Отрыв от земли прошел намного проще, чем предыдущий, значит, ничего серьезного — просто ушиб. Сейчас бы отлежаться, компрессик холодный приложить… Р-раз, два, левой, правой. Постепенно втянулся, скорость увеличилась, но тут я понял, что овраг ведет не туда, куда мне надо — на северо-запад, а мне нужно на северо-восток. Однако вылезть наверх не рискнул, немцы могли быть где-то рядом. Так и шел, пока овраг не закончился. Дальше была еще скованная льдом речка. Повернул направо и, прикрываясь обрывистым берегом, двинулся почти в нужном направлении.
Следующие два километра я преодолевал около часа, вполне приличная, с учетом моего состояния и состояния дороги, скорость. Дальше речка поворачивала куда-то к югу, но были видны мостик через нее и проходящая через него дорога. За мостом чернел брошенный грузовик. Подумав, что по полю мне все равно далеко не уйти, я решил воспользоваться дорогой. Грузовиком оказался наш ЗиС, судя по ржавчине, разукомплектованности и занесенности снегом, стоящий здесь еще с сорок первого года. Значит, эта не та дорога, по которой мы ехали — там никаких грузовиков у моста не было. Или был, да я в темноте не заметил?
Едва отойдя от грузовика, я осознал свою ошибку — со спины послышался шум моторов. Придурок! Кто же днем по дорогам ходит? Днем по ним фрицы ездят, а ночью они спят, вот тогда и надо высовываться. Торопливо дошкандыбав до ЗиСа, быстро забился в щель, ограниченную снегом снизу и кузовом сверху. Спрятался почти весь, дальше не пустила рама. Колонна приближалась. В щель между рамой и кузовом я отлично видел идущую впереди «тройку» и голову танкиста, торчащую из люка командирской башенки. Что меня удивило — немец был в черной пилотке, с надетыми поверх нее здоровенными наушниками. Да, да, не в шлеме, а именно в пилотке, да еще и зимой! У них в танке что, нет ни единого угла, о который можно треснуться головой?
Танк прорычал мимо, обдав меня вонью сгоревшего бензина. А дальше пошли другие танки, еще танки, бронетранспортеры, полугусеничные артиллерийские тягачи, грузовики, цистерны с горючим, в конце опять танки. Они проходили буквально в четырех-пяти метрах от меня. Долго проходили. Одних танков я насчитал почти три десятка — танковый батальон, хоть и неполный. Когда колонна прошла, решил остаться на месте — в любой момент могла появиться другая, а иных укрытий впереди не было. Возвращаться назад и терять с таким трудом пройденные метры было жутко обидно. До вечера мимо меня прошли еще три колонны. Одна артиллерийская часть со стопятимиллиметровыми гаубицами и две тыловые колонны, сопровождаемые броневиками.
Когда стемнело, я выжидал еще около двух часов. На большее терпения не хватило — голод и жажда гнали меня вперед, ничего съестного у меня с собой изначально не было, а воды во фляге буквально на дне, и кончилась она до обидного быстро. Казалось бы, снега вокруг навалом, речка рядом, а попробуй добудь водички через толстый, намороженный за зиму слой льда, не имея никаких инструментов.
Убедившись, что с наступлением темноты движение прекратилось, я двинулся по дороге. Отдых пошел ноге на пользу, и двигался я уже довольно бодро. Через полкилометра меня догнал шум моторов. Еще одна колонна! Оглянувшись, я увидел плавающий по дороге тусклый свет фар. Перевалившись через снежный гребень у дороги, замер. Фары со светомаскировочными заслонками дают очень маленькое пятно света на самой дороге, поэтому был хороший шанс, что лежащего на обочине человека в маскировочном анораке не заметят, а если и заметят, то примут за труп. Колонна приближалась, вой моторов становился все громче. Я натянул капюшон на голову, а когда первая машина поравнялась со мной, нервы не выдержали и я взвел затвор, рискуя выдать себя движением. К моему счастью, по сторонам немцы не смотрели, а предписанная уставом дистанция не позволяла увидеть меня водителю следующей машины. Так и лежал, пока не проехали все, благо колонна была небольшая.
Когда затих мотор последней машины, я, предварительно оглядевшись, выбрался обратно на дорогу, снял затвор автомата с боевого взвода и плюнул вслед фрицам.
— Разъездились тут, сволочи!
Дул влажный пронизывающий ветер. Если бы не трофейная накидка, он выдул бы из меня остатки тепла и я окончательно дал дуба. А так завязал шнурки на рукавах, капюшоне и талии, и шагай себе. Несмотря на ночь и отсутствие луны, полной темноты не было. Видимо, лунный свет пробивался все-таки сквозь облачность, да и не успевший почернеть снег тоже накидывал с десяток дополнительных люксов. В этом неверном освещении, темное пятно с левой стороны дороги я увидел только, когда приблизился к нему метров на сорок. При ближайшем рассмотрении это оказался легкий вездеход, видимо «виллис». Точнее сказать было нельзя — машина была разворочена прямым попаданием фугасного снаряда приличного калибра. «Четверка» сработала, или тот же «артштурм», решил я. Судя по положению машины, для ехавших в ней встреча с немцами была неожиданной, а гибель мгновенной.
Я уже хотел бы продолжить путь дальше, но заметил лежащий за машиной труп. Погибший, в своем белом командирском полушубке, был почти незаметен на фоне снега. Выдали его чернеющие на белом сапоги. Лезть через снежный бруствер не хотелось, но мысль, что у погибшего командира может быть фляга с водой, а то и водкой, послужила причиной к действию. Фляги у убитого не оказалось. На ремне была кобура ТТ, через плечо — командирская сумка. Спина разворочена крупным осколком. Видимо, успел выскочить, но тут же получил осколок в спину. Умер не сразу — успел перебраться через снежный вал, где и остался лежать, пока я его не нашел.
Пошарил в сумке, какие-то бумаги, тряпка, вроде, мыло, пачка сигарет. Красиво жил командир по местным меркам, сигареты курил, а пачки галет в сумку положить не догадался. Обидно. Надо бы документы прихватить, может, удастся сообщить родственникам. Перевернул труп и полез за отворот полушубка. Ух-ты! Воротник гимнастерки — стойка. Просунул руку дальше, так и есть — погоны. Откуда же ты тут взялся такой красивый в форме нового образца? В штабе корпуса все еще старую форму донашивают, даже сам комкор. Это я точно знаю. Значит, эти были из штаба армии или фронта. Скорее фронта, а может, чем черт не шутит, и из Москвы. Это объясняет и наличие сигарет, которых в нашем полку отродясь не было. Удостоверение оказалось в левом нагрудном кармане. Сумку тоже решил взять с собой — вдруг там что-нибудь важное, при дневном свете посмотрю — решу.
Вытащил из кобуры ТТ, а из ТТ — магазин. Хотел взять с собой, но передумал — от ППШ толку больше при том же патроне. Правда заранее неизвестно удастся ли доснарядить диск, но будем надеяться, что удастся. Пистолет улетел в сугроб. Выщелкнул патроны из магазина ТТ и отправил его на противоположную сторону дороги. Спустя минуту, туда же отправился запасной магазин, также лишенный всех патронов. Ни себе, ни людям. Зато разжился шестнадцатью дополнительными патронами. С сумкой пришлось повозиться, мало того, что она висела на ремне, так еще имела и плечевой ремень. Удостоверение убитого командира положил в сумку, повесил ее на плечо под анорак, перевалился через снежный вал и зашагал дальше.
В ту ночь я преодолел километров десять-двенадцать, точно сказать не могу. Устал смертельно, и когда на дороге появился второй по счету хутор, решил остановиться на дневку именно здесь. Идти дальше не мог, и жрать хотелось уж больно сильно. Если повезет, то может и удастся отлежаться здесь пару дней. Долго прислушивался к ночной темноте хутора, но она встречала мне полной тишиной. Немцы народ дисциплинированный, на ночь обязательно часовых выставят, парный патруль по улице пустят. Солдаты обязательно нашумят, они не призраки — бесшумно двигаться не умеют, амуниция обязательно звякнет. Окончательно убедился в отсутствии немцев, когда где-то залился лаем хуторской кабысдох. Меня почуял? Нет, вряд ли, за время оккупации у него на людей с оружием должна выработаться совсем другая реакция — сидеть и не высовываться. А этот жив, значит, сию собачью мудрость знает прекрасно. А раз лает, значит, немцев на хуторе нет, те бы его за помеху ночному сну в ту же секунду сократили.
Первый дом встретил меня пустыми глазницами окон и криво висящей на одной петле входной дверью, он оказался нежилым. Во второй дом я соваться не стал. Заходить туда — шаг вполне очевидный не только для меня, но и немцев, которые будут разыскивать окруженцев таких же, как я. Поэтому добрался до крайнего дома с восточной стороны хутора, взвел затвор ППШ и негромко постучал в окно, состоящее из трех почти целых кусков стекла. Поначалу никакой реакции. Постучал еще раз, потом еще. Минут через семь, скрипнула входная дверь, и на пороге появился, как я смог разобрать в темноте, сухонький дедок в чем-то темном и белеющих из-под верхней одежды кальсонах.
— Здорово, дед. Немцы на хуторе есть?
