Все происходит от нарушения основного закона спасения человека – непрерывности напряжения душевных сил на пути спасения. Напряженная устремленность должна быть все время. Не может быть так: я устал, отдохну немного, а потом продолжу дело спасения… Вы часто жалуетесь духовникам на топтание на одном месте, на то, что в деле спасения ничего не выходит. Происходит это вот отчего. Вы поднимаетесь в духовной жизни на три ступеньки и думаете: отдохну немного, а потом буду подниматься дальше. Нет, запомните, что в деле спасения сие невозможно. Едва вы остановитесь, сказав себе: я человек мирской, мне можно немножко и разрешить себе, так сразу спуститесь не на одну ступеньку вниз, а на все три сразу, так как едва грех войдет в душу, он ее тотчас же опустошает. Душа становится пустой, и она тотчас же теряет все, что приобрела.
Вот отчего апостол Павел в своем послании говорит, что если ты согрешишь в одном, то ты повинен во всех грехах. В духовной жизни не бывает так, чтобы мы опускались постепенно, с одной ступеньки на другую. Нет, происходит то, что вы падаете сразу на три ступеньки и опять оказываетесь на первой ступеньке, и опять надо начинать сначала. Запомните это, и пусть в ваших маленьких жизнях в миру будет хоть и медленный, но непрерывный подъем и духовный рост под покровом Царицы Небесной».
Таким непрерывным подъемом и духовным ростом была вся жизнь священномученика Григория (Лебедева), епископа Шлиссельбургского. Этим же принципам старался следовать в своей жизни и бывший заключенный Шлиссельбургской крепости, вернувшийся к православным ценностям, – бывший народоволец Иван Павлович Ювачев.
И вот читаешь его воспоминания и думаешь, что возникшая из огня Казанская икона Божией Матери в огонь и уходит, разойдясь по чудотворным спискам, а Шлиссельбургский образ ее возникает из каменной стены и снова исчезает в стене нашего отчуждения от родного, в каменном мраке нашего неверия…
9
Увы… Так и было.
Перелистывая подшивки местных газет за 1930-е годы, видишь, как в атеистическом гвалте теряются, исчезают следы Шлиссельбургского списка Казанской иконы Божией Матери.
Позолоченная риза, с жемчугом и драгоценными камнями, давно уже была содрана с нее, а саму икону, чтобы спасти ее от дальнейшего поругания, перевезли в часовню деревни Марьино. Сейчас это поселение слилось с Кировском, а тогда, во время войны, находилось невдалеке от юго-западной окраины Шлиссельбурга.
О дальнейшей судьбе иконы известно со слов жительницы Кировска Зои Сергеевны Уваровой, которой в начале войны было восемь лет.
Зоя Сергеевна запомнила, как крестная подталкивала ее в часовне к иконе, показавшейся ей просто темной доской. Запомнила она и артналет, который начался 21 ноября 1941 года, в Михайлов день.
Загорелись тогда дома в Марьино, загорелась часовня, где находилась чудотворная икона.
Крестная вместе с матерью Зои Сергеевны вытащила икону из горящей часовни и спрятала на огороде.
Вскоре после артналета немцы выгнали всех жителей из дома и погнали копать траншеи. Работа продолжалась с утра до позднего вечера. За каторжный труд выдавали несколько ложек баланды и ломтик хлеба.
Жили в землянке, сооруженной в воронке от снаряда, на берегу ручья, километрах в пяти от своего дома в Марьино, который немцы уже раскатали на сооружение блиндажа.
Сейчас, хотя уже и миновало 70 лет после войны, окрестности сильно напоминают военную пору. Рядом с тем местом, где находились землянки, – заброшенный поселок. Там двухэтажная хрущоба с выбитыми стеклами и вывеска: «Пейнтбол. Клуб «Блокада»».
Тут и жила со своей матерью и крестной восьмилетняя Зоя Сергеевна Уварова.
Сейчас здесь могилы вокруг.
Возле одной Зоя Сергеевна остановилась.
– Соседские ребята тут похоронены… – сказала она. – Отравились тогда, в войну…
– Отравились?!
– Ага… Немцы крыс у себя в блиндаже травили, а они поймали отравленную крысу и съели.
На Рождество крестная уговорила мать пойти забрать спрятанную на огороде икону.
Зоя Сергеевна запомнила, что возвращались они – везли икону на санках – уже в темноте, когда наступил комендантский час.
Вообще-то в самом Шлиссельбурге вечером и ночью никто не имел права показываться на дороге. В жителей, задержавшихся после установленного часа, стреляли без предупреждения.
Известна история жительницы Шлиссельбурга Кузнецовой, которая шла от своей соседки на шесть минут позднее, чем полагалось.
– Руки вверх! – скомандовал патруль, подошел к женщине и ударом приклада сбил ее с ног.
Спустя несколько часов в квартиру Кузнецовых явились гестаповцы. Они увели женщину с малолетними детьми в комендатуру. Через час вся семья была расстреляна.
Об этом и мать, и крестная знали, но деваться было некуда.
Они тащили санки с иконой мимо немецких постов, мимо лающих овчарок.
Зоя Сергеевна запомнила и немецких овчарок, и самих немцев с автоматами, и оглушительный страх, который испытывали и она, и крестная, и мать, когда немцы направляли свои фонари на них, но – странно! – так и не остановили, словно и не видели их.
Что это, если не чудо?
Икона вместе с двумя женщинами и девочкой-ребенком прошла мимо всех немецких патрулей с овчарками…
Потом икона стояла в землянке.
И еще одно было чудо от нее.
Мать пошла поискать еды, и вот уже наступила ночь, а мать все не возвращалась.
Крестная велела тогда Зое Сергеевне стать на колени перед иконой и молиться.
И сама встала рядом.
Тогда и увидела восьмилетняя Зоя Сергеевна иконный лик Богородицы, проступивший из темноты иконной доски.
Потом оказалось, что мать задержали немцы, приняли за партизанку и решили, как она потом рассказывала, расстрелять ее. И мать ждала расстрела и, вспоминая их, молилась, но тут ее увидел немецкий офицер, который часто бывал в блиндаже рядом с их землянкой.
– Нет! – сказал он. – Она не партизанка… Она живет в землянке с детьми.
И мать отпустили.
Я слушал этот бесхитростный рассказ Зои Сергеевны, стоявшей у могильной оградки, за которой лежали съевшие отравленную немцами крысу дети, и думал о том, что и уходя в землю, икона, явившаяся из церковной стены в горящей Шлиссельбургской крепости, продолжала творить великие чудеса.
А потом, как рассказала Зоя Федоровна, всех их посадили в вагоны, в которых возили торф, и повезли в Псков.
Здесь, в концлагере они и дождались конца войны, а когда вернулись назад, на месте землянок нашли только руины. Иконы уже нигде не было. Более упоминаний о Шлиссельбургском образе Казанской иконы Божией Матери обнаружить пока не удается.
Можно по-разному относиться к трактовкам нынешнего праздника Казанской иконы Божией Матери, которые сочиняют различные политики, но независимо от тех глупостей, которые порою звучат, неизменной остается высокая духовная наполненность праздника.
Такое ощущение сейчас, что, подобно девочке Матроне, дочери казанского стрельца, мы стоим среди углей братоубийственного пожара Октябрьской революции и ельцинского Дня согласия и примирения с бесстыдным ограблением всей России…
И вот среди черных углей – завернутая в вишневое сукно икона.
Это и есть нынешний праздник.
Это уже не только праздник иконы.
Это праздник-икона, неведомо каким чудом явившийся нам посреди разгула русофобии.
Этот праздник подобен той иконе, которая была обретена на казанском пожаре. А сами мы подобны пожилому священнику Ермолаю, поднявшему эту икону из углей.
И сумеем ли мы превратиться из Ермолаев в Гермогенов, зависит не только от обретенной Божиим чудом иконы-праздника, но и от нас самих, от нашей веры в возможность спасения и обретения России!
И когда смотришь на бронзовых солдат, вставших в развалинах храма Иоанна Предтечи, понимаешь, что есть некий высший смысл в том, что сейчас с днями 70-летия победы в Великой Отечественной войне сливается 400-летие Шлиссельбургского чудотворного образа иконы Казанской Божией Матери.
Казанская икона из огня возникает и в огонь уходит, разойдясь по чудотворным спискам…
Шлиссельбургский список возник из каменной стены и исчезает в убогой военной землянке, но кто знает – может быть, и он возвратится из какого-то пока еще неведомого нам укровища.
Вот и завершается наша книга о героической обороне Шлиссельбургской крепости, которую немцам не удалось одолеть, потому что стены ее, сложенные из семи веков русской истории, оказались прочнее, чем мощь немецкой артиллерии и авиации…
21 ноября 2010 года в крепости Орешек города Шлиссельбурга зазвучало церковное пение. Падали с серого неба снежинки, ледяным холодком тянуло с Ладоги, на развалинах храма Рождества святого Иоанна Предтечи состоялась первая за последние 90 лет литургия. Совершили ее недавно назначенный настоятелем храма Рождества Иоанна Предтечи игумен Евстафий (Жаков) и иеромонах Украинской православной церкви Московского патриархата Гавриил (Коневиченко).
