– Over there, – офицер махнул рукой в сторону разрушенных ангаров, возле которых и в самом деле стоял транспортный вертолет. – Turn off the engines and get out from the cockpit. Come on![36]
«Вот дерьмо! Время действительно уходит!» – Джонсона пробил холодный пот. А ну как штабные мозгляки потом сопоставят факты и догадаются, что к чему?
– Give me a ladder![37] – приказал он.
Два автоматчика тотчас приставили к борту стремянку. Джонсон, сунувшись в кабину, щелкнул тумблерами, и двигатели затихли. Над аэродромом снова пронеслись «МиГи», все еще ожидавшие, пока освободится полоса.
– My co-pilot is sleeping, – сказал капитан, спускаясь на землю. – You should take him with me to crash place[38].
– Don’t worry, – покачал головой офицер. – He will stay here[39].
– What?![40]
– He will stay here, – медленно повторил русский. – Don’t worry, he don’t tell your newsman about your flight[41].
– You… You fucking trickster![42] – капитана прошиб холодный пот.
– It’s just a business, Mr. Johnson, – холодно усмехнулся офицер, пожимая плечами. – Let’s go[43].
– He should fly with me…[44] – Джонсон потянулся к пистолету, но в спину капитана сразу же ткнулся ствол «калашникова». Оказавшийся рядом офицер сразу выхватил у него пистолет и извлек оттуда обойму:
– It’s a dangerous toy, Captain. We will give ifbackto you just after landing.[45]
Джонсон понял, что спорить уже бесполезно. Все равно будет так, как решат они. Презрительно сплюнув под ноги полковнику, американец оглянулся и последний раз посмотрел на преданный им самолет. В душе появилась какая-то отвратительная пустота, когда он увидел приземистый силуэт тяжелой машины с высоко расположенным крылом, ее острый нос и большой хвост. Бомбардировщик устало распластался на бетонке, словно мифический великан, связанный по рукам и ногам. Вокруг него, словно муравьи, суетились техники, и уже подъезжал тягач, готовый увезти самолет прочь…
Его провели к вертолету и затолкали в гулкое нутро, где уже сидели несколько автоматчиков. Взревели двигатели, «вертушка» оторвалась от земли и взяла курс на «место падения».
На душе у Джонсона было тоскливо. Он уже понял, что продал самолет и штурмана русским за сущие гроши. Теперь те настругают таких же, заставят Уотсона научить их летать на них – и выиграют войну. И от этого оружия наверняка погибнет еще множество американцев. А виноват в их смерти будет он, капитан Джонсон…
– Remember, – кричал ему на ухо полковник, стараясь перекрыть гул вертолета, – your plane was brought down by SAM. You were waiting for rescue helicopter, but were obliged to leave the crash place, because Vietnamese soldiers came there… Clear?[46]
– Yes[47], – кивал Джонсон.
– Tell your commanders coordinates of the crash location. We will take care of decorations, and your scouts would think that we have taken away all wreckages… Clear?[48]
– Clear![49]
– When you will talk to your commanders, be confident. Your money waits you. All five millions. But we won’t be able to help you if you are arrested…[50]
– Clear! I’ll be careful![51] – кивнул капитан.
– Nice! Are you ready? We arrive on the crash place![52]
– Yes, I am![53]
Вертолет стал снижаться. В иллюминаторе вместо темного неба возникла неясная черная масса, освещенная сполохами горевших тут и там костров. Джонсон не сразу сообразил, что пилот посадил машину на лесную поляну. Один из солдат сдвинул в сторону дверь, и в салон ворвался поднятый винтом ветер.
– Get out and turn on your beacon! – велел полковник. – Have a good trip, Mr. Johnson! Here are your photos and films… Nice girl, you have a good taste![54] – ухмыльнулся он на прощание, выбрасывая в дверь большой конверт.
– Go to hell[55], – буркнул капитан, спрыгивая в высокую траву.
Вертолет, подняв небольшую бурю своими винтами, улетел, оставив американца посреди большой поляны. Неподалеку что-то догорало – видимо, бутафорские остатки якобы сбитого ракетой «Аардварка». Капитан включил свой маяк. Оставалось теперь только дождаться утра – а там и спасатели прилетят.
Он отыскал конверт, который выбросил из вертолета полковник, и вскрыл его. Оттуда посыпались те самые фотографии, сделанные в бангкокской гостинице. Джонсон поморщился и, чиркнув спичкой, поднес ее к снимкам. Они вспыхнули неярким пламенем.
– Гори-гори, – невесело усмехнулся капитан, подбрасывая в разгорающийся костер пленки. – Давай-давай…
Внезапно темный лес ожил. Среди деревьев замелькали щуплые фигуры с автоматами, кто-то щедро выпустил в сторону летчика длинную очередь – над поляной веером пронеслись трассирующие пули. Потом выстрелы умолкли, и до Джонсона донеслись лающие команды на вьетнамском.
Капитан, напуганный посвистом пуль, сразу растянулся на земле и откатился от костра. Только теперь он понял, что за спектакль имел в виду мистер Най. «Идиот! – мысленно ругал себя Джонсон, с отчаянием глядя на темные фигурки, цепью идущие по поляне с автоматами наперевес. – Пять миллионов, ага! Разбежался! Получи на блюдечке с золотой каемочкой! Сначала выберись отсюда… Костер разжег, романтик чертов… Хорошо еще, что не подстрелили!»
Обойму от пистолета ему, понятное дело, не вернули, так что отстреливаться было нечем. Да и смысла это не имело – вьетнамцев все равно было намного больше, чем у него имелось патронов.
Косоглазых отделяло от него всего полсотни метров, и максимум через минуту они должны были наткнуться на капитана. Джонсон отполз в сторону от чадящего костерка, стараясь ничем не выдать своего присутствия; пятясь на четвереньках, он преодолел еще метров десять – а затем, не выдержав, вскочил и побежал прочь. Вслед ему загрохотали автоматы, и капитан понесся еще быстрей. Так он не бегал даже в молодости; за считаные секунды капитан достиг спасительного леса и еще долго бежал без оглядки, подгоняемый бьющими в стволы деревьев пулями. Спотыкаясь и налетая на деревья, Джонсон все глубже и глубже забирался в чащу, пока не понял, что вьетнамцы отстали, а сам он капитально заблудился. Прислонившись спиной к дереву, капитан перевел дух и обшарил карманы.
– Подведем итоги, – хрипло пробормотал он вполголоса. – Карты потерял… Нож потерял… Заблудился… А денежки-то мои…
Он громко расхохотался и тут же замолк, испугавшись, что его услышат. Потом побрел туда, где, по его расчетам, находился юг.
Руководитель полетов разрешил «МиГам» сопровождения приземляться, лишь когда «Ф-111» был убран с полосы. Приказ оказался весьма кстати – топливо у истребителей уже заканчивалось. Едва они приземлились и свернули с ВПП на рулежку, как дежурная вьетнамская пара вырулила на старт и пошла на взлет.
Хваленский открыл фонарь, потом вырубил двигатель и стал ждать, пока к нему подъедет тягач. От нечего делать он стал смотреть на одинокую звездочку, сиявшую аккурат впереди самолета.
Внезапно майор ощутил, как он устал. Устал и физически, да так, что не смог бы сейчас и пальцем пошевелить, и душевно. Не хотелось больше воевать, стрелять, мстить за погибших… Короткий стремительный полет над ночными джунглями съел остатки его сил, и теперь ему было даже хуже, чем тогда, после известия о нелепой гибели Ашота. Тогда ему хотелось немедленно бежать и мстить американцам, хотелось подняться в воздух на первом попавшемся под руку самолете и безжалостно расстрелять в упор первую попавшуюся машину. Сейчас же хотелось только одного – уставиться в одну точку и сидеть на месте, ни о чем не думая.
Так он и сделал.
Тягач опаздывал, было очень тихо, и потому майор очень быстро впал в состояние, близкое к трансу. Он смотрел на звезду – и постепенно успокаивался. Все накопившееся в душе дерьмо улетучивалось, и его место занимала легкая и спокойная радость – мы все-таки это сделали! Мы, мы пригнали сюда американца… без нас хрен бы что вышло, пусть даже заслуга разведчиков тут побольше. Не они, а МЫ его сюда привели и заставили сесть…
Мысли плавно перетекали в другое русло. Летчик неожиданно поймал себя на том, что размышляет, чем бы заняться по возвращении домой. Раньше он гнал такие мысли прочь, теперь же с удивлением заметил, что ему даже нравится строить планы на будущее.
«С батей баньку соорудим на даче, – думал Хваленский, и сразу воображал ее себе во всех деталях: деревянная, с настоящей кирпичной печью и просторным предбанником. – Он давно хотел такую… Интересно, а Нина там как? – Майор вдруг вспомнил смешливую двадцатилетнюю соседку, которую видел полгода назад, во время отпуска, когда ездил проведать родителей в Союз, и сердце аж защемило от неожиданной тоски. – Замужем уже небось… Да не! Быть того не может. Не замужем. Вернусь – женюсь!»
На душе внезапно потеплело. Жизнь перестала казаться черным тоннелем, превратившись в бескрайнее поле – куда хочешь, туда и иди.
В себя майора привел негромкий стук по обшивке. Хваленский повернул голову и увидел, что к борту его «МиГа» уже приставлена лестница и по ней поднимается техник.
