Очевидно, никто не заметил состояния Юры. Что касается Серовола, то в эти минуты он не обращал внимания на своего помощника. Со странным выражением лица Серовол внимательно оглядел поляну и вдруг, размахнувшись, изо всей силы, со злостью швырнул гильзы в кусты.
— Хватит! — решительно и зло заявил капитан. — Ни в чем ты, Ковалишин, не виноват. Конечно, если бы живым его захватил, было бы лучше. Но и так спасибо, что не упустил гада. — Он повернулся к командиру роты, —Марченко, шума поднимать не надо. Похороните его, скажите, что убит случайно, по недоразумению. Потом все объявим, наградим Ковалишина за проявленную бдительность. А ты, Ковалишин, не переживай. Молодец!
Очевидно что‑то вспомнив, Серовол задумался на несколько секунд и добавил, глядя на Ковалишина:
— Подбери двух хороших, надежных хлопцев. Возможно, пойдешь на задание. Есть одно серьезное дело…
— Когда? — явно обрадовался взводный.
— Может быть, даже сегодня ночью. Будь готов, я скажу.
Юра по приказу Серовола сложил все вещи убитого в клетку, окутал ее плащ–палаткой, и они поехали к своему хутору.
Как только тропинка вывела на проселочную дорогу, Юра нажал на педали и, поравнявшись с начальником, взглянул на него. Лицо Серовола было мрачным, скула точно окаменела.
— Ну? — не отрывая глаз от дороги, буркнул капитан, поняв, что Юра хочет о чем‑то спросить.
Юра смущенно вздохнул.
— Не надо бы Ковалишина на такое ответственное задание посылать…
— Это почему? — голос Серовола звучал равнодушно, видимо, он думал о чем‑то другом.
— Я бы его даже в кондуит занес на всякий случай. — Вот как! — оживился начальник разведки. — Своего взводного заподозрил… Основания? Заметил что‑нибудь? Интересно…
Юра торопливо, сбиваясь и краснея, начал рассказывать о том странном чувстве, какое охватило его, когда он увидел зажатую в пальцах Ковалишина пушинку, и вспомнил, что Селиверстов несколько дней назад снял такое же перышко с рукава взводного. Получилось очень путанно, неубедительно, словно по пословице «в огороде ― бузина, а в Киеве ― дядько».
Серовол, слушавший вначале очень внимательно, к концу рассказа начал скептически кривить губы.
— Это все? — спросил он разочарованно, когда Юра умолк.
— Все… Я на всякий случай…
— Маловато, чтобы заподозрить такого командира, — хмыкнул Серовол. — Мистика какая‑то: почувствовал, испугался, какое‑то воспоминание мелькнуло в голове… Ну что ж, я не запрещаю — займись Ковалишиным. Проанализируй. Попробуй найти все возможные доводы в пользу какой‑либо другой версии гибели Москалева. Допустим, Ковалишин застрелил его по иной причине.
— По какой? — вырвалось у Юры.
— Это я от тебя хочу услышать, ведь пушинка тебя, а не меня испугала… — ухмыльнулся Серовол. — Только так: разрабатывать свою версию будешь в свободное от основной работы время. Кстати, возьми‑ка эти гильзы, может, пригодятся…
И начальник разведки высыпал на ладонь изумленного помощника четыре стреляные гильзы. Несомненно, это были те самые гильзы, какие нашел на поляне Ковалишин. Выходило, что капитан обманул всех, сделав вид, что он швыряет гильзы в кусты, в действительности он удержал их пальцами при взмахе и затем спрятал в карман. Зачем потребовался ему этот фокус и как понимать его слова «может, пригодятся»?
— Товарищ капитан, но Ковалишина вы не пошлете на задание, придержите?
— Почему? — удивился Серовол. — Пойдет Ковалишин и выполнит все, да так, что и желать лучше нельзя. — Капитан досадливо поморщился и добавил: —Ах, Юра, Юра! Служба у нас веселая — крути перед глазами загадочные картинки, переворачивай их вверх ногами. Сам говорил, что иногда полезно так делать…
Серовол покосился на своего помощника и неожиданно, как‑то помальчишьи весело и лукаво подмигнул ему.
На коротком секретном совещании присутствовали только трое ― командир отряда, прибывший с Большой земли на подмогу Сероволу Петрович и Серовол.
— Вот что, хлопцы, — обратился Бородач к разведчикам, — отряд не может дальше оставаться в этом районе. И так задержались… Нас не трогают, но это затишье перед бурей. Вы сами даете разведданные, что бандеровцы готовятся.
— Все готовятся, — подтвердил Петрович, — и немцы, и бандеровцы.
— Есть данные, что и аковцы что‑то замышляют, — добавил Серовол.
— Ну вот! — воскликнул Бородач. — Значит, надо уходить, наносить удары там, где нас не ждут. Чего вы тянете? Серовол мастер тянуть резину.
— Василий Семенович, это не капитан, а я тяну, — признался Петрович. —Операция сложная, требуется тщательная подготовка.
— Сколько вам нужно? —, Дня три–четыре.
— Много, хлопцы. Не могу рисковать. Прихлопнут.
— Не так просто, — сказал Серовол. — Четвертая рота…
— Четвертая рота еще в себя не пришла, от ветра шатаются… Я должен знать, ради чего буду торчать тут. Вы «секретничаете, шепчетесь друг с другом целые сутки, не посвящаете. Может быть, вы и мне не доверяете?
— Не было смысла докладывать, еще все в стадии подготовки. Знаете пословицу: «Не говори «гоп!», пока не перескочишь».
— Мне «гоп!» не надо, вы мне скажите, куда прыгать собираетесь?
Петрович взглянул на Серовола, засмеялся.
— Придется рассказать, Василий Семенович, мы решили… Собственно, для этой цели нас с Валей прислали сюда, когда вы сообщили о появлении Ганса. Мы решили захватить господина Сташевского живьем.
— Так‑то просто! — недоверчиво фыркнул Бородач. — Кто это сделает?
— Валя.
— Погубите человека… — возмутился командир отряда. — Ганс хитрющая бестия. Вы сами говорили — бывший начальник полиции, опытный провокатор, не раз себя за командира партизанского отряда выдавал, многих вокруг пальца обвел, погубил, а вы к нему девчонку посылаете. Да он сразу же ее раскусит и уничтожит. Что вы, хлопцы!
Петрович выслушал Бородача с грустной улыбкой.
— Вы не знаете одного обстоятельства. Валя — дочь бывшего бургомистра. Друга Сташевского. Сташевский ее знает, видел.
— Валя? — Бородач даже отшатнулся. — Как же так?.. Отец…
— Представьте, — с вызовом сказал Петрович. —Отец— негодяй, предатель, а его дочь ― комсомолка, горячая патриотка, наша отважная разведчица. ― Он хотел еще что‑то добавить, но передумал.
Все равно не надо рисковать. Зачем он вам в живом виде? Ухлопаем его из засады… Серовол пошлет хороших хлопцев. И сообщим на Большую землю, что приговор, вынесенный советским судом этому черту, приведен в исполнение.
— Сташевский многое знает…
— Так он тебе и расскажет, — насмешливо возразил Бородач. — Язык себе откусит и проглотит. Он ведь знает, что осужден как военный преступник и его ждет одно — петля.
— Мы предполагаем захватить все его документы. В его руках большая сеть агентуры.
Командир недоверчиво и сокрушенно покачал головой.
— Ох, эта агентура… Вы мне скажите, кто такой Москалев? Выходит, он и был главным шпионом? Серовол, что молчишь?
— Пока не могу сказать определенно, — неохотно ответил капитан.
— Значит, все он брехал? Или запутался, хотел и нашим и вашим?
— Возможно. Скоро все выяснится.
— Это я давно слышу — «скоро», «надо выяснить». Тут новая наша радистка приходила, какую он спас. Плакала. Передала вот это письмо. Он будто бы ей за день до гибели дал, чтобы после войны переслала его родным, если с ним что‑нибудь случится. Прочти‑ка!
Серовол взял из рук командира треугольник письма, развернул его и прочел вслух:
— «Дорогие папа, мама, Андрюша и Верочка! Я не писал вам потому, что был в плену. С большим трудом и бедой вырвался оттуда и в настоящее время нахожусь в партизанском отряде. Воюю хорошо, не жалею сил и жизни для приближения победы над врагом и мечтаю живым дождаться конца войны. Но на войне всякое бывает, и если не вернусь, к вам, то знайте: ваш Валерка погиб как честный советский человек. К сему — ваш Валерий Москалев».
— Вот и пойми его… — сказал Бородач. — Может быть, нарочно так написал? Мол, я на подозрении, письмо радистка передаст начальнику разведки, тот прочтет и поверит…
— Скоро все выясним, Василий Семенович, — со вздохом ответил Серовол, складывая письмо в треугольник. — Письмо возьму. Боюсь, что Москалев на моей совести…
Бородач не понял, хмуро и рассеянно посмотрел на своего начальника разведки. Командир отряда уже думал о другом. Он поднялся и сказал, хлопая ладонью по столу:
— Добре, хлопцы! Три дня ваши. Если положение не изменится в худшую сторону. Изменится — не обижайтесь. Тогда оставлю тут небольшую группу, а отряд — марш, марш… По коням!
Юра Коломиец сбился с ног, выполняя поручения Серовола. После появления парашютистов капитан перевел своего помощника на временное жительство в клуню, куда приходил ночевать и сам. Правда, в эти дни начальник разведки спал очень мало. В хате шла напряженная работа. Серовол, Петрович и Сергей почти все время что‑то обсуждали, изучали полученное сообщение, расспрашивали тех, кого, иногда среди ночи, приводил по приказу Серовола его помощник. К этим секретным обсуждениям Юра допускался от случая к случаю и поэтому не знал, что, собственно, готовят начальник и прибывшие к нему на подмогу усачи. Но то, что они готовят что‑то серьезное, не вызывало у него сомнений.Юра заметил также, что Серовол делает все возможное, чтобы Петрович и Сергей поменьше попадались кому‑нибудь на глаза. Сергей к тому же оказался великим молчальником ― за три дня Юра не услышал ни одного слова, сказанного усатым красавцем. Когда Серовол и Петрович вели с кем‑нибудь разговор, Сергей сидел в сторонке, поглаживал пышные бачки, крутил то один, то другой ус и помалкивал.
