— Кому это «нам»? — встрепенулась Анастасия Тихоновна.
— Ну, — несколько жеманно улыбнулся гость, и почему-то обратив взгляд к Розе.
— Нас здесь, на блок-посту, ждет специальная машина…Я с благим намерением, — и совсем вкрадчиво, — мне кажется, я должен вам хоть чем-то помочь. Как-никак, а мы когда-то с тобой были повенчаны и…
— Молчите! — не своим, визгливым голосом заорала бабушка, при этом так ударила костлявой ладонью по столу, что посуда зазвенела, а Мальчик с испугу отскочил, чуть не упал, выронил смычок.
— Прости, прости, — бросилась она ребенка обнимать, и не оборачиваясь к пришельцу: — Прошу вас, гражданин, как вас, — Зайцев или Зверев величать, — она вывернула в его сторону голову, чуть заметно тоже выправила осанку и с напускной надменностью, — покиньте, пожалуйста, нас, и побыстрее. А то спецмашина без спецчеловека уедет.
— Настя, да ты что, что? — он попятился к выходу.
— Впрочем, она всегда была такой, — вновь апеллировал он к Розе.
— Бог миловал, — он воровато потянулся к пустому мешку, потом сделал неуверенный шаг к Мальчику, которого все еще обнимала бабушка, погладил его кудряшки.
— Чудо-ребенок. Жаль, пропадет, — и он стал забирать скрипку.
— Не каркай, дрянь! — впервые на «ты» перешла бабушка.
— А пожалей свою «пропавшую» жизнь.
Что-то бормоча под нос, гость спешно стал упаковывать скрипку.
— Очень холоший инстлумент, — неожиданно выдал Мальчик.
— Тебе понравился? — склонилась бабушка к нему, и не дожидаясь ответа, сделав решительный шаг, оттолкнула гостя, выхватила скрипку, держа на обеих руках, торжественно преподнесла Мальчику. — Дарю! Больше нечего, так обе скрипки тебе завещаю.
— Дура! Совсем с ума сошла, — сделал попытку вернуть инструмент пришелец.
— Да ты знаешь, что это такое?
— Знаю, — грубо отстранила его притязания Афанасьева, — это— моя погубленная честь.
— Ха-ха-ха! Что значит — твоя «честь»! Это исторический шедевр, который разыскивает «Интерпол» уже…
— Прочь! Я сказала — прочь! — вновь закричала бабушка.
— Ух, ты! — защищаясь руками, как от удара, попятился гость.
— А от своих барских замашек даже в этом дерьме не избавилась.
— Прочь!
— Хе-хе! Не зря я приехал, не зря! Эту скрипку — не продать. Хранить — ярмо. Кто узнает — убьет. Выбросить — невозможно. В общем, твоя «честь» пусть с тобой и останется, а моя совесть теперь чиста, — чуть ли не присвистывая, он торопливо стал спускаться по лестнице.
— Совесть?! Какая совесть? — прошептала Афанасьева дрожа, она еще раз, как впервые, осмотрела скрипку, и что-то вспомнив, крикнула вслед.
— Мразь! Мразь мерзопакостная!
Майское солнышко рано встает. Вместе с ним пробуждаются и ласточки. Прямо над балконом Мальчика полуразбитый карниз. Там, Мальчик помнит, издавна было свито ласточкино гнездо. Еще позапрошлую зиму, в разгар войны, пустующее гнездо, вместе с частью карниза обвалилось от содрогания старого дома под бомбежками. И в прошлую весну здесь и Мальчика не было, и гнезда не было, и, значит, ласточек в городе не было.
А теперь вроде мирная жизнь в Грозном возрождается, стреляют все меньше и меньше, вовсе не бомбят, лишь далеко в горах, посему и ласточки прилетели, гнездо на прежнем месте свили, птенчиков еще нет, да с самой зари птички хлопочут, все щебечут и щебечут, Мальчика первым пробуждают.
В одних трусиках вышел босоногий Мальчик на балкон, беззаботно зевнул, потянулся. Первым делом посмотрел на гнездо, поздоровался с ласточками, а потом стал любоваться утренней зарей, овладевшей городом.
У самого дома сплошь разбитый асфальт, где когда-то пролегал шикарный проспект, а теперь пробивается неугомонная зелень. На набережной дружный, сплошной бурьян, и не вспомнишь, что некогда здесь цвел парк, пестрели клумбы, стояли ели. Лишь жалкий постамент еще торчит от памятника Лермонтову, да мраморный остов фонтана напоминает о былом.
А далее река. Сунжа все так же течет, слегка ворчит, сизый парок вьется над ней. За рекой вновь руины, на которые и смотреть не хочется. А потом — незыблемая, непокорная вечность — плечом к плечу ставшая череда остроконечных белоснежно-чистых кристальных горных вершин седого Кавказа.
Упиваясь этим восхитительным зрелищем, надолго застыл взгляд Мальчика, пока на его плечо не легла теплая рука бабушки.
— Даст Бог, вот таким же высоким, сильным и великим вырастешь ты! И здесь обязательно построят новый, светлый «Детский мир», и здесь будет город — большой, просторный, богатый, и у него не будет нынешнего — чуждого, грозного, даже грязного названия. Он будет назван именем великого сына своего. Может быть, даже твоим. Но для этого надо учиться, надо трудиться, надо честно жить! — она ласково погладила его курчашки, склонившись, поцеловала.
— А теперь надо умыться, дабы день в чистоте прожить.
Будто что-то предчувствуя, оберегая каждое уходящее мгновение, бабушка постоянно занимается воспитанием Мальчика. И конечно же, если музыка по-прежнему доминирует, то и остальное по ходу дня не остается без внимания. Мальчик учится чтению, и не простому, а выразительному. Потом манеры — как вести в обществе, за столом, со старшими, со сверстниками, на концерте. Каждый день уроки безопасности — военное положение обязывает. И совсем новая дисциплина — Роза невольно стала педагогом — чеченский язык, грамота, кавказские нравы и обычаи. При этом бабушка всегда лозунгами твердит:
— Космополит — злостная выдумка пакостников, по усреднению личности. А настоящий человек должен иметь, знать и ценить родину, язык, корни, лишь благодаря которым и может питаться, достойно жить и творить, продолжая свой род.
По распорядку, утро, до завтрака, началось с упражнений на скрипке.
— Музыка, — продолжала констатировать бабушка, — несет с собою только добро. Вместе с мелодией мы сами должны с утра получить заряд положительных эмоций и заодно постараемся овеять благодушием искусства весь окружающий мир, чтобы он стал человечнее, радостней, светлее.
Как и жизнь в городе, завтрак в доме Мальчика значительно изменился, есть практически все, что необходимо для нормальной жизни. Зарплата Розы из бюджета России — значительно возросла, и хоть богатства не наживешь, да жить можно. То же самое и с пенсией Афанасьевой. И на Мальчика, как на сироту, после долгих мытарств, оформили особое детское пособие. Так что специально припасенных для Мальчика яств нет, теперь наоборот, кое-что от него прячут, чтоб не переедал сладостей.
— Не чавкай, тщательно пережевывай, — и за едой идет беспрестанный процесс обучения, и тут же, продолжая тему о насущном.
— Какое-то нехорошее предчувствие — прямо не хочу я на этот концерт идти, — обеспокоена бабушка.
— А я хочу, — упрямится Мальчик. — Ведь там будет много моих сверстников, и Зезаг[11] будет там.
— Ой-ё-ё! — воскликнула Роза.
— Уже невесту себе подыскал.
— Перестань, Роза, — остудила ее бабушка, и обращаясь к Мальчику.
— Это очень хорошо, что у тебя появились друзья и подружки, — и чуть погодя:
— И все же что-то меня настораживает; не нужны ребенку столь частые публичные выступления. Сцена — зараза; звездная болезнь.
— Ничего не будет, — успокаивает Роза. Пусть люди знают, что вопреки всему у нас такие дети растут.
— Да я вроде не суеверна, а сглазу боюсь. Вспомни, что с ним было после прошлого выступления на открытии школы.
— О! Не дай Бог!
— Роза склонилась к Мальчику.
— Может, не пойдем?
— Пойдем, — насупился Мальчик.
— А то целыми днями дома сижу. И гулять мало даете.
Да как же по нашему городу гулять?! Эти вояки кругом, с автоматами наперевес, вдрызг пьяные.
— А для чего я новый лепелтуал подготовил? — уперся Мальчик.
— А новая скрипка как звучит!
— Так ты на ней хочешь играть? — испугалась бабушка.
— Только на ней, — исподлобья недовольно глядит он.
— Это невозможно, опасно! — занервничала бабушка.
— Ее нельзя при людях демонстрировать, любой специалист с ходу определит.
А Мальчик неумолим.
— А вы ведь сами сказали, что в склипке душа. Не может же эта душа вечно в заточении томиться. Мы обязаны вывести ее в свет.
Бабушка ничего не смогла ответить, лишь широко раскрыв беззубый рот, изумленно уставилась на Мальчика, будто видит впервые.
— Вот вам раз! — хлопнула в ладони Роза, засмеялась.
— Выучили ребенка.
Может быть, прения еще продолжались бы, да Роза вдруг, выскалась:
— Да кто здесь в скрипках разбирается; лишь в оружии толк видят.
От этого резюме бабушка сдалась, стали готовить Мальчика к концерту.
Их дом номер один по проспекту Революции (о какой революции неизвестно — их в России и в Чечне ныне не пересчитать), отсюда, в двух шагах площадь имени Ленина, правда памятника Ленину уже давно нет, есть постамент, зато идеи и дела еще живы — всходы дают, может быть, и памятник вновь воздвигнут? Позади памятника некогда был небольшой уютный сквер, в глубине которого находилось трехэтажное здание «Дома пионеров», которое было построено в 1953 году вместе со зданием обкома партии. Ни сквера, ни здания обкома КПСС уже давно нет, их вытоптали, снесли еще до войны, как чуждые символы. А вот «Дом пионеров» уже в войну изрядно побило, теперь спешно восстановили, назвали по-новому — «Дом молодежи и школьников». Сегодня открытие, большой праздничный концерт — мол, идеи мира и порядка в Чеченской Республике, да и в России в целом, здесь зиждутся, всюду торжествуют.
