Взрывная волна подняла в воздух куски металла и бетона под радостные возгласы штрафников и пехотинцев. В этот момент на передний рубеж приполз вестовой из штаба. Он принес донесение о направлении дальнейшего наступления аникинского взвода.
Саперы расчистили на правом фланге коридор, дающий возможность продвинуться танкам колонной в обход фашистских огневых точек. Вместе с ними должны пойти вперед и аникинцы.
Попутно от вестового Андрей узнал, что огневую поддержку передовым частям оказала батарея тяжелых самоходно-артиллерийских установок ИСУ-122. Батарея в составе пяти машин вела огонь из фольварка, куда успела выдвинуться в течение последнего получаса.
Эти самоходные гаубицы по праву именовались «зверобоями». Каждый из экипажей имел на своем счету не по одному уничтоженному «тигру» и «пантере» и справедливо наводил ужас на весь гитлеровский зверинец, играючи сокрушая своими снарядами броню даже таких монстров, как «фердинанды».
Оснащение ИСУ-122 толковой системой радиосвязи позволило экипажам «самоходок» согласовать свои действия с танкистами передовой группы и скорректировать огонь своих орудий.
Штрафники вместе с экипажами «тридцатьчетверок» уже устремились под пулеметным огнем по проложенному саперами коридору, когда залп ИСУ заставил замолчать второй фашистский ДОТ, оснащенный пушкой.
«Самоходки», следуя вторым эшелоном атаки, выдвинулись на рубеж, только что оставленный танкистами и штрафниками. Единственный уцелевший на этом направлении вражеский ДОТ продолжал отчаянно строчить из своего пулемета. Его очереди раскидывались веером по флангам, создавая большие трудности для шедших вслед за танками в обход пехотинцев.
Немецкую огневую точку заставили замолчать пулеметы самоходок. Все пять ИСУ, выкатившись дугой с широкими интервалами, на фронте почти в полсотни метров, открыли огонь из своих ДШК[16]. Одновременно вылетевшие из пяти крупнокалиберных зенитных пулеметов очереди мгновенно размотались стальными тросами сечением 12,7 миллиметра, схлестнувшись на амбразуре вражеского ДОТа.
Пулеметное гнездо немцев было обречено. Крупнокалиберные пули, как камнедробительные зубья, принялись крошить бетонное укрепление. Вражеский пулемет через несколько секунд замолчал, наверняка выведенный из строя прицельным огнем пулеметчиков экипажей «самоходок».
Преодолев промежуточное препятствие, танкисты с ходу смяли сопротивление в траншеях вдоль дороги, пересекли дорожное полотно и устремились ко второй линии немецкой обороны. Проскочить траншеи без потерь экипажам помогли штрафники. Под прикрытием бронированных корпусов «тридцатьчетверок» они ворвались в траншеи, на бегу уничтожая огнем своих ППШ немецких «фаустников», которые составляли здесь большинство.
Бойцы Аникина увязли в траншеях, приняв на себя весь удар ожесточенной злобы вражеской пехоты. Немцы, побросав «фаустпатроны» и гранатометы, схватились за автоматы, винтовки с уже присоединенными штык-ножами. Началась рукопашная схватка.
Кто-то дрался саперными лопатками и финками. Сдаваться никто из фашистов не собирался. Враги, сцепившись, рвали друг друга остервенело и молча. Андрея в очередной раз выручил незаменимый в ближнем бою ППШ. На бегу, с края траншеи короткой очередью он свалил здоровенного немца, который пытался укрыться от накатывавших на него танковых гусениц.
Тут же в лицо ему выстрелил ощетинившийся штык-ножом ствол вражеской винтовки. Раскаленная горечь пороха обожгла его ухо, когда он, оттолкнувшись левой ногой от бруствера, падал на немца, на лету прикладом «папаши» отводя в сторону лезвие ножа, смотревшего ему прямо в глаза.
Свалившись рядом с фашистом, Андрей попытался вскочить на ноги. Немец попытался развернуться, держа винтовку с ножом, как копье, но не успел. Вставая на ноги, Андрей выставил вперед ствол «папаши», почувствовав, как тот уперся во что-то податливое. Палец тут же нажал на курок. ППШ вздрогнул и с силой, будто электрическим разрядом, отбросил тело немца к стене траншеи. Тот как-то странно, совсем по-детски охнул и сполз на дно окопа.
Андрей опрометью бросился вдоль по траншее и натолкнулся на Кокошилова, который добивал фашиста, вдавленного в мокрое земляное дно.
– Оставь его! Он уже мертвяк!.. – крикнул Аникин бойцу в самое ухо. Тот оглянулся на командира ошалевшим, мало что понимающим взглядом. Оставив убитого лежать, он подскочил вслед за взводным.
– Бегом по траншее!.. – крикнул ему Аникин, с ходу взбираясь на бруствер. – Гони всех наружу. Надо двигаться дальше…
Перемахнув через дорожную насыпь, «шурики» оказались под плотным вражеским огнем. Ситуация здесь складывалась посерьезнее, чем с ДОТами. Впереди была серьезно укрепленная линия обороны, нашпигованная бронетехникой и долговременными огневыми точками, с разветвленной системой пулеметных и минометных позиций.
Танки с переменным успехом вели дуэль с вражескими «самоходками», которые предприняли контратакующий маневр, выдвинувшись навстречу «тридцатьчетверкам».
То и дело из искусно замаскированных щелей и складок в земле, как чертики из табакерки, выскакивали «фаустники». Одну из «тридцатьчетверок» на левом фланге им удалось подбить.
Взвод попытался с ходу перейти в атаку, но плотный пулеметный огонь сразу с нескольких вражеских точек заставил бойцов залечь прямо на пологом скате небольшой высотки.
– Окапывайтесь!.. Окапывайтесь… – прокричал Аникин, зарываясь в неподатливую землю. Место тут было неудачное во всех отношениях. Скат был повернут к немцам, они тут для немецких пулеметчиков как на ладони. Но и отходить обратно за дорогу было нельзя. Единственный выход – как можно быстрее работать лопатками.
Андрей взмах за взмахом отбрасывал грунт в сторону, наблюдая, как умело работают в поле танкисты. Они двигались без остановки, будто пытались закружить головы экипажам неповоротливых немецких «самоходок». Это у них явно получалось. Неповоротливые фашистские черепахи явно не поспевали за юркими «тэшками». Вот одна из вражеских махин получила зияющую дырень в свое пузатое брюхо. Вот вспыхнула другая, будто облитая бензином. Но подобраться ближе к немецкой обороне у танкистов не получалось.
Стационарные орудийные ДОТы принимались стрелять как сумасшедшие. Минометные расчеты врага заполнили воздух протяжным воем своих крупнокалиберных «ишаков». На подступах к вражеским траншеям орудовали гранатометчики, поджидавшие танкистов в тщательно замаскированных местах.
Когда начало смеркаться, танки при поддержке штрафников пошли в атаку, но были вынуждены отступить, оставив две машины неподвижно торчать в виду немецких позиций, не доходя метров двухсот до вражеских окопов передового охранения.
Бойцы Аникина под шквальным минометным и пулеметным огнем вернулись на временные позиции, вырытые на скате дорожной насыпи. Здесь они и провели ночь, углубляя окопы. Это очень пригодилось под утро, когда на штрафников обрушился целый шквал огня. Хотя всю местность вокруг затянуло туманом, немецкие минометчики уверенно сыпали мины одну за другой на головы «шуриков» – успели пристреляться за прошлый день.
Андрей уже подумал о том, что надо отводить людей за насыпь, когда на самом краю правого фланга, в глубине оборонительных позиций врага, с грохотом взметнулся вверх взрыв. Он вырос из пелены плотного тумана, затянувшего вражеские позиции, словно гигантский куст, состоящий из огня, земли и клубов дыма.
Такой эффектный выстрел могла произвести только дальнобойная гаубица. Еще один столп огня и дыма взвился на левом фланге. Третий «чемодан» поднял горы земли посередине позиций.
– Едрить твою налево… – восхищенно проговорил Кокошилов, позабыв о студеной, до озноба пробирающей сырости. – Это что они за игрушки затеяли? Что-то типа бабок?
– Ага, городошный спорт… – отрываясь от бинокля, усмехнулся Андрей. – Похоже, гаубицы позиции пристреливают. Расставляют вешки для более детальной проработки местности.
Словно бы в подтверждение его слов, за спинами штрафников земля вспучилась громовыми раскатами, перешедшими в протяжный, нарастающий рев. В треугольнике, отмеченном еще не развеявшимися дымными столпами первых трех выстрелов, стали плотно, рядами ложиться новые и новые снаряды.
Артиллеристы как будто стремились закрасить обозначенное ими пространство сплошной чередой взрывов. Вся местность впереди окуталась клубами огня и дыма. В воздухе стоял несмолкающий рев, а снаряды сыпались и сыпались на немцев. Интенсивность не только не ослабевала. Судя по нарастающему гулу канонады, все новые и новые батареи вступали в дело, увеличивая пространство артобстрела вширь и вглубь.
Уже никакого тумана впереди не было видно. В черном дыму плескалось сплошное море огня, которое захлестывало все пространство поймы, как разлившийся вдруг по весне паводок вышедшей из берегов огненной реки. Этот паводок накрывал все с головой, безвозвратно топил в своей раскаленной пучине и людей, и бронетехнику.
