– Че есть, че нада?
– Патроны есть! – хохмили солдаты, сидя верхом на бэтээрах.
– Контрол! – заинтересованно требовали проверки товара пацаны, а чуть позже, видя направленные в их нечистые носы автоматные стволы и осознав шутку, выливали на голову шурави по ведру отсортированных русских матюков.
В команду рассыльных торговых агентов попал и мальчик Султан. Он был шустрым и не раз залезал на броню бронетранспортеров, что мог сделать не каждый (солдаты прогоняли слишком настырных). Юркий, как ящерица, с бугристой остриженной головой, Султан наверняка достиг бы победы в купле-продаже, если бы достаточно хорошо знал язык шурави. Но языка он не знал. Хотя выучить его было просто. Наполовину состоящий из мата – эсперанто военного времени, – он мгновенно был усвоен теми, кто часто сталкивался с русскими. Однако короткая жизнь Султана прошла в постороннем от шоссе кишлаке, а после снаряда, пущенного артиллеристом Шуваевым с перелетом цели в мирный кишлак, мальчик с дедом пас скотину в нелюдимой песчаной степи. Он лишь два раза сравнительно долго видел шурави. Когда те резали ему больную ногу и когда воровали овец. Оба свидания не научили Султана языку. И он день за днем проигрывал торговую войну. А однажды проиграл окончательно.
В тот раз он взобрался на борт бронетранспортера, где полулежал в отдыхе сержант Юрка Макаров, начавший лысеть, несмотря на свои двадцать лет от роду. Юрка лениво полулежал, как удав, и лениво курил сигарету «Памир» под солдатским названием «Нищий в горах» (на сигаретной пачке был изображен одинокий путник с котомкой за плечами на фоне горного хребта). Юрка лениво смотрел на город, лениво следил за карабкающимся на борт Султаном и лениво процедил ему вместе с выплывшим изо рта дымом:
– П’шел нах’ отсюда!
– Че есть, че нада? – тарахтел пацан заученный пароль и продолжал лезть наверх.
– Жопа есть, – все так же лениво вытащил из себя звуки Юрка Макаров.
– Шо-о-опа-а? – загипсовался на месте Султан и, выпучив глаза, стал шарить внутри себя в поисках смысла. Но там, внутри, среди товара, который обычно предлагали на продажу колонники, «шопы» не было. Не было ее и среди ругательств. И Султан, не найдя в себе значения сделки, медленно и угрожающе против возможного обмана предложил проверку качества:
– Кантро-о-ол! – и вперил сверкающие глазенки в черный пух на большом лбу Макарова.
Толпа сопливых бизнесменов вокруг бронетранспортера взорвалась издевательским смехом. Толпа знала качество предложенного товара.
Конкуренты стащили Султана за ноги с борта бэтээра, стали щипать черными ногтями и совать в ребра каменные кулачки. Торжествующие и беспощадные, они после ухода колонны гнали Султана до самого дукана и кричали над его шишковатой головой унизительные клички.
«Самому честному и богатому комерсанту» Махмуду рассказали, как в очередной раз опозорился его человек. Улыбались соседи – владельцы процветающих магазинов. Махмуд налился злой кровью и крикнул Султану подойти поближе. Тот подошел, бережно протягивая руку с пакетом непроданных мандаринов. Махмуд вырвал пакет и махнул мускулистой ногой для пинка Султану. Но тот, как ящерица, вильнул в сторону, и хозяин запустил в воздух свою пыльную туфлю без задника. Сделанная из советского офицерского полуботинка, туфля шлепнулась на дорогу. Махмуд скрипнул зубами и направил электрическую дугу взгляда на своего агента. Султан сжался в точку, располагавшуюся где-то в животе, пожалел, что увильнул от удара, поднял туфлю, принес ее в обеих своих ладонях и обул на коричневую ногу хозяина, как хрустальный башмачок Золушке. Махмуд сжал костлявыми пальцами лысую бугристую голову мальчишки, развернул его спиной к себе и влепил-таки пинка. Султан улетел недалеко, приземлился на колени, встал, боязливо оглянулся на хозяина и пошел к деду, который сидел недалеко в тени, как замшелый камень, и наблюдал «расчет и увольнение с работы» своего внука. Султан сел рядом, положил свое лицо на грудь деда и стал дышать его соленым запахом долго и молча.
Нищета сухой рукой схватила их за горло. Дед и внук бродили по городу, живя подаянием. Султан иногда бегал на позиции русских артиллеристов, когда там раздавали лепешки или вареную рыбу. В дни остановок на батарее автоколонн можно было выпросить сахара и печенья. Султана не прогоняли, потому что он много молчал и не матерился. Это отметил и русский повар. Он стал иногда жалеть мальчика. Но жалость не спасала, а дед просил Аллаха покарать Махмуда-коммерсанта.
Аллах услышал. Он внял дедовым молитвам и напустил на Махмуда человека из отряда инженера Бируни, второй год в кровь спорившего с правительством.
– Ты преуспел, Махмуд, – вежливо говорил посланец инженера Бируни. – Война с «неверными» сделала тебя богатым. Бируни желает тебе успеха в делах и надеется, что твоя скромная помощь ему не отразится на торговле.
– Садись, выпей чаю, отдохни, – дрогнул голосом Махмуд и никак не мог остановить свое сердце, которое быстро падало в глубокую пропасть. – Я давно ждал вестей от Бируни…
Бируни требовалась помощь не только деньгами. Инженер недавно получил из Пакистана пару радиостанций и придумал выстроить линию связи: одну станцию оставить, конечно, у себя в отряде, а другую – в городе, в надежном месте, и через нее получать вести об операциях хадовцев – службы безопасности, очень сильной в городе и провинции. При этом связист в городе не должен все время торчать перед воротами хадовского батальона. Для этого дела следовало найти верного, не вызывающего ни у кого подозрений человека. Он предупреждал бы связиста, а уже тот сообщал в отряд.
«Узнают хадовцы, – подумал дуканщик, – они сожгут волосы на моей бедной голове…» Место для радиостанции, конечно, нашли. Махмуд согласился, чтобы на задворках его дукана изредка работал человек Бируни. Дуканный ряд – место оживленное, и никто не удивится новому покупателю. Вычислил Махмуд и того, кто должен был следить за хадовцами, – его бывший торговый агент Султан. Он будет рад любой работе, лишь бы платили. Пацан целый день слоняется по городу, часто бывает и у русских на батарее, а если в нужное время час-другой проторчит перед зданием госбезопасности и воротами подчиненного ему батальона – вряд ли кто примет его за шпиона.
Цепь замкнулась. Теперь Султан, сбегав на батарею за лепешкой или сахаром и увидев прибывшую на ночлег колонну, мчался в дукан и шептал пахнущему дымом ментоловых сигарет связисту про количество автомобилей и груз. Если у шурави бронетранспортеров сопровождения не было, связист волосатыми пальцами давал Султану сигарету, бумажку небольших денег и приказывал подождать на улице. Султан курил в тени магазина и ждал, что его, и как вчера, и как неделю, и месяц назад, позовут и скажут: «Завтра, после утреннего намаза, смотри за хадовцами!» После сеанса связи с инженером Бируни его звали и говорили:
– Завтра, после утреннего намаза, смотри за хадовцами!
Султан кивал, покупал хлеб и шел к деду, довольный пользой своей работы.
– Шурави – наши враги? – спрашивал Султан.
– Шурави убили нашу семью, украли овец, из-за них нас выгнали из кишлака, я стал калекой. Мсти им, – шамкал старик.
– Почему же они лечили меня, когда гнила нога? – говорил внук, жуя хлеб.
– Аллах велик, – не зная, что ответить, сказал дед.
Назавтра на шоссе жгли автоколонну, радиоэфир раскалялся от русского мата и крика. На помощь шурави из ворот хадовского батальона выползали старые и уродливые, как черепахи, бронетранспортеры. А Султан сразу же бежал в дукан.
– Четыре арбы, в каждой по шесть-семь человек! – говорил, брызгая слюной и захлебываясь.
В отряд Бируни летела «депеша» о выходе подкрепления для русских, и агент получал сигарету.
– Колонну шурави жгут, – выдыхая дым маленькой грудью, говорил Султан деду.
– Слава Аллаху!
– Может, убивают как раз тех, кто меня лечил, – пожалел врага мальчик.
– Аллах велик, – старик снова вздохнул.
На батарее ночевали и колонны с бронетранспортерами охранения. И когда Султан говорил об этом прокуренному связисту, уже наперед знал, что назавтра не придется торчать перед хадовскими воротами. Хотя даже охраняемые колонны Бируни обстреливал, особенно те, что везли горючее. Однако обычно Султан не пасся возле батальона ХАД, если машины шурави шли под прикрытием своих бронетранспортеров. В такие дни он шел на батарею и провожал колонну, надеясь получить в подарок пачку печенья или увидеть тех офицеров, что лечили ему больную ногу.
– Эй, афисер, давай бакшиш! – орал он в «спину» пылящим по дороге «КамАЗам».
Он все время ходил на проводы колонн, когда не был занят работой возле квартала службы госбезопасности. И капитан Витя Шуваев, сидя однажды в холодке и наблюдая за пацаненком с шишковатой головой, подумал: «Как он здесь, так обстрела нет. Как его нет, так обстрел есть. Прямо талисман!»
