И вновь надолго умолк.
В оставшееся время, которое им понадобилось, чтобы достичь той, самим Вуйцеховским определенной, пятой версты, они перебросились лишь несколькими ничего не значащими фразами. Постепенно Хмельницкий вообще стал терять всякий интерес к владельцу кареты, а последовав его примеру, откинулся на спинку и спокойно задремал.
– Ну, вот и пятая верста, – вывел его из дремотного состояния бодрый голос Вуйцеховского. – Здесь мы и расстанемся. А то вы уж опасались, что беседа наша будет нудной и утомительной. Напрасно, – источал свое чистосердечие Вуйцеховский, твердо знавший, что из кареты Хмельницкий сможет выйти лишь тогда, когда он его выпустит. Всем кажется, что стоит попасть в карету Вуйцеховского, как сразу же посыплются вопросы, начнется допрос. А я никогда не вел допросов. Никогда! Даже будучи королевским следователем по особым поручениям.
– За что вас и уволили со службы.
– Французы – странные люди. Они считают, что раз королевой Польши смогла стать Мария-Людовика Гонзага княгиня де Невер, то и королем Польши сможет стать любой из династии Бурбонов. Или из семейства Конде, родственного Бурбонам. В конце концов, рассуждают они, отец нынешнего короля Польши, Жигмонт III Ваза, тоже не чистых кровей поляк. Скорее вообще не поляк, поскольку является сыном шведского короля Ивана Вазы и литовки Катерины Ягайлонки. Так почему следующим королем не может стать, например, дядя нынешнего короля, Людовика XIV? Или еще кто-нибудь?
– Вы считаете, что все это интересует меня? Что я вступлю в схватку с Бурбонами за королевский престол? Стану разоблачать и изобличать великого де Конде?
– Вас это, возможно, и не интересует, хотя казацкому полковнику, генеральному писарю реестровцев, не должно быть безразлично, кто окажется на польском троне. Зато сами вы, по-моему, сумели заинтересовать Бурбонов. И полководца, принца де Конде – тоже.
– Знать бы мне раньше о такой чести. Давно был бы во Франции. Может, скажете, в чем заключается их интерес?
– Если бы вы не задали этот вопрос, вы бы меня просто огорчили. Я не знаю, в чем. Но догадываюсь. Кому-то там, в Париже, пришло в голову, что полковник Хмельницкий как раз и является человеком, способным поднять казачество и помочь одному из Бурбонов или Конде, взойти на польский престол. При очень активном содействии со стороны ныне здравствующей королевы-француженки. Нет, я понимаю, что никто в Париже с подобными предложениями к вам не обратится. Речь будет идти только о наемниках. Но ведь и наемники эти тоже вдруг могут оказаться в свите принца крови, который решит, что ему пора выступать на Варшаву. Странные люди эти французы, странные, – рассмеялся Вуйцеховский, – они решили, что полковник Хмельницкий… Что он может предать своего короля, подданным которого так давно является и по доброте которого дослужился до столь высокого чина и такой чтимой должности, – теперь уже откровенно хохотал советник, не выходя, а почти вываливаясь из кареты и давая возможность выбраться из нее Хмельницкому.
Уже стоя у кареты, Вуйцеховский продолжал смеяться над странными французами и их французскими странностями. И смех его был совершенно искренним. Таким искренним, каким бывает только смех палача, удачно пошутившего с обреченным, прежде чем набросить на него петлю.
– К тебе нотариус, князь, – возник на пороге Хозар в ту минуту, когда Гяур уже снял сапоги и хотел прилечь на диване. Сегодня он отказался от кареты, сбежал от своих телохранителей, мундир скрыл под дорожным плащом и почти половину дня бродил по улицам Варшавы, познавая этот город, свыкаясь с ним, сравнивая с теми европейскими столицами, в которых удалось побывать.
– Какой еще нотариус? – застыл с сапогом в руке полковник. Приучить Хозара к тому, чтобы, входя в номер, тот стучал и спрашивал разрешения, он так и не смог. Приходилось соглашаться с Уличем, что, невзирая на неплохое образование, которое ему пытались дать многие учителя, Хозар так и остался простым воином, а в поведении своем – «диким азиатом».
– Варшавский. Там, стоит. Нотариус. К тебе, князь.
– Но что ему нужно? – нервно поинтересовался Гяур и снова принялся обуваться, предчувствуя, что отдохнуть ему так и не дадут.
– Так ведь но-та-риус же… – пожал плечами Хозар, считая, что сама профессия человека, за которого он хлопочет, исключает какие-либо вопросы относительно того, почему он вдруг появился здесь.
– Радует уже хотя бы то, что тебе известно, кто такой нотариус, – проворчал Гяур. Он ценил этого парня на поле битвы. Полагался на него. Само присутствие Хозара вселяло уверенность. Однако в быту этот воин все чаще раздражал князя. – Зови, черти б его побрали вместе с тобой.
Нотариусу было уже далеко за шестьдесят. По-крестьянски грубое лицо его, с исполосованным морщинами кирпичным подбородком, не давало никакого повода причислять этого человека к польской аристократии. Как и не выдавало оно особой учености гостя. И лишь небольшой саквояж с золоченой застежкой да старательно скроенный новый сюртук упорно свидетельствовали, что старик все еще находится на государственной службе.
– Имею честь видеть перед собой полковника, князя Одар-Гяура? – тихим вкрадчивым голосом поинтересовался нотариус, приближаясь настолько близко, чтобы, поднявшись на носках, можно было рассмотреть лицо хозяина этой гостиничной обители. Маленькие, основательно потускневшие очки его едва удерживались при этом на кончике по-ястребиному загнутого мясистого носа.
– Именно так. Садитесь. Слушаю вас.
– Нотариус Горонский, вашмосць. – Он сел за столик и положил дрожащие руки на застежку выставленного перед собой саквояжа, как бы давая понять, что главное скрывается не в словах, а в кожаном нутре этого истрепанного сундучка. – Поверьте старому нотариусу: случаются в жизни моменты, когда спешить не стоит. Кроме того, вашмосць, есть два человека, повстречавшись с которыми, никогда не следует торопиться: гробовщик и нотариус. Недавно я получил письмо от каменецкого нотариуса Бежича. Он пишет, что вы, вашмосць, обращались к нему с просьбой найти какие-либо следы пребывания в Каменце и вообще в Польше вашего предка, князя Одар-Гяура, теперь уже Одар-Гяура I.
– Да, я действительно обращался к господину Бежичу с такой просьбой.
– Не сомневаюсь в этом, не сомневаюсь. Бежич ничем не смог помочь вам, зато, к его чести, он знает, к кому следует обращаться в таких случаях здесь, в Варшаве. Скажите, вам приходилось когда-нибудь видеть собственными глазами подпись князя Одар-Гяура I?
– Много раз. Прежде чем отправиться в Европу, я изучил почти все документы, которые удалось собрать в библиотеке тайного совета Острова Русов. Простите, вам, очевидно, не знакомо это название задунайской земли русичей.
– Почему же? Знакомо. Хотя считать себя знатоком ее истории мне слишком рано, – нотариус говорил сдержанно, сухо. – Значит, вы уверены, что с точностью могли бы узнать подпись князя Одар-Гяура I, а также его княжескую печать?
– Печать – тем более. Она у нас родовая. Такая же имеется сейчас у меня. – Полковник снял висевший на стене широкий ремень и извлек из прикрепленной к нему кожаной сумочки небольшую печать. Еще через минутку на листе бумаги, который достал из саквояжа нотариус, остался ее четкий оттиск.
Внимательно присмотревшись к нему, Горонский извлек два пергаментных свитка. Развернув один из них между собой и Гяуром, он выжидающе посмотрел на князя.
– Здесь написано по-латыни, – объяснил нотариус. – Я могу прочесть вам оба документа.
Полковник трепетно взял в руки один свиток, потом другой. Осмотрел подпись, печать. Да, это Гяур. Его рука. Того самого князя Гяура, который был и остается для него кумиром и чьи подвиги здесь, в Польше и в Украине, вдохновили его на этот поход.
– Даже не верится. Не ожидал.
У вас не вызывает сомнений подлинность этих документов? – вежливо поинтересовался Горонский. – Вы вряд ли догадываетесь, что свиток, который держите, делает вас обладателем особняка, построенного недалеко от Пшемысля на манер старинных рыцарских замков.
Гяур посмотрел на нотариуса. Нет, этот человек не склонен к шуткам.
– Вы сказали: «обладателем»?
– Видите ли, предъявив свою печать, вы тем самым убедили меня, что действительно являетесь наследником князя Одар-Гяура. Обратите внимание: рисунок вашей печати точно скопирован с печати князя. Кроме того, при необходимости найдутся и другие доказательства – не так ли?
– Их сколько угодно. В Турции живет мой отец. Меня сопровождают двое воинов-телохранителей, вместе с которыми я рос. У меня найдутся документы.
– Лично меня вы уже убедили, а это – главное.
– Вы говорили о каком-то особняке или замке.
– Будем называть его замком. Видеть это строение мне не довелось. Говорят, довольно мощный, но сейчас он в руинах. Время, знаете ли. Тем не менее документ свидетельствует, что поместье Грабово было куплено князем Одар-Гяуром у шляхтича Борейского, а следовательно, должно принадлежать его наследникам. Другой, не менее важный, документ утверждает, что Грабовский замок вместе с принадлежащим князю небольшим полем лесом и мельницей – все это сейчас в запустении – передан во владение дворянке Закревской. Причем обратите внимание: замок может принадлежать ей, а также ее наследникам, до тех пор пока не объявится прямой наследник князя и не востребует свои права на это достояние. Проще говоря, вашмосць, отец пани Закревской, пан Вальдемар Закревский, являлся управляющим этим имением.
