малость…
— По воскресеньям не подаем, — недовольно отрезал паренек, понимая, что у попрошайки нет денег.
— Не жадничай, дай!
— Дай поехал в Китай!
Косматого мужичка оттиснул плечом продавец карт.
— А ну, рвань дремучая! Не порть торговлю! — и повел во весь голос, привлекая внимание: — Картинки — личного изготовления, пальчики оближешь!
К лотку с махрой подошел новый покупатель, на сей раз обстоятельный, серьезный. Не спеша покрошил табак в пальцах, принюхался, слизнул крошку. Пососал ее и о чем-то подумал. Скорее всего, о том, как сбить цену.
— Махорочка так себе. Нет в ней крепости. Выдохнулась вся крепость.
На такие замечания у Коли имелся уже заготовленный ответ, и тоже рифмованный.
— Махра — что надо! Покрепче яда! Кури на славу свою отраву!
Как он убедился, отлаженная рифма воздействовала на неповоротливые мозги городского населения очень убедительно, лучше любой рекламы. И в случае с привередливым покупателем не подвела.
— Отсыпь фунт! И одну закрутку — бесплатно!
— Будет тебе закрутка, — согласился Коля и самолично свернул мужику "носогрейку". — На, дядя! Кури не глядя. Моя цигарка — взамен подарка.
Пересчитывая денежки, коротко зыркал по сторонам, но так и не увидел Инну Даниловну, хотя по времени ей уже надлежало подойти.
Выискивая ее глазами, Коля и не подозревал, что и сам находится под наблюдением. Причем под наблюдением человека, встретить которого здесь меньше всего ожидал. Как, впрочем, и тот его. Под наблюдением Васи Гуржия — Рыжика, присланного подпольным центром взамен заболевшей Инны Даниловны.
Вася Гуржий стоял за киоском, на незначительном отдалении от Коли. В его голове не вмещалось: как это может подобное быть? Их разметало войной на сотни километров. И на тебе! Нежданная встреча на базарном пятачке… Подойти? Назвать пароль? Но ведь непонятно, какая будет реакция.
— Бери махорку не прекословя, губи за деньги свое здоровье! — нетерпеливо выводил свои позывные партизанский связник, искоса поглядывая на вышедшего из-за киоска угрюмого подростка, в стеганке и в потрепанной, глубокой до бровей шляпе.
"Краше в гроб кладут!" — подумал.
"Не узнает? — подумал и Вася Гуржий. — Нет, не узнает… Кожа да кости — суповой набор!"
Неподалеку от него вынырнул из толчеи Гриша, равнодушно прошел мимо лотка с "самым лучшим в мире табаком", остановился у продавца карт. Поторговался с ним, примеряясь к размалеванным "картинкам — личного изготовления, пальчики оближешь!" Ответил на вопросительный взгляд Коли легким пожатием плеч, что означало: "Инны Даниловны нигде не видно. Подожди еще минут пять. Может, кто-то другой подойдет. И сворачивай торговлю". Вслух же, обращаясь к продавцу карт, сказал:
— Не загибай в цене, мужик.
— Одни рисунки чего стоят! — недовольно проворчал тот.
— Вот и сдавай их на выставку. А мне в очко играть, не на баб глазеть надобно.
— Я тебе и так уступил, отсчитывай гроши!
— Тройка, семерка, туз.
— Чего?
— "Пиковая дама", дядя.
— Это да, в этом ты угадал, в пиковом я положении. Деньги позарез нужны. А карты ныне товар неходовой. Ну, будешь отсчитывать гроши?
— Гроши — себе дороже! — насмешливо срифмовал Коля, видя, как Гриша небрежно махнул рукой и пошел подметать клешами мостовую. И повернулся лицом к угрюмому мальчишке в глубокой, до бровей шляпе, готовый перехватить его руку в случае, если он рискнет свистнуть кулечек с развесной махрой.
— Я не пустой, с деньгами! — поспешно сказал подросток.
— Покажь!
Вася покопался в кармане, вынул оккупационные марки.
— Вот. Наличман. Меня Олег Иванович прислал, за куревом фирмы КЧД и сыновья.
— Что? — опешил Коля, услышав пароль.
— Курево фирмы КЧД и сыновья, — повторил Вася и едва слышно, со спазмами в горле, добавил: — Коля, не узнаешь?
3
Однообразный и скучный ландшафт картофельных полей, нарезанных отдельными участками с разграничивающими их канавками, сменило редколесье.
Артдивизион втянулся на вырубленную некогда широкую просеку с поросшим мхом пеньками и медленно продвигался вперед. По приказу ему, с приданным батальоном пехоты, надлежало поддержать атаку партизан, готовящихся к штурму концлагеря. Но до условного места встречи еще топать и топать.
Наплывала ночь. Полумгла замывала очертания деревьев, теряющих последнюю листву. В разрывах низко нависших туч искрили одинокие звездочки. Их слабый свет не позволял ориентироваться на местности с достаточной точностью. Впрочем, дорога не обманет, выведет к населенному пункту, а там и до рассредоточения партизан рукой подать.
По колонне прошелестело:
— Разведчиков-квартирьеров к комдиву!
Мимо Володи, сонно клевавшего носом рядом с капитаном Захаровым в повозке, проскочил старшина Ханыков. Мальчик проводил его глазами, широко зевнул и утомленно склонил голову на грудь. Сон сморил его моментально. Он не слышал, как вернулись с задания разведчики, доложившие о том, что деревня обезлюдела: жители ее покинули, да и немцев нет на постое. Проснулся он от могучего храпа и обнаружил себя в незнакомой комнате, под одеялом, без сапог и гимнастерки, в кальсонах и белой рубашке. Спустился на пол, глянул в окно — рассветало.
— Ты куда?
— По надобности, — ответил капитану Захарову, который, недослушав, опять захрапел.
Новый день приветствовал Володю легким ветерком, свежим воздухом и переливающейся в красках изморозью на траве. За дальней околицей сверкала красно-голубой полоской речка.
Часовые мерно похаживали у орудий. Одни мучительно боролись с зевотой, другие, имеющие уже опыт, дремали на ходу.
— Стой!
Володя присмотрелся, кто его окликнул?
— Миша? Привет! — сказал он Сажарову.
— Куда собрался?
— А то не понимаешь! На речку, — буркнул Володя.
— Ну, иди-иди.
Он двинулся вдоль пушек, выбрался за околицу, вышел к воде. Здесь и пристроился — у кустов — невидимый, как ему представлялось, для всего остального мира.
Из крайней избы, стоящей у отлогого спуска к речке, вышел заспанный мужчина в исподнем: всколоченная шевелюра, помятое лицо.
— Эй! — поманил мальчика согнутым пальцем и указал почему-то на ведро, которое держал в руке.
"Чего он хочет?" — не понял Володя.
— Эй! — мужчина постучал пальцем по дну ведра.
"А, — догадался Володя. — Хочет, чтобы я сбегал для него за водой. Хотеть не вредно!"
И, пародируя чужака, согнул палец, словно вот-вот опустит его на спусковой крючок, и с костяным звуком постучал по лбу.
Незнакомец вместо того, чтобы рассмеяться или выдавить хотя бы улыбку, закричал на него:
— Швайне!
Кто — "швайне"? Он, Володя, швайне!
"Еще одно слово, и я покажу этой "пехтуре", кто тут на самом деле свинья".
Но кому показать и что показать? "Пехтура" — выясняется — и не "пехтура" вовсе. А если и "пехтура", то немецкая…
— Ком! Ком! Русиш киндер! — шпарил гитлеровец, помахивая пустым ведром. — Ком! Ком!
"Вот гад, и не догадывается, что деревня занята нашими. Как же так получилось? Мы их проморгали? Они нас? И мы — люди, и они
