– Я не могу сделать этого.
– Ах, не можете? Вы даже на это не способны, агнец вы мой жертвенный.
– Не слышу ответа, маркиз! – крикнул де Моле. – Даю вам пять минут. Если не сдадитесь, мы завалим дверь поленьями и подожжем. Увижу, надолго ли вас хватит тогда.
– Но в моем замке нет никаких тайников, – дрожащим голосом заверил его маркиз, не обращая внимания на насмешливые, преисполненные презрения взгляды графини де Ляфер.
– Этой ложью вы сможете откупиться на Страшном суде, но только не у меня. Мне хорошо известно, что, уйдя вместе со все еще остающимися верными ордену храмовниками в подполье, племянник великого магистра Жака де Моле, некий Жан де Лонгви [20] нашел пристанище именно в этом замке. И именно сюда, в этот недосягаемый для короля Филиппа Красивого замок, были перепрятаны основные святыни ордена – череп и пепел великого магистра, а также голова Бафомета [21] .
– Вас ввели в заблуждение! Я, как владелец замка, никогда не слышал ни о каких святынях тамплиеров.
– А значит, сюда же были перенесены и сокровища ордена, – не желал слышать его лепета «великий магистр». – Поделитесь ими, и я оставлю вас в покое, не тронув при этом ни замка, ни масонских святынь, на которые мне наплевать. Эй вы, несите сюда поленья! Да пошевеливайтесь!
Услышав топот ног, графиня выстрелила из лука. Вопль боли и отчаяния, донесшийся вслед за пением стрелы, подтвердил, что и в этот раз она свою цель нашла.
– Это графиня! Это сатана! – разъяренно взревел Артур де Моле, поняв, что потерял еще одного своего сторонника.
– Вы не ошиблись, граф, – спокойно признала Диана. – Не забывайте, что у меня найдется стрела и для вас. Так что, продолжим переговоры? Сколько вас там осталось теперь, а, несостоявшийся магистр несостоявшегося ордена?
Графиня выстрелила еще раз, однако крика не последовало. Зато все трое явственно услышали, как к дверям швыряют охапки поленьев.
– Сейчас мы выкурим их оттуда, – вместе с первыми струйками дыма проникало в их убежище лошадиное ржание. – Долго они там не усидят.
– Ковач, – вполголоса проговорила Диана, тоже понимая, что не усидят. Конечно, они еще могли отойти в другую комнату, взять ее не очень прочную дверь на засов и сгрудиться у окна. Однако очень скоро поджигатели доберутся и до нее. – Нужно открыть дверь и сражаться.
– Но их больше.
– Господи, был бы здесь Гяур…
– Взгляните, графиня, кто-то из ваших татар забросил крючья, – показал маркиз на зацепившуюся за подоконник «кошку». Рядом лежал еще один конец веревки, петля которой осталась на зубце башни и благодаря которой Кагир сумел выбраться из ловушки. – Увлекшись переговорами, мы просто не заметили их.
– А татары не желали привлекать внимание людей графа, – согласилась Диана, заглядывая вниз. Но там никого не было.
– Во всяком случае, теперь у нас есть путь к отступлению, – оживился Ковач, быстро закрепляя оба конца веревок за вмурованные в стены подфакельники и какие-то крючья, возможно, предусмотренные именно для того, чтобы к ним прикрепляли веревочные лестницы.
– Только мы не будем спешить воспользоваться ими, – заявила де Ляфер. – С минуты на минуту мои воины появятся в коридоре, чтобы спасти нас. И мы должны помочь им.
– О чем вы, графиня?! – испуганно возмутился маркиз. – Уже сейчас трудно дышать. А потом они ворвутся сюда…
– То есть вы хотите бежать из собственного замка, оставив его на разграбление этим злодеям? – насмешливо спросила Диана. – Тогда милости прошу. Первый выход за окно – ваш. Бегите, маркиз, бегите, и да поможет вам Господь. Потом вам будет о чем рассказывать своим гостям и сострадателям.
– Вы несправедливы, графиня, – раздосадованно окрысился маркиз. – Своими замечаниями вы лишаете меня права на спасение.
– Я лишаю вас права на трусость, великий воитель Франции. Что не одно и то же. Совершенно не одно и то же. Особенно если учесть, что вы должны думать не о собственном спасении, а о гибели во имя спасения прекрасной дамы.
– Ах да, совершенно упустил из виду, – иронично согласился маркиз.
Уже зарождались первые проблески зари, когда экипажу галеона «Сантандер» все же удалось оттеснить французов назад, за палубу шлюпа «Ангулем», и обрубить абордажные крючья. Схватка происходила уже восточнее мыса, на котором стояли орудия французов, но галеон все еще пребывал в пределах их досягаемости. И как только канониры поняли, что абордаж флагманского корабля не удался, они сразу же ударили по нему изо всех орудий, которые к тому времени уже были перетащены на восточную часть мыса.
Два залпа из всего, что только имелось на борту, успели дать с близкого расстояния и артиллеристы второго шлюпа – «Норманн». Разрушения на галеоне были устрашающими: две мачты снесены, третья повреждена, большая часть парусов четвертой разнесена в клочья. Тем не менее могучий «Сантандер» казался непотопляемым. А его пушкари еще и сумели настолько повредить «Ангулем», что капитану едва удалось дотащиться с ним до захваченного казаками брига «Сен-Самоник». И в шлюпки французам пришлось спускаться уже с полузатонувшего корабля, а многие даже спасались вплавь.
Последнее ядро французов, настигшее галеон, угодило в середину кормы, оставив на память о себе третью пробоину, заделать которую испанские моряки уже не смогли. Кроме того, судно почти перестало слушаться руля, и лишь мастерство матросов, лавирующих оставшимися парусами, спасло корабль от гибели.
Дотянув до уходящей далеко в море лесистой косы, они сумели обогнуть ее и потом еще с огромным трудом довести до залива у форта Викингберг. На мель неподалеку от пристани корабль осел уже настолько затопленным, что, казалось, им управляет не человек, а Нептун.
– Я, конечно, дырявый башмак повешенного на рее, а не командор, если позволил лягушатникам и этим наемникам из дикой степи погубить всю свою эскадру, – взрывался сиплым басом дон Морано, спускаясь с корабля последним, вслед за раненным в руку боцманом. – Но это не помешает мне поджарить двоих наших пленников на остатках последней уцелевшей мачты галеона.
– Смею заверить, сеньор командор, что это неслыханная честь для них, – согласился боцман, оступаясь на последней ступени полуразрушенного трапа, – которой удостаивался далеко не каждый капитан пиратского корабля.
– О пиратах в моем присутствии не вспоминать, понял, ты, полусгнивший киль недостроенного старого корыта? Лучше приведи обоих пленников ко мне в «береговую каюту». Мачту прикажи срубить и вкопать вон на том холме. И позаботься, чтобы на ней остались две хорошо закрепленные реи.
– К которому часу она должна быть готова?
– К вечеру. Огонь создан Господом для озарения темноты и просвещения заблудших. Если только я верно разобрался в премудростях Библии и всех прочих святых писаний.
– Вы лучший их толкователь, командор.
Родана и Шкипера привели и поставили перед командором. Дон Морано грузно восседал на столе, словно на троне, а ноги в подгоревших расползшихся сапогах – командор прожег их, пробегая через пылающую палубу – покоились на перевернутой кверху дном пустой бочке.
– Ближе, – скомандовал он, впиваясь в обоих пленников таким взглядом, словно окатывал их тела расплавленным свинцом.
Матросы подтолкнули пленников к командору.
– Еще ближе.
Их подтолкнули остриями ножей, загоняя лезвия под лопатки.
Командор вынул из ножен абордажную саблю и острием ее приподнял подбородок Родана.
Он мог бы изрыгать ругательства. Выспрашивать, почему этот чужеземец прошел через все муки только для того, чтобы, соврав, испытать такие же пытки, только еще более изощренные. Он мог проткнуть ему глотку и напиться его крови, как пьют ее крестьяне в баскских селениях из рассеченной глотки жертвенного быка. Однако поход и вся та ненависть, что накопилась в нем, настолько измотали дона Морано, что уже не хватало сил ни на допросы, ни на проклятия. А мгновенная смерть пленников от его руки была бы слишком великодушной, по сравнению с тем, что в действительности уготовано этим двоим бродягам.
Он молчал и смотрел в глаза чужеземцу. Тот тоже молчал и тоже смотрел ему прямо в глаза – спокойно и обреченно.
«Мужество рождается из обреченности, – неожиданно подумалось командору. – Из сознания того, что у тебя нет иного выхода, кроме как с достоинством и мужеством умереть, – открывал он в себе поразительную способность к философствованию. – Но тебе ведь тоже представлялась возможность погибнуть вместе со своим кораблем. Отправить экипаж вплавь, чуть-чуть не дотянуть до мели и погибнуть, привязавшись к мачте. Получив королевский указ о назначении командующим эскадрой, ты поклялся, что погибнешь – если только Господь не изберет тебе иной смерти – на своем корабле, именно таким образом, оставив прекрасную легенду о командоре Морано. Но оказалось, что это не так просто – сочинять легенды, извлекая слова из своего предсмертного стона».
