Что ж вы, товарищи генералы! Молчите — ни звука, ни мур-мур. И остальные товарищи — разработчики «штурма бастиона» — безмолвствуют. «Бранные тихони» играют в молчанку. Ну-ну, полноте!.. Это армейский полковник мог возразить маршалу и настоять на своем решении, а генерал-чекист, даже набравшись духу, черта с два заперечил бы генерал-полковнику Андропову. Разницу-то улавливаете, господа?..
1О чем свидетельствует все вышеизложенное? В умах полководцев роилось одно, в рассудках руководителей родилось другое, в планах на бумаге отразилось третье, в постановке задач подчиненным заключалось четвертое. И в теории все выглядело гладко и славно — по своему обыкновению: «Гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги…». На практике же у нас есть пятое, а все предыдущее обернулось заурядностью, не блещущей оригинальностью: никакого тесного взаимодействия, никаких обстоятельных опознавательных сигналов «свой — чужой», никакого конкретного руководства из штаба в Кабуле непосредственно в самом процессе операции, полное незнание обстановки на местах. Все подчинялось одной-единственной цели — уничтожить Амина. И любые средства для этой цели были хороши и приемлемы. Даже в ущерб себе, в урон нашему солдату. Как это определяется? Непозволительные небрежность и бестолковость, которые вначале скрывали, упиваясь «пирровой победой», а потом приневолили тех, кого это касалось, хорошенько позабыть. В отряде ГРУ в том бою, я имею в виду дворец Амина, раненых было тридцать шесть и один убитый — Сулайманов Шокиржон Султанович. В роте Шарипова во время штурма потерь не было, но 28 декабря погибли его подчиненные: младший сержант Шербеков Миркасым Абдрашимович, рядовые Хусанов Сабирджон Камилович и Курбанов Ходжанепес. Во 2-й роте старшего лейтенанта Амангельдыева — ефрейтор Мамаджанов Абдунаби Гайджанович, рядовые Богодиров Абдумумин Абдунабиевич, Расульметов Курмантай Мурадович. 6 января в результате небрежного обращения с оружием (с «Мухой» возился) погиб «медбрат» рядовой Мадияров Зиябиддин Гиясиддинович. Как мне рассказывал полковник Владимир Турбуланов, заместитель командира бригады по тылу и он же «ответственный за тела убитых и раненых бойцов», напрасно кто-то ссылается на его «показания» — мол, во время штурма Тадж-Бека погибло шесть «мусульман». Создается впечатление: кому-то очень хочется, чтобы спецназовцев ГРУ пропало как можно больше.
— Нетушки, — изрек со злостью полковник и отложил в сторону телефонную трубку, хотя вот уже битый час как намеревался дозвониться до комбрига Груздева, — при налете на резиденцию погиб один — Сулайманов. Другие его товарищи погибали в последующие дни. А ошибочка закралась потому, что тела погибших доставлялись одним рейсом, кроме последнего — фамилию подзабыл, но помню, что он был санинструктором. И еще. Когда мы в сотый раз переписывали наградные листы, возвращаемые нам то из Ташкента, то из Москвы, и затушевывали, по требованию вышестоящих начальников, события той ночи Кабула; то, например, позорное столкновение с десантниками Витебской дивизии на следующий день, в результате которого у нас погибли пять солдат, завуалировали под серьезный бой с супостатом, что спрятался во дворце, и на него же, вражину, «списали» грех десантников. Злокозненно и неправо «умертвив наших солдат на пороге дворца», мы таким дрянным образом, во-первых, утекли от всесветного позора (русские перестреляли друг друга), и, во-вторых, «огероичили» своих ребят, придав их гибели благородный оттенок боевых заправских действий. Никто не был против, кому-то сильно все это было на руку, а кого-то поощрили за находчивость, сообразительность и проявленную смекалку.
А погибнут ребята-«мусульмане» действительно несправедливо и глупо. Пропали ни за понюшку табаку — не по своей вине. Еще не отдышавшись после ночного штурма и не осознав перста судьбы — живы остались, попав под обстрел артиллерии 103-й дивизии, погибнут по вине «отцов-командиров» (чужих, заметьте), не сумевших адекватно отреагировать на внезапно возникшую ситуацию. Погибнут именно в силу расхлябанности, когда с наскоку, в запарке триумфа, что «все закончилось благополучно»: Амину — аминь, он уничтожен, и главная задача выполнена, не станут кумекать местечковые полководцы отдаленнее «снятия дьявольского напряжения спиртным» и атаки на тела женщин, у кого те оказались в то утро под рукой.
Поясню читателям, коль было упомянуто, что есть нарушение правил ведения войны, определенных Женевскими конвенциями. Это четыре многосторонних международных соглашения, заключенных в Женеве в разное время (1864, 1906, 1929, 1949 гг.). Они устанавливают «гуманные правила ведения войны» и касаются раненых и больных бойцов на поле боя, поведения вооруженных сил на поле боя и на море, защиты гражданского населения в местах военных действий и на оккупированных территориях, а также предполагают жесткие меры против лиц, виновных в совершении военных преступлений.
По условиям Конвенций, особам, непосредственно не участвующим в военных действиях, а также выведенным из строя вследствие болезни (наш случай — массовое отравление во дворце), ранения, взятия в плен или любой другой причины, должны быть гарантированы уважение и защита от последствий войны. Сторонам, участвующим в конфликте, и комбатантам (лица, входящие в состав вооруженных сил воюющих государств и принимающие участие в военных действиях) вменяется в обязанность воздержаться от нападения на гражданское население (наш случай) и гражданские объекты (наш случай), а также проводить свои военные операции в соответствии с общепринятыми правилами и законами гуманности (наш случай). По правилам и законам ведения войны запрещены: убийства некомбатантов (наш случай), пытки (наш случай), угрозы их жизни и здоровью (наш случай), казни без суда (очень наш случай), применение определенных видов оружия по невоенным объектам (наш случай) и мирному населению (наш случай). И еще раз наш случай — «Шилки» именно то оружие, которое запрещено конвенцией к использованию в городе против мирных жителей, не являющихся активными участниками боевых действий и не предупрежденных о применении Василием Праутой всех стволов зенитных орудий бесовской силы и разрушительности, долбивших по приказу стены и окна дома, за которыми находились ничего не подозревавшие женщины и дети, тщетно пытавшиеся укрыться и защититься от сокрушительного огня возбраненного средства поражения.
Женевские конвенции, к которым Россия, кстати, присоединилась еще в 1906 году, так далеко ушли во времени, что наши генералы, надо полагать, о правилах ведения войны просто-напросто хорошенько позабыли и попросту наплевали… Хотя уповать на давность грешно — в 1305 году слушалось, вероятно, первое в истории Западной Европы судебное дело, связанное с жестоким обращением с мирным населением. Тогда английский суд приговорил к смерти Уильяма Уолласа, национального лидера Шотландии, за убийства мирных жителей. А в 1625 году голландский юрист, «отец международного права» Гуго Гроций опубликовал трактат «О законе войны и мира», в котором формулировал правила гуманного обращения с мирным населением…
Чем в конечном счете обернулся этот штурм для самого Афганистана и для Советского Союза — известно: ввод войск в Афганистан был предпринят главным образом для устранения Амина и создания условий для замены его более прогрессивным лидером, каким считался на то время Бабрак Кармаль. Понесенные жертвы при штурме дворца Амина и в ходе всей войны оказались напрасными. Ставка на Кармаля, сделанная нашими спецслужбами и — под их воздействием — международным отделом ЦК КПСС, была грубой, непоправимой ошибкой, которая привела к трагическим последствиям. В конечном счете Апрельская революция потерпела поражение… Афганистан, даже по прошествии времени, если излагать честно, правдиво, по совести, — тема не столь больная, сколь болезненная, и, как я понимаю, пройдя в воспоминаниях тропами войны, — разрушительная, неблагодарная, коварная, несущая обиду всем и вся. Сколь ни ублажай себя мыслью о стремлении сказать правду о тех событиях, все едино обречен на нарекания и проклятия героев тех дней, равно и как и антигероев. Все давным-давно устоялось; те, кому повезло выжить и выцарапаться из окопов той войны, радостно маршируют в строю под свою музыку, взбадривают пионеров одноразовыми (15 февраля) воспоминаниями героизма, по команде воздавая вялую хвалу бессмысленной жестокости и отвратительному нонсенсу того, что объединяется под словом «патриотизм».
Возможно, я бесталанен; возможно, слабо аргументирован; возможно, вовсе не психолог, не сердцевед, не тонкий и не вдумчивый наблюдатель и знаток человеческой натуры и его душевных переживаний, раз не способен донести: патриотизм определяется мерой стыда, который человек испытывает за преступления, совершенные от имени его народа. Я бываю в глупейшей растерянности, когда вижу недопонимание моих оппонентов в вопросах свирепой добродетели (патриотизма!), из-за которой пролито вдесятеро больше крови, чем от всех пороков, вместе взятых, и которая, в сущности, — это готовность убивать и быть убитым по пошлым причинам. Встречи и признания участников и очевидцев оставались заметками в глубине памяти, ворошили сознание. Их было немало, и не все можно пересказать подробно — необъятной получится рукопись. А потому сокращаю, насколько возможно ужаться в воспоминаниях, больных и снящихся, но, убеждаю себя, все-таки нужных. Во всяком случае, надежду робкую питаю… И на суд публичный не тороплюсь выставляться, мне обывательское мнение ни к чему, оно мне безразлично. Все прожитое и пережитое ношу с собой и в себе, не всегда готов распахнуть душу и запустить кого бы то ни было в эти выстраданные и светлые глубины своих прошлых лет. Не уверен, что взгляд обывателя способен разглядеть прекрасное и способен не то чтобы сострадать, а даже просто понять. Уж лучше выпить водки наедине и забыться в памяти, чем что-то втемяшивать в необразованную голову, в которой бродит опара из жалких и убогих представлений о достоинстве, чести, благородстве. Все так, да и не совсем так просто. Василий Григорьевич Ян, известный писатель, сам себе когда-то возразил и меня надоумил. Им писано: «Человек же, испытавший потрясающие события и умолчавший о них, похож на скупого, который, завернув плащом драгоценности, закапывает их в пустынном месте, когда холодная рука смерти уже касается его головы»… Может быть, и надо достать из долгих ящиков письменного стола труд свой и вынести его на читательский суд. Даже если и на осуждение и порицание в непатриотизме и прочая.
