— И это не спасёт вас, если изменники обнаружат генерала, — возразил испанец. — Ехать на Хетафе нельзя. Нужно выбраться на Алькала-де-Энарес, оттуда повернуть на Арганду, а может быть, и ещё дальше обогнуть патрули касадистов.
— Говорят, что нужно так или иначе добраться до Таранкона. Там наши, — сказал Нокс.
— Да… Но пока вы попадёте в Таранкон…
— Выхода нет — едем на Энарес, — решительно заявил Нед. Он протянул руку Санчесу: — Быть может, всё-таки… поедете с нами?
— Я вернусь в свой батальон.
— Вы, может быть, его уже и не найдёте.
— Любой батальон республики — мой, — ответил испанец.
— Я буду гордиться тем, что знал вас… — сказал Нед. — Передайте товарищам, что многие англичане будут продолжать борьбу за ваше дело у себя в Англии.
— Они проиграли битву там так же, как мы проиграли её здесь, — с грустной улыбкой сказал Санчес.
— Если будет нужно, мы снова придём сюда.
— Кто знает: придёте вы сюда или мы туда?
Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, Санчес держал в руке смятый берет, потом повернулся и, закинув за спину винтовку, широким солдатским шагом пошёл к дымящемуся Мадриду.
Чем дальше ехали англичане, тем запруженнее становилось шоссе. С выходом на главную валенсийскую дорогу двигаться удавалось только обочиной. Поток людей стремился на восток. Они шли пешком, одни налегке, другие нагруженные скарбом. Одни надеялись покинуть Испанию, чтобы избежать террора франкистов. Другие не хотели верить в поражение и думали, что в Валенсии они снова получат оружие, чтобы драться за республику. Но ни те, ни другие не хотели оставаться на месте. Ни те, ни другие не хотели оставаться во власти Франко, ходить по одной с ним земле, дышать одним воздухом.
Прошло не меньше суток, пока Неду и его спутникам удалось добраться до Валенсии. Улицы города были тоже забиты клокочущим потоком беженцев. Масса людей заполняла набережные в тщетной надежде, что какой-нибудь из многочисленных пароходов, стоящих в порту, приблизится к дебаркадерам, чтобы принять эмигрантов. Но вместо того английские, французские и американские капитаны отводили свои пароходы все дальше от берега. Нед стоял в оцепенении: десятки тысяч молчаливых людей на набережной — с одной стороны, и десятки пароходов под флагами «великих демократий» — с другой. Это было нечто большее, чем мог понять Нед.
Вдали виднелся силуэт военного корабля. Нед без труда узнал от окружающих, что это британский крейсер «Дидона».
Вскоре от борта крейсера отделился моторный катер и направился к берегу. Он несколько раз проплыл взад и вперёд мимо причала. Можно было подумать, что офицер отыскивает место, где можно пристать без риска быть раздавленным толпой, с ненавистью смотревшей на английский флаг. Наконец, не найдя безопасного места, офицер поднялся на корме катера и приложил ко рту мегафон.
— Мистер Грили! — крикнул он. — Мы ищем мистера Эдуарда Грили!..
Нед поднял руку и помахал шляпой. «Неужели старина Бен?!» — удивлённо подумал он.
Катер приблизился:
— Мистер Грили?
Нед вынул паспорт и, не задумываясь, с размаху бросил его офицеру.
— Эти дикари не утопят катер, если я пристану, чтобы принять вас и вашего спутника? — с издёвкой спросил офицер.
Нед повернулся к толпе. Он объяснил, что английские моряки хотят принять генерала Матраи на борт своего крейсера. Толпа ответила радостным криком:
— Да здравствуют английские моряки!
В это время Нед с разочарованием заметил, что ни он сам не сможет добраться до того места, где стоят носилки Матраи, ни их нельзя поднести к берегу. Чтобы очистить проход в плотной массе людей, первым рядам пришлось бы броситься в воду. Но прежде чем он сообразил, что можно сделать, носилки с раненым генералом поднялись над толпой. Передаваемые с рук на руки, носилки медленно двигались над многотысячной толпой испанцев. Руки мужчин тянулись к беретам и солдатским пилоткам. Женщины снимали платки и высоко держали их, так что ткань грустно колыхалась на слабом ветру, как прощальные флаги.
Когда носилки спустили в катер, Матраи попросил посадить его. Ни единым звуком не выдал он страшной боли в спине. Только ещё большая бледность залила исхудалое лицо. Одну минуту он сидел с закрытыми глазами. Потом обвёл взглядом толпу:
— Товарищи… братья… мы ещё свидимся… мы будем драться… мы победим… — слабым голосом проговорил он и без сил упал на носилки. Но его слова, подхваченные передними рядами, как шопот ветра, из уст в уста облетели толпу.
Матрос поднял багор и оттолкнул катер от стенки. Над притихшей пристанью раздался чей-то негромкий голос:
Фронтовые товарищи, пойте все,
Пусть другие песни молчат…
Мы песнь о харамском фронте споём,
Где погиб не один наш брат.
К одинокому певцу тотчас присоединились несколько голосов:
Гранаты рвали нас на куски,
Мы в руках винтовки сжимали.
Мы крепили своими телами Мадрид,
Мы Аргандский мост защищали.
Многие тысячи бойцов: крестьяне, рабочие, мужчины и женщины, пришедшие сюда из охваченного огненным кольцом сердца республики, посылали прощальный привет генералу.
А теперь в долине, вдоль наших траншей,
Ковёр расстилается алый.
Над могилами красные маки цветут,
Где так много достойных пало…
На берегу не было больше никого, кто не присоединился бы к песне. Она неслась вдоль берега в подступившие к морю горы:
Но позднее и всюду, и всегда,
Где б семья ни сошлась трудовая,
Будет песня о харамской битве греметь,
На борьбу сердца поднимая.
Катер приближался к «Дидоне». Сквозь стук мотора до сидевших в катере все слабее доносилось:
И когда наш час желанный придёт
И побьём мы всю вражью свору,
Люди мира придут на харамский фронт,
Как в февральскую пору…
Когда Нед со спутниками поднялся на борт крейсера, выяснилось, что он вовсе не тот Эдуард Грили, которого высадили в Гибралтаре. И Матраи не был тем пассажиром, ради которого корабль его величества «Дидона» совершил плавание из Портсмута к берегам Пиренейского полуострова.
Заработало радио. Командиру крейсера было приказано следовать в Гандию.
Туда же, таясь от глаз испанцев, помчался роллс-ройс британского посольства.
В ночь с 18 на 19 марта моторный катер «Дидоны» подобрал Роу на берегу близ Гандии Роу сопровождал маленький смуглый человек лет пятидесяти. Широкий, с чужого плеча штатский костюм мало подходил к его военной выправке. Это был изменник полковник Касадо.
На рассвете «Дидона» подняла якорь. Скоро испанский берег скрылся из глаз стоявшего возле иллюминатора Неда.
— Вот и всё, — проговорил он, не оборачиваясь.
Из глубины каюты послышался слабый голос Матраи:
— Ты его больше не видишь?
— Нет.
Матраи отвернулся к переборке.
После минутного молчания он спросил:
— А ты не думаешь, что эти господа выкинут меня за борт, как только узнают, кто я такой?
— Над нами витает дух моего великого брата Бена, — с шутливой торжественностью провозгласил Нед. — До Англии-то нас наверняка довезут.
— Ну, а там есть советский посол. Значит, все в порядке.
— Безусловно, все в наилучшем порядке.
В тот же день, 19 марта 1939 года, при гробовом молчании народа, сопровождаемый немецким и итальянским генералами и окружённый эскортом из мавров, на Пуэрта дель Соль въехал агент британской секретной службы, немецкий резидент, эмиссар американо-англо-германо-французских капиталистов на Иберийском полуострове Франсиско Франко и Багамонде.
Залитая кровью народа, закрылась ещё одна страница истории борьбы вольнолюбивых испанцев за свободу и счастливое будущее своей прекрасной отчизны.
Но на этой перевёрнутой странице не окончилась история испанской революции… Борьба продолжалась…
Союз с коммунизмом означает жизнь, борьба с ним означает смерть.
Мао Цзе-дун
Разгуливая по Генуе, Стил и Джойс томились ничегонеделанием. Тони с ними не было. Его взял с собою Фан Юй-тан, чтобы не пользоваться наёмными гидами и переводчиками на пути к Риму. В Риме у генерала были дела. А Тони был готов на все, только бы попасть в Китай. Там он рассчитывал отделаться от своих обязанностей генеральского повара и стать тем, чем должен быть всякий честный человек в подобных обстоятельствах, — солдатом армии Чжу Дэ. Он завидовал своим друзьям. Их функции были ясны уже сейчас: ознакомление авиационных механиков китайской армии с захваченными у японцев американскими самолётами и моторами. А Тони ничего не смыслил в механике. Он мог надеяться только на своё горло, на умение держать винтовку да на собственный энтузиазм. Хотя маленький секретарь Фан Юй-тана и заявил, что 8-я армия не нуждается в подобной помощи, но Тони был уверен: ещё одна пара рук, умеющих обращаться с пулемётом, никогда не будет лишней.
