смертны.
Одну из «пантер» Георгий и Вася, действуя совместно, обездвижили, а потом, в сумерках, захватили, перебив весь экипаж. Второй номер Васи, по прозвищу Пьер, поскольку у него почти не было ушей вследствие ожога, оказался бывшим танкистом. До утра он разбирался, как устроена немецкая кошка, — и к утру сумел ее приручить. Подбитый танк стал дотом для бронебойщиков, а когда танков противника стало слишком много, Вася и Пьер, развернув башню, открыли по немцам огонь из их же оружия…
— И дракон, шипя и плюясь огнем и ядом, стал отползать, а мы били его, били, били — потому, что знали: недорубленный лес снова вырастет, а значит, гадину надо было загнать в ее логово и там заставить загрызть саму себя…
А потом был октябрь, хмурый, но для Георгия очень светлый. Почему? Потому что он оказался на Букринском плацдарме, всего в восьмидесяти километрах от родного Киева. Они буквально вгрызались в родную для Георгия приднепровскую землю, зная, что вот-вот начнется переправа у Лютежа, а потом, когда наши неожиданно для нацистов ударили с фланга, уцелевшие на Букринском тоже перешли в наступление. И вот уже впереди Почайнинская пойма, крутые холмы Лукьяновки, Кирилловская церковь, где со стен смотрели плохо закрашенные ангелы Врубеля…
И родной Подол, где прошло детство Георгия, Подол, который было не узнать, Подол, лежащий в руинах… Замковая гора, изрытая окопами, Лавра с разрушенным фашистами Успенским собором, Крещатик, превратившийся в груды щебенки, среди которых бродили, как тени, местные жители. Георгий остался в Киеве ненадолго — подлечился в местном госпитале, к тому же их часть отправили на курсы обучения новому оружию.
Противотанковые винтовки, увы, устарели; им не по зубам была шкура новых зверенышей Гитлера — «тигров», «пантер», «элефантов»… Так из бронебойщика Георгий перешел в артиллеристы.
Теперь его оружием стала пушка, которую в войсках прозвали «зверобой» — за то, что она с лёгкостью прошивала толстую шкуру немецкого зверинца — всех этих «тигров», «пантер» и слонов-«элефантов»…
* * *
— И с этим новым мечом-кладенцом погнал наш герой фашистскую гадину в ее логово. С каждым его ударом тварь все более слабела. Наконец забралась она в свою глубокую нору и со злости откусила сама себе последнюю и самую главную голову. И издохло чудовище, пропало, будто и не было его никогда…
Борька уже спал — спокойно, не вздрагивая во сне с тревогой. Наверняка он чувствовал себя в безопасности здесь, рядом с дедом, который когда-то победил страшное, многоголовое чудище и вернулся, как и обещал своему ангелу…
Конечно, все было не так просто. Все было тяжело и кроваво. Враг, предчувствуя скорую погибель, яростно огрызался, не отдавая без боя ни пяди захваченной им земли. Погиб под Сандомиром большеглазый Борька, погиб, успев получить лейтенантские звездочки и пять медалей; погиб и майор Лёвушкин, так недавно — и так давно! — бывший лейтенантом, набравшим из выздоравливающих героический истребительно-противотанковый полк.
А сам Георгий Петрович еще раз был ранен в ноги, но дошел, доковылял до Победы, пусть и встретил он ее не в Берлине, а в Праге. Там, на Карловом мосту, художник в смешном берете нарисовал его портрет. На картине Георгий Петрович был изображен не в форме, а в старинных латах; в руках его копье, и этим копьем он разит коричневую змею с крошечными свастиками вместо чешуек…
Георгию Петровичу картина не понравилась, и он не взял ее, хоть художник и предлагал бесплатно. Может, и зря… но как-то не тянуло везти с собой что-то, что напоминало бы о той гадине, что сожрала Борьку, Лёвуш-
кина, медсестру Машу…
Он вернулся домой, где его ждала Варя. Та сумела разыскать в эвакуации родителей Георгия Петровича и помогала им как могла. Вместе они вернулись в Киев, вместе переехали в Москву, где Варя окончила мединститут, а Георгий Петрович — Институт железнодорожного транспорта. Варя родила ему четверых детей. Они прожили долгую, счастливую жизнь…
Но детей своих Георгий Петрович назвал в честь тех, кого не пощадило чудовище. Сыновей — Борисом, Василием, Куприяном — в честь своего первого номера, погибшего под Голицыном, а дочь — Машей — в честь медсестры, похороненой им у насыпи в приволжской
степи.
Пока об этом рассказывать самому младшему Боре еще рано. Возможно, он уже сам и не расскажет. Но Георгий Петрович был уверен: если он не расскажет, то Борис все равно узнает об этом — от своих родителей, от дедушек и бабушек, от кого-то из его большой и дружной семьи…
* * *
Сентябрь выдался дождливым. В один из хмурых осенних вечеров Василий Куприянович заехал за сыном в школу. Обычно Борьку со школы забирала Катя, но в тот день Василий освободился раньше и решил сам заехать за сыном.
Галина Вадимовна, учительница младших классов, которая сейчас была учительницей Бори, очевидно, нервничала:
— Василий Куприянович… простите, могу я с вами поговорить о Боре?
Василий насторожился:
— Что-то не так? Он что, плохо учится? Ленится?
— Нет, вовсе нет, — смутилась Галина Вадимовна.
— Плохо ведет себя? — продолжал гадать Василий. — Шалит?
— Нет, ну что вы, — возразила учительница. — Боря у вас молодец: и ведет себя примерно, и учится прилежно, но… видите ли, меня тревожат его фантазии.
— Какие? — уточнил Василий.
— Дело в том, — ответила Галина Петровна, — что Боря рассказывает, что у его прадеда было чудо-копье, которым тот охотился на разных зверей — тигров, пантер, даже слонов. И что его дед убил этим копьем дракона по имени… — учительница бросила короткий взгляд на раскрытый ежедневник, лежащий на столе, — по имени Панцерцуг. А еще — что он женился на ангеле…
— Все так и было, — подтвердил «фантазии» сына Василий. — Просто дети все воспринимают по-своему. Для детей самая страшная быль — только сказка, грустная или пугающая. Советую вам погуглить на досуге, что такое «панцерцуг»…
— Папа пришел, ур-р-ра! — Боря с портфелем наперевес влетел в кабинет, где Василий разговаривал с его учительницей. — Пап, а нам сегодня рассказывали, откуда взялась нефть. Короче, когда-то давно людей еще не было, а землю населяли эти… как их? дизайнеры!
— Не дизайнеры, а динозавры, наверно? — улыбнулся Василий. — Вот что, давай-ка ты мне эту занимательную историю в машине доскажешь, а то нас мама ждет. Давай попрощайся с учительницей.
— До свидания, Галина Вадимовна, — попрощался Боря.
Учительница рассеянно кивнула. На экране ее смартфона угрожающе рокотал немецкий танк Pz IV с кургузой пушкой и черными пародиями на кресты на башне…
— Дедушка, а почему здесь
