— Командиры взводов лейтенанты Нелюбин, Медведев и Бельский. В отсутствие командира роты капитана Солодовникова, выбывшего по ранению, обязанности ротного временно принял на себя я как командир первого взвода.
— А Кац где? Где, я спрашиваю тебя, Кац? — закричал вдруг полковник Колчин. — Будем покрывать труса и дальше? Всем полком!
Воронцов молчал.
— Хорошо. — Голос командира полка был уже спокойным. — Докладывай обстановку.
Воронцов доложил о потерях, о том, что вместе с ними в селе находятся все уцелевшие во время атаки танки и что их поддерживает батарея ПТО той же танковой бригады.
— Ты с приказом ознакомился? — спросил полковник Колчин. — Вот что, лейтенант: ты давай или ротой командуй как следует, или Каца разыщи!
— Слушаюсь, товарищ полковник.
— Воронцов, — снова послышалось в трубке, — ты, вот что: давай-ка действуй самостоятельно. Раз принял командование, действуй. Вскрой пакет. Свяжись с соседями. Все увяжи с ними. Потом перезвонишь. Спать тебе сегодня не придется.
Воронцов разорвал пакет. В нем оказался приказ: атака назначалась на утро после двадцатиминутной артподготовки.
Пока ходил к соседям, за огородами зарозовело. Бойцы спали, сидя или свернувшись калачиком прямо в ячейках и накрывшись кто шинелями, кто плащ-палатками. Воронцов перешагивал через вытянутые ноги и откинутые руки. Останавливался возле часовых, перекидывался с ними словом-другим и шел дальше.
В землянке НП так же, как и по всей округе, пахло дымом и жженым железом. Дымила коптилка, изготовленная из сплющенной гильзы медного сорокапятимиллиметрового снаряда с фитилем из шинельного сукна. Но и ее скудного света было достаточно, чтобы осветить топчан и стол, уставленный телефонными аппаратами. На табуретке с урезанными на треть ножками кемарил, положив голову на горбыли стола, телефонист.
— Антипов, — разбудил его Воронцов, — вызывай Первого. Живо.
Связист вскинул голову и схватился за ближайший телефон.
— Воронцов, слушай меня внимательно. Сейчас к тебе подойдет рота резерва. Командует ею старший лейтенант Сивков. Мужик он нахрапистый. Попытается тебя подмять. Но ты свою задачу знай. Левый фланг — твой. Брод, мост. Сам знаешь, что это означает. Справа пойдет Сивков. Танки — с вами. Порядок выдвижения доложит Сивков. Удачи тебе, сынок. Жду донесения с того берега. Конец связи.
Приказ командира полка был предельно ясным.
Пуля сделала облет позиций на другой стороне реки. Вернулась, едва не касаясь воды, пронеслась над обрубками свай и бревен настила, шаркнула по привядшей черемуховой листве маскировки над бруствером, под которым дремал бронебойщик. Метнулась за огороды, где, покрытые мелкой испариной росы, стояли танки. Ночами ей становилось тоскливо. Она с нетерпением ждала утра. Она знала точно, что утром все начнется опять.
Ночью полковая разведка снова уходила в поиск. Приказ: взять «языка» из передней линии. Командованию необходимо было узнать, что за часть обороняет рубеж реки Вытебети. Выбитый за минувшие дни и ночи взвод конной разведки полка насчитывал всего пятерых человек. И теперь все они ползли через пойму к зарослям ив и черемухи, нависавших над самой водой.
Иванок сжимал ремень своей винтовки, бесшумно, как уж, скользил за старшиной Казанкиным. Следом, прерывисто дыша, двигался Евланцев.
Еще вечером, на закате, они высмотрели стежку через пойму. Та уходила в заросли ольхи и черемушника, до самых верхушек перевитых хмелем. И все же они разглядели у воды мосток из жердей. В бинокль было видно, что посредине настил прерывался. Концы бревен с той стороны упали в воду. Их медленно колыхало вниз-вверх. Видимо, перебравшись на ту сторону, немцы заложили заряд и взорвали средний пролет. Но Иванок, наблюдавший за противоположным берегом Вытебети, внес в журнал следующую запись: «11 час. 17 мин. Фриц с правого берега спустился к реке, набрал воды и смылся. 11 час. 43 мин. Другой фриц снова по той же стежке напротив мостков спустился к воде со связкой котелков, наполнил их и снова смылся. 12 час. 07 мин. Целых два фрица без винтовок спустились к воде. Даже разговаривали, гады». Старшина Казанкин, исполнявший обязанности командира взвода, полистал журнал и хлопнул им Иванка по макушке.
— Кто ж так записи ведет! Неуч! Я тебе как говорил записывать?
— Как, как… Чтобы кратко и понятно, — оправдывался Иванок. — Я так и писал. Что тут не понятного?
— Надо писать не фриц, а противник. Смылся… — Старшина Казанкин хмыкнул. — Пиши: ушел, вернулся, исчез… И — никаких эмоций. Понял? Вести журнал наблюдений — это тебе не роман писать. И даже не школьное сочинение на вольную тему.
— Я ничего и не сочинял. Что видел, то и записал. Воду они там берут. Вот где их стрелять. А, товарищ старшина? Запросто сниму.
— Не вздумай. Батя за такое голову снимет. Винтовку прикажет отнять и в госпиталь переведет. Или в хозвзвод. В БПК [10]. Водовозом. Понял?
Вот тогда-то Иванок и смекнул, зачем старшине понадобился этот водопой.
Немецкая траншея проходила по обрезу берега. Немцы спрыгивали вниз, быстро, под прикрытием приречных зарослей ольхи и кустарника, добегали до воды и так же быстро возвращались назад, держа в руках наполненные котелки. Когда стояли в обороне, таких обычно не стреляли. Сами ходили с котелками. Действовал своего рода сговор-перемирие: в солдата, который спускается к реке с котелками, фляжками или ведром и без оружия, не стрелять. И не стреляли. Иногда такое длилось месяцами. Но теперь все нарушилось. Фронт пришел в движение. Стреляли все и везде.
Разведка выползла к стежке. Двое продолжили движение, остальные замерли, приготовили оружие. Спустя некоторое время еще двое уползли вперед.
Первым во второй паре все так же беззвучно, осторожной кошкой, полз Иванок. Он знал: чтобы добраться до того городка на юго-западе Германии, где эти сволочи держат сестру, надо быть хитрым, расчетливым, двигаться незаметно и неслышно. Чтобы в нужный момент не тебя держали на мушке, а ты.
На правый берег переправлялись трое: старшина Казанкин, сержант Евланцев и он, Иванок. Остальные оставались в прикрытии.
Спереть «языка» из-под носа у немецких наблюдателей — дело непростое. Можно стащить часового или дежурного пулеметчика. А можно и там остаться, если часовой окажется хитрее и сильнее тебя. Но на этот раз ползти в немецкую траншею не надо. «Языка» решили брать здесь, на водопое. Перемирие окончилось.
Тихо сошли в воду, по мели перебрели к правому берегу и замерли под кустами. Стояли по пояс воде. Вода в реке теплая. Лето. Но когда постоишь долго, да без движения, постепенно начинает колотить.
Иванок держал в руках свою трофейную винтовку, время от времени посматривал вверх, на белесый обрыв. Именно по нему днем, когда он вел наблюдение, скатывались вниз фрицы. Рядом неподвижно, как сгорбленный пень, стоял Евланцев. ППШ закинут за спину. В правой руке он держал нож. Их у сержанта было несколько. Один за голенищем, другой всегда в ножнах на поясе. Может, и еще где прячет. Тот, который сейчас держал в руке, он вытащил откуда-то из-за пазухи. Иванок не успел разглядеть, откуда именно. Но точно — из-за пазухи.
«Как плохо во взводе без Игната Васинцева, — подумал Иванок. — Даже снабжение хуже стало. Или Плетенкин что-то прижимает, химичит со штабными и тылом. Без Васинцева порядок наводить некому. Или…»
Донимали комары. Облепляли руки и лицо, лезли в глаза и ноздри. Сволочи, хуже немцев. Он медленным движением поднимал свободную руку и буквально соскребал присосавшихся тварей со лба, щек и губ. Комары, опьяненные кровью, хрустели под пальцами, как молодые водоросли.
В стороне немецких окопов послышались приглушенные голоса. Ракеты, с одинаковыми промежутками времени взлетавшие немного правее, вдруг перестали вспыхивать над ольхами. Сердце у Иванка застучало.
Вверху качнулись две тени, на мгновение заслонили звездное небо, стали медленно спускаться к реке. Иванок сразу понял, кто это. Вместо котелков у них в руках были короткие МР 40. [11] С такими «рогачами» по воду не ходят, тут же мелькнула у него опасная догадка.
— Опустись в воду и плыви. Уйдешь, доложишь. — Голос сержанта Евланцева легким дыханием колыхался над головой Иванка. — Это приказ.
Дрожь начала бить Иванка еще сильнее. Он медленно опустился в воду. В шаге левее начиналась глубина. Течение подхватило пузырь его камуфляжной куртки и поволокло, спасительно затягивая под кусты. Сержант в последнее мгновение перед схваткой пожалел его, потому и отдал такой приказ. Ждали одиночку, какого-нибудь ординарца, посланного за свежей водичкой, а тут…
Вверху мелькнули еще несколько теней. Все они так же бесшумно спускались к разрушенным мосткам. Разведка, мелькнула мгновенная догадка. На разведку напоролись. Сходили за «языком»… Но зачем же он уплывает от своих товарищей? Разве можно их бросать в трудную минуту? Это же нарушение первой заповеди разведчика! Назад! Надо вернуться назад!
