало ценных документов. А генералу армии Жукову персональный подарок поднесли.
— Какой же? — заинтересованно спросил Доватор.
— Собрали мы за время рейда без малого целых три вещмешка с немецкими документами, железными крестами, медалями разными. Ну и высыпали их прямо на пол к его ногам.
— И как он… что? — поторопил капитана Доватор и усталые глаза его загорелись.
— В сапогах по ним прошел раз, второй, потом сурово сказал: «Убрать эту пакость». Нахмурился Георгий Константинович, а все ж, видать, подарочек наш ему понравился.
Огнивцев вдруг вспомнил о дерзкой вылазке разведчиков под Велижем и решил развеселить генерала. Улыбаясь, произнес:
— Мы в сентябре и вам подарок добыли: коня из-под немецкого полковника. Прекрасный был конь!
— И где же он?
— Не рассчитали запас продовольствия. Пришлось съесть.
Доватор от души рассмеялся:
— Вот это да! Надо же — съели сувенир…
— Ранен был скакун осколком и сильно ранен, — уточнил комиссар. — А так бы, возможно, и привели.
На столе зазуммерил телефон в кожаном чехле. Доватор взял трубку:
— Да, я слушаю… Здравствуйте… Что ж нового — жмут по-прежнему, хотя и не так уж активничают, как раньше… Да, своих солдат они не жалеют, напролом идут. Москва-то рядом, вот и торопятся… Но близок локоть, да не укусишь…
Генерал прикрыл трубку ладонью, заговорщицки подмигнул Шевченко:
— Спрашивают, не заблудились ли у нас гости из Москвы?
Капитан согласно покивал.
— У меня они в полном здравии, — продолжал Доватор. — Главный их дирижер сидит пред моими очами. Мы оказались с ним старыми знакомыми. Так, так… Понятно. Всего доброго! Доватор положил трубку:
— Звонили от панфиловцев. Разыскивают вас. Ждут. Просили немедля проводить вас к ним, в штаб дивизии. — И добавил с горьким вздохом: — А Иван Васильевич, к великому горю, погиб… В ноябре еще. Но панфиловцы живут, сражаются. И они-таки достойно рассчитаются с немчурой за Панфилова, щоб я так жил…
Доватор встал:
