— Аишка сгорела?
Борттехник пожал плечами.
— Ты масло давно проверял? — спросил командир.
— Да вчера как раз, — привычно соврал борттехник и полез наверх. Пока он пробирался по правому борту к аишке, капитан К. пробежал по левому и оказался у капотов турбоагрегата раньше борттехника.
Борттехник, расстроенный не столько неожиданной прытью капитана, сколько его чрезмерной любознательностью, открыл капоты.
Такой подлости он не ожидал. Над масломерным стеклом, на заглушке горловины висела заводская свинцовая пломба! Иными словами, крайний раз масло было залито на заводе и к настоящему моменту иссякло.
— Ну, ты и фокусник! — восхищенно прокомментировал командир открывшийся вид. — «Вчера»!
Масло на борту было, и борттехник быстро восполнил недостачу. Но, оказалось, при попытке «сухого» запуска перегорел предохранитель на электрощите, который находился в хвостовой балке. Конечно же, запасного предохранителя у борттехника Ф. не было. Отсутствовал запасной предохранитель и на ведомом борту.
— Попробуй отверткой, — посоветовал командир. — И давай живей, торчим тут, как два тополя… Позавчера вон трубопровод за 101-м рванули…
Борттехник взял отвертку, поднялся по стремянке в люк хвостовой балки, сунул отвертку в контакты для предохранителя, но держать рукой не решился. Спустился вниз, крикнул праваку:
— Запускай!
Правак нажал кнопку. В люке бабахнуло, отвертка с грохотом вылетела в грузовую кабину и подкатилась к ногам секретчика. Он поднял ее, с интересом рассматривая малиновое жало.
Борттехник побежал на ведомый борт, который уже запустился и молотил в ожидании ведущего.
— Давай, снимай свой предохранитель, я его к себе поставлю, — сказал он хозяину борта, борттехнику Л.
— Что я, больной? — удивился борттехник Л. — Сам снимай.
Борттехник Ф. залез в темную ревущую балку, потея от жары и страха (под его руками потрескивало напряжение в десятки тысяч вольт) снял крышку щитка, взял предохранитель двумя влажными пальцами за стеклянную середину. Его тут же пронзило судорогой, и с нецензурным криком он слетел со стремянки на пол. Чертыхаясь, взял сухую тряпку, обмотал ею руку, кое-как вырвал скользкий предохранитель и понесся на свой борт.
Запустились, полетели. Сели в Турагундях, выключились. Через час, при запуске, борттехнику пришлось проделать ту же процедуру в обратном порядке — запустить свою аишку, выдернуть предохранитель (два удара током, несмотря на тряпку), вставить его в родное гнездо.
Потом опять была посадка на 101-й площадке — и опять выключились, дожидаясь подвоза раненых из 12-й дивизии, и опять на запуске борттехник трясущимися руками вынимал злокусачий предохранитель.
— Хороший полет получился, полезный, — сказал капитан К.. — У дикого животного породы «борттехник» был выработан условный рефлекс к порядку.
Но, конечно, он ошибался. Дикое животное твердо знало, что все случившееся — результат присутствия на борту несчастливого капитана К.
1.
Каждый полет в Чагчаран, на сопровождение Ми шестых с грузами был мучением для «восьмерок». Ползли на высоте 4000 метров, прямо над снежно-скальными вершинами, на которых встречались не только горные козлы, но и отряды вооруженных людей. Чуть ниже, в горных распадках стояли в укрытиях зенитные горные установки и крупнокалиберные пулеметы ДШК,[17] поэтому вертолетам приходилось тащится по самым вершинам. И самое обидное — не было возможности вступить в бой, даже если заметил, что по тебе работает какой-нибудь энтузиаст джихада. Даже минутная задержка съедала драгоценные литры топлива. Полная заправка с двумя дополнительными баками позволяла долететь до Чагчарана (почти 400 км!) и вернуться обратно — но едва-едва. Встречный ветер и прожорливая печка уже заставляли думать о дозаправке в Чагчаране, чтобы не упасть в горах на обратном пути. Дозаправка же заключалась в том, что керосин (недостающих литров 300–400) таскали ведрами с Ми-6 или тем же ручным способом «доили» своего, более экономичного напарника.
Страдания компенсировали чистым горным снегом, — им набивали большие армейские термоса, чтобы по прилете заварить цейлонский чай или «Липтон» с бергамотом на нормальной, не хлорированной, воде. Ну и, конечно, огромные сумки с югославским печеньем и конфетами тащили в чагчаранские дуканы и сдавали там по максимальной цене (следствие труднодоступности высокогорного рынка). Как правило, эти продукты не были собственностью летчиков — товар добывали наземники, имеющие больше связей с магазином. Перед вылетом они прибегали на стоянку и просили летчиков сдать их товар по максимуму.
Борттехник Ф. в первый же «чагчаран» понял стратегию шмекерского рейса («шмекерить» на летном жаргоне — вести торговые операции). После двух с половиной часов тряски над морозными скалистыми вершинами, ухода от трасс ДШК (развернулись, но огневой точки не нашли — уже в следующие рейсы выяснилось, что пулеметы стояли в землянках с откатывающейся крышей), беготней от борта к борту с полными ведрами керосина, а потом и поездки в дукан, где мальчик при пересчете пятисот пачек конфет старался обсчитать борттехника — после всего этого обратный полет протекал в раздумьях с применением бумаги и карандаша. Борттехник прикидывал, сколько процентов с выручки стоит этот опасный рейс. Если одна пачка конфет принесла 26 афошек, то не будет ничего зазорного сказать, что сдал по 25. Нет, по 24. Через полчаса полета приемлемым казалось 22. Еще через час, когда обогнули место, где их обстреляли, — 20. Когда пара приземлилась с невырабатываемым остатком топлива в 50 литров, и хозяин сумки прибежал за своими деньгами, борттехник Ф., воняющий снегом и керосином, отдал ему пачку, перетянутую розовой резинкой, со словами:
— Сдал по 17.
И, глядя на вытянувшееся лицо торговца, пояснил:
— А ты что хотел? Сам сказал — по максимуму, но Ми шестые весь рынок затоварили. Вот это на сегодня и есть максимум. Хотел я одну афошку с пачки за труды взять, да постеснялся тебя грабить.
2.
Когда борттехник Ф. подсчитывал вырученную прибыль, к нему на борт заглянул лейтенант Л. Увидев рассыпанные на скамейке купюры, поинтересовался — откуда столько?
— Заработал, — важно ответил борттехник Ф.
Он коротко изложил борттехнику Л. схему получения прибыли.
— И, главное, все законно и морально. Это плата за наш риск. Наземник пригрелся возле магазина, ящиками конфеты берет, а нам — две пачки в одни руки!
— Вот, блин! — сказал лейтенант Л. — А я вообще ничего не беру с них. Но они, между прочим, неблагодарные свиньи — сдашь товар, отдаешь деньги, а они даже сто афошек не предложат на бакшиш.
— Вот и бери сам — все в твоих руках.
— Нет, так все же нельзя. Не могу я товарищей обирать.
— Еще один Феликс, блядь! — разозлился борттехник Ф. — А ты знаешь, какой бог покровительствует летчикам? Меркурий, он же бог торговли и обмана! Не зли его!
Через два дня после этого разговора борттехник Л. полетел в Чагчаран. На полпути его борт был обстрелян из ДШК, но вертолет без проблем (немного потряхивало) долетел до Чагчарана, и только на земле экипаж увидел, что в лонжероне лопасти зияет дыра величиной с кулак. Пришлось летчикам заночевать в чагчаранском гарнизоне в ожидании комплекта лопастей, и борттехник Л. вернулся в Шинданд только вечером следующего дня. Войдя в комнату, он сказал:
— Я становлюсь все более суеверным. В ближайший же рейс принесу жертву Меркурию…
3.
На следующий день борт лейтенанта Л. поставили на Фарах.
— Что кому привезти, заказывайте, — сказал он.
Лейтенант М., временно летавший на ВКП (воздушный командный пункт), и потому временно не имевший доступа к дуканам, вручил ему 850 афошек и попросил купить кроссовки.
Борттехник Л. улетел.
Он вернулся после обеда, вошел в комнату и с порога кинул на кровать лейтенанта М. сверток:
— Примерь, вроде твой размер.
Лейтенант М. развернул бумагу, взял одну кроссовку, примерил на правую ногу.
— В самый раз. Спасибо, Толик!
— Погоди благодарить, — сказал, улыбаясь, лейтенант Ф. — Ты вторую примерь.
Лейтенант М. взял вторую кроссовку, поднес ее к левой ноге и сказал:
— Еб твою медь!
Обе кроссовки были на правую ногу.
— Феликс, да у тебя ноги разные! — расхохотался лейтенант Ф.
— Вот сука дуканщик, наебал! — вскричал лейтенант Л., заливаясь густым румянцем. — Да я этого козла расстреляю в следующий раз!
— Кончай придуриваться, все свои, — сказал лейтенант Ф. — Уж мы-то знаем, что ты просто смахнул с прилавка в сумку две кроссовки сразу. Я сам первый раз так сделал. Естественно, на прилавке все на одну ногу. Нужно смахивать одну в одном дукане, а другую — в другом. В следующий раз смахни две левых — и будет целых две пары дармовых кроссовок.
