Ознакомительная версия.
— Нет, все-таки так не пойдет, — решительно возразила Маренн. — Да, я, конечно, правнучка Франца Иосифа, но что это значит теперь? Я — не королева Венгрии и, скорее всего, уже не буду, — она пожала плечами. — Я даже никогда не была собственно членом императорской семьи. Спросите вдовствующую императрицу Зиту — а кто такая эта Мария-Элизабет фон Кобург-Заальфельд де Монморанси фон Габсбург? Зита сначала пожмет плечами и только после, возможно, припомнит, если ей подскажут секретари. Нет, мне нечего разыгрывать из себя монархиню. Я такой же человек, как и все, а ваш свекор — глава венгерского государства. Так что я с радостью увижусь с ним, но только сама к нему приду, когда он сможет меня принять. Давать аудиенции — это совсем мне не подходит в моем нынешнем положении. Да это и смешно. Так и скажите его высокопревосходительству, я готова встретиться с ним в любое удобное для него время. Кстати, вы сказали ему, что я… — Маренн запнулась.
— Что вы носите немецкий мундир? — догадалась Илона. — Да, ваше высочество. Я сказала, что вы состоите в медицинской службе рейхсфюрера Гиммлера и лечите его солдат.
— И как адмирал отнесся к этому?
— Спокойно. Он знает, что вы очень хороший врач и что, когда вы оказались в Германии, нацисты арестовали вас. Нет ничего удивительного в том, что они постарались использовать ваши способности и знания себе на пользу. Это нисколько не удивило моего свёкра и не шокировало тем более. К тому же он прекрасно знает, что все контакты по Венгрии, которые шли и идут на благо страны, в рейхе ведутся при поддержке рейхсфюрера. Он отдает себе отчет, что без участия Гиммлера все это не было бы возможно, даже мысль о том, что Венгрии можно помочь выйти из войны, допустить её мир с союзниками Сталина, с последующими бенефициями для рейха, конечно же. Так что вы смело можете предстать перед его высокопревосходительством в нынешнем облачении, — Илона обвела взглядом эсэсовский мундир Маренн, — он все понимает правильно.
— Что ж, это легче, — Маренн вздохнула.
Зазвонил телефон. Она резко повернулась и протянула было руку, чтобы снять трубку, но тут же опустила. При Илоне говорить не хотелось. Хорошо, что та уже собиралась уходить.
— Я предупрежу его высокопревосходительство, что вы сами готовы прийти к нему, — сказала графиня. — Он назначил заседание Коронного совета, чтобы поставить его членов в известность о произошедших событиях и решить, что же делать дальше. Однако его высокопревосходительство не хотел бы проводить заседание, не поговорив до этого с вами. Прошу меня извинить. Я скоро.
Графиня вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Телефон звонил. Маренн сняла трубку:
— Я слушаю.
— Мне доложили, что ты звонила, — она услышала в трубке голос Отто, немного усталый, встревоженный. — Что случилось? Ты все ещё в Гёдёллё? Я только что приехал.
— Да, я звонила, — негромко сказала Маренн. — Я хотела сказать…
— Берлин, оберштурмбаннфюрер. Обергруппенфюрер по параллельной линии, — раздался голос Рауха, докладывающего, что звонит Кальтенбруннер.
— Подождите, — недовольно отреагировал Скорцени. — Не сейчас. Что ты хотела сказать? Я слушаю, — его голос прозвучал мягко и как-то очень близко, словно Отто находился рядом.
«Меня услышит связист, меня услышат многие, но сейчас это не важно», — подумала Маренн.
— Я уже говорила, но хочу сказать снова, — ответила она, ещё понизив голос, — что я люблю тебя.
Маренн сказала это и затаила дыхание. Отто тоже молчал, но можно было поспорить на что угодно, что сейчас он улыбается.
— Я тоже тебя люблю, — через несколько мгновений произнёс Скорцени.
— Герр оберштурмбаннфюрер, обергруппенфюрер на проводе…
— Подождите. Где ты будешь? В Гёдёллё? — в голосе звучала всё та же мягкость.
— Пока в Гёдёллё. Потом поеду в клинику Корхаз. Там будет центральный госпиталь СС, мне приказано всё там устроить.
— Я найду тебя, — пообещал Скорцени. — Хорти приехал?
Услышав последний вопрос, Маренн почувствовала, как все тёплые чувства, только что владевшие ею, разом остыли. «Отто тебя просто использует», — мелькнула предательская мысль, поэтому Маренн ничего не собиралась ему докладывать. Доложат и без неё! Агентов найдется немало!
— Не знаю, — ответила она задумчиво. — А что? Он должен был уже приехать?
Скорцени резко оборвал разговор, и прежней мягкости уже не было:
— Прости, я должен ответить Берлину.
— Я понимаю и больше не буду тебя беспокоить.
— Да, Эрнст, я слушаю, — это он уже говорил Кальтенбруннеру.
Маренн положила трубку. Несколько мгновений она молча стояла рядом с телефоном, глядя перед собой, и почти жалела о том, что сделала. Ей всегда трудно было идти навстречу Отто. Трудно уступать.
В дверь снова постучали. Это заставило Маренн отвлечься от её мыслей.
— Входите, графиня, — произнесла она, будучи уверена, что это Илона, и не ошиблась.
— Свёкор готов принять вас немедленно, — сообщила графиня Дьюлаи, войдя в спальню. — Он был очень тронут, узнав, что вы сами решили прийти к нему. Для него это большая честь, ваше высочество. Правда, у него там этот Вейзенмайер, — Илона поморщилась. — Новый наместник фюрера. Уже принес какие-то распоряжения по евреям. Свекор категорически отказывается их подписывать без обсуждения Коронного совета. Если вы позволите, ваше высочество, я провожу вас к его высокопревосходительству, — Илона слегка поклонилась.
— Я буду рада, графиня. Сама я с трудом найду дорогу, — улыбнулась Маренн и добавила с иронией: — А иначе придется звать Вейзенмайера на помощь, ведь он, похоже, заранее изучил здесь все входы и выходы.
— Возможно, он будет настаивать на том, чтобы присутствовать при вашей встрече, — предупредила Илона, и в её голосе звучала озабоченность, которая не давала графине быть весёлой.
— Это исключено, — снова улыбнулась Маренн. — У меня есть предписание рейхсфюрера. С рейхсфюрером он не посмеет спорить.
* * *
Розоватый утренний свет струился в высокие арочные окна небольшого зала, напоминавшего изящной росписью на стенах и витиеватой лепниной Голубую гостиную Шенбруннского дворца. Только обивка была не нежно-голубого, как в Вене, а салатового цвета.
«Как странно, — подумала Маренн, — что именно в Голубой гостиной Шенбрунна закончилось тысячелетнее правление Габсбургов в Австро-Венгрии. Именно там последний император Карл 11 ноября 1918 года заявил о своем намерении отстраниться от управления государственными делами и передать власть избранным представителям народа. И вот почти такой же интерьер в очень похожем на Шенбрунн дворце Гёдёллё — наверное, это неслучайно. Наверное, то, что свершится в этом интерьере в самом ближайшем будущем, будет напоминать события почти тридцатилетней давности — отречение правителя от власти».
Именно здесь Маренн встретилась с адмиралом Хорти, который сейчас рассказывал ей историю своей жизни:
— Вся моя молодость прошла в Шенбрунне и Хофбурге. Я служил флигель-адъютантом императора. Пышные приемы, балы, салоны, верховые прогулки с императрицей, сопровождение императора на охоте — теперь все это кажется почти сказочной жизнью, словно так и не было на самом деле. В те годы я познакомился с Магдой, обрел счастье, любовь, семью. По указанию императора я осуществлял постоянную связь с представителями венгерского парламента, мы обсуждали с ними военные вопросы, они приезжали ко мне Вену, а я приезжал сюда в Будапешт. Магда была дочерью одного из видных депутатов того времени. Я сразу полюбил ее, как только увидел. И это оказалось взаимно. Жизнь проходила легко, непринужденно. Казалось, так будет всегда.
Маренн понимающе кивнула, и на её лице отразилась грусть.
— Мне было девятнадцать лет, — продолжил Хорти, — когда я впервые увидел императрицу и её сына, вашего деда кронпринца Рудольфа. Её Величество посетила военно-морское училище в Риеке, где я учился. Спустя два года после этого его высочества не стало. Я помню, многие мои товарищи по службе переживали гибель кронпринца как личную трагедию. Я не был исключением. А через десять лет, когда я уже служил флигель-адъютантом при императоре, мне довелось присутствовать в кабинете, когда ему доложили о гибели его возлюбленной супруги. Я видел, как пошатнулся Франц Иосиф и как он схватился руками за край стола. На мгновение показалось, что его величество вот-вот потеряет сознание. Нас стояло в кабинете человек пять, адъютантов и помощников, никто не посмел пошевелиться, император был очень строг в исполнении церемониала, что бы ни происходило. Ты должен стоять на установленном раз и навсегда расстоянии от стола Его Величества и не сдвинуться с места, пока он сам не позовет тебя к себе. Мы ждали, что он попросит о помощи, но самообладание императора было так велико, что он только попросил всех нас извинить его в связи с чрезвычайными обстоятельствами и позволить немного побыть одному, подождав в приемной. Через полчаса он как ни в чем не бывало продолжил работу. Голос его был ровным и спокойным, когда он отдавал приказания, только скулы дрожали, а в глазах стояли слезы. Я запомнил тот день на всю жизнь. И он вспомнился мне, когда Илона привезла мне весть о гибели Иштвана. В самообладании Его Величества я черпал пример собственного поведения. Сегодня у меня тоже есть повод вспомнить об этом примере, — адмирал Хорти встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошёлся туда-сюда по ковру. В луче солнца сверкнула топазовая запонка на безупречно белом манжете рубашки, выглянувшей из рукава мундира.
Ознакомительная версия.
