До войны в Чечне земля этого, похожего на Тараса Бульбу, казака давала по сорок центнеров отборной пшеницы с гектара. Потом федеральные войска оставили чеченскую территорию, и чеченцы Шелковского района перекрыли поступление воды из Терека, что в былые времена питал земли, тогда еще не разделенные ненавистью и границей.
Границы как таковой между Шелковским районом Чечни и Кизлярским районом Дагестана вроде бы нет: вооруженные чеченцы, беспрепятственно проезжая через дагестанские блокпосты и предусмотрительно объезжая КМП российских милиционеров, разживаются в приграничных селениях мясом, хлебом, молоком, всем своим видом демонстрируя силу, напористость, вездесущность. А к ним на территорию не заедешь. Только попробуй — прощайте свобода и белый свет! В мыслях и сердцах людей приграничная Чечня — бандитская, беспредельная территория, где властвует тот, кто лучше вооружен. Сидя в Грозном (теперь город носит имя Джохара Дудаева), президент Масхадов не контролирует десятки банд, пиратствующих на границе. Натиск этих незаконных вооруженных формирований на территории Дагестана сдерживают милиционеры и военнослужащие внутренних войск. Наша дорога лежит в одно из милицейских подразделений, стоящих на границе.
Не раз пострадавший от рук чеченских бандитов казак Денис Н. говорит:
— Если милицию с Черных бугров уберут, тогда чеченцы самозахватят тысячу гектаров дагестанской земли.
Где бы я ни был на границе, разговоры одного порядка: чеченские бандформирования считаются только с силой. Оборонительная позиция России ни к чему хорошему не приводит. Если Чечня — часть России и руководство Ичкерии требует на свои нужды российские деньги, почему мы так нетребовательны к ним, почему продолжается противозаконная деятельность диверсионных центров Хаттаба? Обстановка на административной границе с Чечней — калейдоскоп трагических событий и политической недосказанности. На крыльях своей свободы Чечня стремительно опускается в средневековье. Те бандиты, которые, никому не подчиняясь, сделали жизнь на границах просто невыносимой, должны преследоваться как правительственными силами Масхадова, так и российскими органами внутренних дел. Надо, чтобы под ногами бандитов горела земля. Иначе процесс криминального поглощения Северного Кавказа не остановить.
Наша «Нива», в которой три казака и я, от холма к холму едет по земле, находящейся в фермерском подчинении Дениса. Но ее хозяин он только по документам. Обработка угодий сверхопасна. Уже не одна машина на этом пути была безнаказанно отобрана чеченцами. За каждым бугром подстерегает опасность. Когда Денис говорит, что за тем арыком чеченская территория, казак Юрий К. произносит:
— Всем известно, что Наурский и Шелковской районы — исконные земли терского казачьего войска, не по воле народа в 1957 году переданные Чечено-Ингушетии. Кто исправит политическую ошибку? За эту землю надо бороться. Там, в казачьих станицах, терроризируют русских. И ни одна международная правозащитная организация этим не интересуется.
— Мои фермерские земли, — говорит Денис, — в зоне чрезвычайной опасности. Не по моей вине я в убытке, а кизлярская налоговая инспекция требует с меня немыслимую сумму. Хоть бы кто из них сюда, как вы, приехал убедиться, какой я теперь «фермер».
Жизнь тех, кто в машине, сегодня только в руках судьбы. Если нас, невооруженных, обстреляют или захватят чеченские экстремисты, нашу пропажу обнаружат только к вечеру.
Все ближе мы к тому печальному месту, где 22 июня этого года подорвался «Урал» с сотрудниками липецкого ОМОНа. За рулем тогда был старший сержант милиции Михаил Богословский — в пятую свою командировку на Северный Кавказ. Каким должен быть водитель экстра-класса в горячих точках? Исполнительным, надежным, смелым. Таким качествам Михаил соответствовал сверх меры.
Возле Черных бугров, как бы вы ни кружили на технике, все дороги, дорожки, тропинки сходятся в одном роковом пересечении — на полевой развилке, которую террористы выбрали тогда для закладки смертоносного фугаса. На разминировании подобного, вблизи Кизляра, мне, спецкору «Щита и меча», довелось быть в конце декабря 1997 года. С того времени фугасы из 152-миллиметровых снарядов унесли не одну жизнь командированных на север Дагестана российских милиционеров и военнослужащих внутренних войск. Подрывы нашей военной техники, как правило, совпадали с выпускными экзаменами в террористических школах Хаттаба, ведущего активную диверсионную деятельность в приграничье. Когда Басаев был премьер-министром Чечни, Хаттаб ходил в его ближайших советниках. Иначе как политической шизофренией это не назовешь.
…Исковерканные взрывом куски милицейского «Урала» калятся на солнце. Обступающие нас холмы. Настороженная тишина. Воронка от взорванного фугаса — словно след неизвестного науке чудовища. Здесь сложил голову омоновец Михаил Богословский. Вдохнул теплый, горьковато-травяной июньский воздух, переключил скорость тяжелой машины и…
Через пятнадцать минут на базе № 36 «Д» его боевые друзья показывали мне фотоснимки, на которых Миша выделялся светлой, грустной улыбкой. Есть какая-то тайна в фотографиях, где среди живых тот, кто погиб в бою. Словно Михаил что-то предчувствует и поэтому на лице особая печаль — как бы прощание со всеми нами.
Липецкие омоновцы, тщательно проверив документы, записав меня в гостевую тетрадочку, постепенно разговариваются. Предмет нашей встречи — 22 июня 1998 года.
Духи не случайно подорвали липецкий «Урал» именно в этот святопамятный для России день. Ночью, как фашисты в 1941 году, они зарыли в землю 152-миллиметровый снаряд, укрыли резиной, присыпали песком, замаскировали коричнево-зеленый провод и заняли позицию на холме — спиной к Чечне. Ночной ветер, обыкновенный здесь, скрыл последние следы того, что могло демаскировать диверсантов.
«Урал», за рулем которого был Михаил Богословский, вез с КМП «Хутор» на базу № 36 «Д» сменившихся омоновцев. В кабине еще были лейтенант милиции В. и сидевший на коробке передач старший прапорщик милиции С.
Михаил был классным водителем легковых машин, виртуозом милицейского «Уазика», а вот к грузовику только начинал привыкать. В то утро, когда «Урал» медленно спускался с бугра, Михаил притормозил, чтобы переключить скорость, а диверсант, рассчитывая, что фугас уничтожит всю живую силу, уже запустил «адскую машинку». Водитель затормозил… Грохот разрыва… Фугасный осколок, пройдя через радиатор, мимо коробки передач, поразил Михаила в голову. Вся мощь взрыва пришлась на двигатель и на него, но не на людей в кузове. Как щитом, закрыл их старший сержант милиции Михаил Богословский. Он переиграл диверсантов и судьбу в пользу своих боевых друзей.
Сидящие с ним рядом в кабине были ранены, те, кто находился в кузове, ранены и контужены. Машина сразу была обстреляна — очередь по верху с правого борта, другая по колесам. Вывалившись из кузова, омоновцы открыли ответный огонь.
Взрыв, раздавшийся в 8.30 утра, поднял людей на базе 36 «Д» по тревоге. Через несколько минут суматоху сборов на мгновение остановило появление Джека — собачонки, прикормленной бойцами, тоже уезжавшей в «Урале» на КМП. Он примчался на базу с окровавленными лапами и, дрожа, сразу лег, словно уснул: оказалось, не раненый, а вымазанный людской кровью.
К месту подрыва липецкие омоновцы выдвигались двумя группами.
…Возле уничтоженного «Урала» лежало бездыханное тело Миши. Первой мыслью было, что все остальные взяты в заложники. Когда близлежащие бугры были оседланы омоновцами, возле грузовика была найдена записка лейтенанта милиции В., приткнутая к земле гильзами: «Машина взорвана и обстреляна. Имеются раненые и контуженные. Отошли к дагестанскому посту…».
При зачистке Черных бугров в 200 метрах от подорванного «Урала» были обнаружены автоматные гильзы, два «Сникерса», мешок, мини-радиостан-ция, катушка проводов на палке — стандартный набор террористов, действующих в Дагестане. Только вот зачем оставляют рации? Или под ответным огнем, все бросая, быстро уносят ноги, или даже в таких случаях занимаются пропагандой — дескать, какие мы богатые…
Рассказывая о гибели Миши, омоновцы не раз говорили, что он спас им жизнь. В Липецке в общежитии Михаила не дождались жена и сынишка. Только теперь им дали однокомнатную квартиру, хотя могли выделить двухкомнатную.
Еще бойцы посетовали, что сейчас в отъезде их любимый командир: подполковник милиции Матросов Геннадий Николаевич. Там, в Липецке, в ОМОНе он заместитель по тылу, а здесь, в командировке, не только их непосредственный начальник, а просто-напросто «батя», за которым они как за каменной стеной.
Из трудностей назвали нехватку осветительных ракет, колючей проволоки, отсутствие БТРа. То же самое я слышал полгода назад, бывая на других блокпостах в Дагестане.
