— Есть, товарищ генерал-лейтенант, — козырнул Мисник и направился к радисту. В этот момент и послышался гул моторов. От нависающих невдалеке высоченных гор оторвалась пара вертолетов. Они, словно шмели, стремительно неслись прямо на командный пункт. Наполняя окрестность грохотом, машины пошли на посадку.
Генерал-лейтенант приказал начальнику штаба:
— Пусть доставят сюда командира эскадрильи.
Мисник кивнул одному из офицеров, и тот поднял трубку полевого телефона.
Командир эскадрильи майор Першин вошел на КП и, сразу же отыскав глазами генерала, который почти не выделялся среди офицеров, так как был в полевой форме, — представился. Дубик пригласил его к карте, и Першин сразу же начал докладывать:
— Пленный душман, которого взяли с собой два афганских офицера царандоя…
— Подождите, подождите, товарищ майор, — перебил генерал, — куда ранен этот пленный?
— В ногу. Пуля прошла через мышцы бедра левой ноги, поэтому он не смог бежать вместе с другими душманами. — Першин скосил смешливый взгляд на командира роты и с самым серьезным видом добавил: — Это. было тогда, когда капитан Бочаров лично, сидя верхом на броне, как на ишаке, бросился в атаку.
У генерал-лейтенанта удивленно поднялась бровь, но он тут же понял, что последнее уточнение шуточное, и беззлобно бросил:
— Давайте без излишних подробностей. Итак, что показал пленный?
— Когда мы оказались в воздухе, некоторое время он никак не мог сориентироваться, но затем разобрался, что к чему, даже указал места, где душманы на вершинах гор оборудовали позиции противовоздушной обороны. Мы их стороной обошли, правда, из одной точки полоснули то ли из пулеметов ДШК, то ли из зенитной установки. Но и мы не остались в долгу. Сопровождавшая нас пара вертолетов по моему приказу подавила эту позицию НУРСами. Потом пленный показал дорогу, по которой пришла сюда банда. Природа крепко потрудилась, чтобы создать такой путь. Прямо вдоль отвесной скалы, над пропастью, имеется карниз, по которому идет дорога шириной два-три метра. А над ней скалы образовали крышу своими выпуклыми боками. Поэтому дорога сверху и не видна, а чтобы увидеть ее, надо спуститься в ущелье. Скажу честно, что летать там непросто: сильнейшие порывы ветра, турболентность как в аэродинамической трубе. Да и сбить вертолет выстрелом из БУРа или очередью из автомата из пещеры, которых вдоль тропы десятки, можно запросто. Пленный уверен, что банда отошла именно этим путем. Да и я так считаю.
— Никого не видели?
— Никого, товарищ генерал-лейтенант. Да и кто днем, да еще на виду у вертолетов высунет нос из укрытия?
— Ну и куда ведет этот балкон? — спросил Дубик, одновременно делая какие-то пометки на карте.
— Тянется он девятнадцать километров, а затем, — Першин ткнул пальцем в карту, — вот в этом месте ущелье уходит правее, к западу. От самого конца этого балкона начинаются четыре тропы. Одна из них идет в сторону шоссейной дороги Кабул — Газни, а три другие — в центральную и западную части провинции Бардак, в зоны, контролируемые душманами. Я не думаю, что за пять часов душманы смогли уйти так далеко. Скорее всего они остановились на дневку в какой-нибудь пещере.
— Средств ПВО не заметили в том месте, где кончается балкон?
— Засекли четыре точки. Они обстреляли нас. Местонахождение их я нанес на планшет.
Дубик посмотрел на Мисника.
— Товарищ майор, дайте эти цели на КП артиллерии. Скажите, что я приказал нанести удар по ним.
Офицер с повязкой дежурного на рукаве доложил:
— Товарищ генерал-лейтенант, прибыл представитель министерства государственной безопасности Афганистана подполковник Джалал. Разрешите впустить?
— Да-да, пригласите его сюда.
С подполковником Джалалом генерал встречался и раньше, поэтому поздоровались они как старые друзья, по афганскому обычаю обнялись и трижды прикоснулись щеками друг с другом.
Генерал-лейтенант Дубик находился в Афганистане уже третий год и хорошо усвоил обычаи этой страны, поэтому он справился о здоровье подполковника, о том, как идут у него дела. Затем, зная о том, что здесь не принято говорить о женщинах, спросил:
— Как здоровье ваших детей? Их матери?
— Ташаккор, хейли хуб[3].
Только после этого Дубик перешел к делу.
— Мы приходим к выводу, что наш десантник, младший сержант Леонов был отброшен взрывной волной в. обрыв, где его и захватили душманы. Я принимаю следующее решение: розыск десантника здесь прекратить. Вдогонку душманской банде направить наши подразделения. Буду просить командование афганской армии и царандоя поддержать нас и одновременно расширить территорию поиска, особенно в глубину. В район, где кончается этот балкон, выбросим десант. По склонам гор, расположенных на противоположной стороне ущелья, направим две разведроты. А к вам, товарищ Джалал, только одна просьба: использовать все ваши возможности по установлению местонахождения Леонова.
— Хуб, товарищ генерал. Мы сделаем все, что в наших силах. Я уже выяснил у ваших товарищей все, что нам нужно для его розыска. Работу начинаем немедленно.
Леонова вывел из забытья какой-то шум. Он открыл глаза и увидел ноги одного из охранников. Он лежал прямо на земле. Леонов посмотрел левее. К сожалению, второй охранник не спал. Он сидел, прижавшись спиной к глиняной стене, и держал в руках автомат, а глаза его настороженно следили за пленным.
У Леонова болела голова, его мутило. «Чем же это они меня накормили? Все вокруг плывет, и в голове гудит. Нет, это не в голове… я же ясно слышу шум моторов! Да ведь это гудят вертушки!»
Рокот двигателей вертолетов десантник никогда, ни при каких обстоятельствах, ни с чем спутать не мог. И точно. Прямо над кишлаком, над двором, где лежал на земле Леонов, один за другим пронеслись два советских вертолета. Мощные, стремительные, они словно влили в десантника новые силы. «Это же меня ищут! Не бросают в беде!» — подумалось Леонову, он вскочил на ноги и, махая руками, закричал:
— Ребята, товарищи, летчики! Я здесь! Вот я!
Сильный удар прикладом в голову сбил его с ног, и, падая, он потерял сознание. А когда пришел в себя, то увидел, что находится в каком-то помещении. Через большие щели в дощатой двери проникали яркие лучи солнца. Антон потрогал голову. На руках крови не было. Он со стоном начал подниматься, и в этот момент дверь открылась. В помещение вошли трое: одним из них — Антон сразу узнал — был американец, второй, в чалме и обычной афганской одежде, скорее всего душман, а вот третий… третий, как только стал так, что солнечный свет, падающий из дверного проема, осветил его лицо, сразу заинтересовал Леонова. Это был старик, без традиционных для афганцев усов и бороды. Волосы у него были светло-русые, с сединой, глаза голубые. Старик с каким-то жадным любопытством смотрел на десантника. Его лицо выражало откровенное волнение. Заикаясь, тщательно подбирая слова, с сильным акцентом он спросил:
— Скажите, вы действительно русский?
Леонов молчал.
— Вы не бойтесь меня, я тоже русский.
Антон не сдержался и зло процедил:
— Русские тоже бывают разными: одни Родине служат, другие — ее врагам подметки лижут.
— Да-да, я вас понимаю. Встретить в этой глуши соотечественника и сразу же поверить ему — трудно. Я сейчас попрошу этих господ оставить нас одних, и если они согласятся, то мы сможем побеседовать.
Старик заговорил с американцем по-английски. Тот ответил «о’кей» и вместе с душманом вышел. Дверь они оставили открытой, и Леонов увидел, как его охранники демонстративно устроились на земле напротив входа.
Старик присел на землю, по-восточному скрестив нош.
— Я объяснил американцу, что вы вряд ли станете сразу же отвечать на его вопросы, и попросил разрешения сначала мне побеседовать с вами, а заодно попытаться уговорить вас не отказываться от разговора с ним. Американец согласился, но поверьте моему честному благородному слову, я не буду у вас ничего выпытывать и убеждать открыть военную тайну. Я старый, проживший большую жизнь человек и русского не видел более полувека. Нет-нет, русских людей я, конечно, видел, но все они, так же, как и я, из прошлого… из прошлой России. Но сначала я расскажу вам о себе. Я выходец из старой российской семьи, причем далеко не бедной. По отцовской линии я принадлежу к роду Потемкина. Был такой князь Потемкин, но вы, конечно, о таком и не слыхали.
— Нет, почему же, — неожиданно ответил Леонов. То ли жалость к русскому эмигранту шевельнулась в его душе, то ли желание показать, что в России к истории относятся с уважением, толкнули Антона к ответу. — Слышал я о князе Потемкине немало, знаю, что такое и потемкинские деревни, и потемкинская лестница…
