Мануэль скорее умер бы, чем решился нарушить приказ своего духовника и войти в подвал, где тот беседовал с раненым. Старик сидел на каменных ступенях, подперев голову кулаками, и смотрел на проходивших мимо подвала людей. Это были последние жители Пуэнте Ваекас. Они покидали своё предместье. Когда придёт Франко, за ними начнётся охота. Им уже обещали: это будет такая охота, какой они не видывали со времён Торквемады.
Люди шли, нагруженные тем, что могли взять с собою. Старики и мальчики несли узлы, завязанные в пёстрые платки. Руки женщин были заняты грудными детьми. Иногда грудных несли девочки, а матери, тяжело волоча ноги, тащили больных.
У испанцев, покидавших свои дома, не было детских колясочек, в которых через год миллионы французов повезут свои чемоданы из Парижа. Обитатели Пуэнте Ваекас были слишком бедны для такой роскоши. В лучшие времена, когда им случалось переезжать из одного подвала в другой, они занимали у знакомого землекопа тачку. В ней умещался их скарб. Но теперь у них не было даже тачек. Да и кто повёз бы эти тяжёлые тачки? Ведь все мужчины на фронте!
Старый Мануэль сидел на пороге своего подвала, уронив голову на колени, и следил за вереницей ног в деревянных башмаках или вовсе без башмаков, ступавших по острым обломкам того, что ещё вчера было их жилищем. Морщины старика делались все глубже. Глаза его, устремлённые на беглецов, становились все мутней и мутней. Он сидел неподвижно. И можно было подумать, что он уже умер от горя. Лишь иногда он отрицательно покачивал головой в ответ на крики женщин, звавших его с собой.
— Уходи, Мануэль! Франко не погладит тебя по головке, хотя ты и брил когда-то знатных сеньоров, — сказал, остановившись подле него, старик, такой же ветхий, как он сам.
— Иди, а то отстанешь от своих, — сказал Мануэль, но когда слесарь Витторино сделал уже шаг прочь, вдруг остановил его: — Погоди-ка! — Порывшись за пазухой, он протянул несколько серебряных монет: — Тебе пригодятся.
— Что ты!
— Мне-то они уже, наверно, не понадобятся. — И с усмешкой, вдруг искривившей все морщины на его лице, добавил: — Верёвку-то Франко наверняка даёт бесплатно…
Смех причинил Матраи боль. Но он заставил себя засмеяться. Это был самый короткий ответ, который он мог дать монаху.
— Даже если бы вы обещали мне не вечное спасение, а только спасение от лап Франко, я и то послал бы вас ко всем чертям, — с трудом выговорил Матраи.
— Вы и сами не понимаете, как близко подошли к сути дела, — без тени раздражения ответил священник и небрежно сунул за пазуху требник и дароносицу, которую до того держал на коленях, как святыню. Он действовал, как артист, роль которого была сыграна и который торопится освободиться от надоевшей бутафории.
По лицу монаха пробежала усмешка. Она так противоречила аскетической строгости его черт, за минуту до того словно окаменевших во вдохновенном созерцании всевышнего, что Матраи почудилось, будто перед ним появился другой человек. Генерал не был таким уж новичком в общении с католическими священниками. Венгр по происхождению, сын католиков, он знал цену сутане иезуита.
Продолжая улыбаться, словно он сообщал нечто необыкновенно приятное, Педро проговорил:
— Мы можем быть откровенны. Я потому, что уверен: вы уже никогда и никому не сможете передать того, что услышите… Вы потому, что когда стоишь перед виселицей, терять уже нечего… По милости всевышнего, можно только неожиданно обрести… Это подвиг, когда от жертвы польза другим, и бессмыслица, когда — никому. А в данном случае… — Педро развёл руками и замер, как ворон, распустивший крылья. — Не лучше ли сохранить жизнь, если есть возможность? Милосердие божие не знает границ… Если бы вы согласились посмотреть на вещи трезво, отбросив коммунистические иллюзии…
— Вам лучше уйти, — негромко сказал Матраи.
— Я должен дать вам представление о солидности гарантий, которые вы можете получить…
— Уйдите!..
— Бог и церковь дают не только тем, кто просит. Кроме жизни, мы гарантируем вам такое обеспечение, о каком не мог бы мечтать ни один генерал вашей республики. Взамен мы потребовали бы от вас одного…
Он запнулся, так как в этот момент его глаза встретились со взглядом Матраи.
Острая боль в лёгком мешала Матраи крикнуть. Он задыхался и смог только ещё раз прошептать:
— Уходите!..
Но иезуит не унимался:
— Вас смущают условности. Стоит ли думать о них на пороге такого решения: жизнь или… — Он поднял взгляд к потолку. — Не спорю, по ту сторону вы обретёте вечность, но я не позавидую такой вечности. Подумайте о муках, ожидающих вас, — вечных муках, генерал… А если вы сделаете правильный выбор, святая церковь отпустит вам все грехи, вы насладитесь жизнью в этом мире и вечным блаженством там. Это мы вам гарантируем так же, как выплату по чеку на любой банк мира.
Раненый потянулся к глиняной кружке, из которой поил его старый цирюльник. Напрягши силы, он поднял её и швырнул в монаха. Это было так неожиданно, что Педро едва успел отскочить. Бледный от гнева, он поднял распятие, висевшее на чётках, и, отмахиваясь им от раненого, как от привидения, провизжал:
— Будь проклят!.. Будь проклят!..
При этом, словно боясь, что раненый поднимется с постели и ударит его, он пятился к двери, пока не нащупал её свободной рукой. Но дверь за его спиною распахнулась, и он во весь рост растянулся поперёк порога. В подвал вбежали Санчес и Нокс.
Санчес схватил иезуита под руки и поволок из подвала. Нокс взглянул на искажённое гневом лицо Матраи, шептавшего:
— Жаль, что мы не расстреливаем попов, хотя девять из десяти заслуживают этого!..
Санчес вытолкнул Педро на улицу.
— Убирайся! Уходи!
Иезуит привычно-театральным движением поднял руку, громко проклял дом старого Мануэля со всеми его обитателями и побежал прочь.
Санчес насмешливо крикнул ему вслед:
— Пригнитесь, а то ненароком снаряд, освящённый самим папой, отправит вас в царствие небесное!
Священник приостановился и крикнул визгливо, как старуха на рынке:
— Господь знает, кого поразить своим гневом! Он сметёт вас всех одним ударом… Слышите, всех!
Санчес уже не слышал, что выкрикивали ещё двигавшиеся губы Педро. Все заглушил близкий разрыв снаряда. Санчес видел, как покачнулась стена, под которой стоял монах, как по ней побежала трещина, как эта трещина делалась шире.
Педро бросился прочь от падающей стены. Из-за пазухи у него выпала дароносица и исчезла под сыплющимися сверху кирпичами. В тот же миг стена рухнула, словно спеша настичь убегающего иезуита. Серая сутана смешалась с серыми камнями. Все заволокло облако известковой пыли. Санчес прыгнул в подвал и захлопнул за собою дверь.
Когда затих грохот обрушившейся стены и можно было расслышать человеческий голос, Санчес вытянулся перед Матраи и отдал честь:
— Генерал, мне приказали привести к вам этих людей. Мне сказали, что они увезут вас.
Нокс склонился над постелью:
— Вы, конечно, не помните меня: я пришёл к вам в бригаду в ту ночь, когда вас ранило осколком фашистской авиабомбы.
Матраи вгляделся в лицо Нокса:
— Я никогда не забуду тех, кто пришёл сражаться вместе с нами… Вы — англичанин… Вашего лётчика расстреляли итальянцы…
— Вот он, — Нокс потянул за руку Неда. — Его недострелили. — И рассмеялся: — Крепкие кости. Теперь ему удалось бежать из франкистского плена. У нас есть автомобиль. Мы доставим вас в Валенсию.
Взгляд Матраи обратился к Мануэлю. Все поняли.
— Постараемся поместиться… — неопределённо сказал Нед.
— Нет! — старик покачал головой. — Я тут родился, тут и умру… Поезжайте!
Все случилось именно так или почти так, как предсказывала Мэй. В одну из ночей, когда вся бригада — Стил, Тони и Джойс — спокойно спала в своём сарае, старая постройка вдруг загорелась одновременно с четырех углов. Джойс сразу понял, что случилось.
— Ку-клукс-клан!
Сознание Стила обожгла мысль: «Автомобиль!» Дряхлый шевролетик, на котором все трое приехали сюда, стоял под навесом вместе с трактором и сельскохозяйственными машинами шагах в пятидесяти от сарая, где жили механики. Спасение сейчас зависело от того, удастся ли им добраться до навеса, прежде нем пламя осветит всю окрестность. Свет даст возможность бандитам, залёгшим, вероятно, вокруг усадьбы на расстоянии прямого выстрела, сделать своё дело.
Все трое были солдатами. Бои на улицах испанских городов в дыму и пламени пожаров, на пустынных горных плато Гвадаррамы и в садах Каса дель Кампо дали им опыт, которого не было у куклуксклановцев. Те привыкли нападать на беззащитных негров или на одинокие фермы коммунистов, бессильных сопротивляться многочисленным шайкам фашистов.
Две короткие перебежки в полной тишине — и все трое были под навесом. Это было проделано так стремительно, что даже Тони не успел задохнуться, только неистово заколотилось его больное сердце. Дребезжа всеми гайками, шевролет рванулся с места. Вслед беглецам щёлкнуло несколько растерянных выстрелов. Прошло не меньше двух-трех минут, пока Миллс понял, что произошло, и его банда устремилась в погоню на двух автомобилях. Но в свете их фар беглецов уже не было. Только вдали мелькал красный задний фонарик шевроле, который Стил впопыхах не догадался разбить.
