– Не-а. – Механик-водитель поднял голову, посмотрел на небо. – Немцы бомбардировщики вызвали. Сейчас начнется…
Теперь и другие члены экипажа заметили приближающиеся черные точки. Через несколько минут они выросли в размерах и превратились в самолеты.
– «Лаптежники», – определил механик. – Самая поганая штука на фронте.
Сам того не желая, механик угадал. Немцы называли пикировщики Ю-87 «штуками».
Самолеты построили в небе круг, затем ведущий свалился на крыло и стал пикировать. Душераздирающе завыла сирена.
Ведущий самолет сбросил бомбы, взмыл вверх и пристроился в круг. Бомбы упали далеко от экипажа Павла.
– Промазали? – спросил он.
– Как бы не так! Нужны мы им! Они же видят – тут, на поле, одни «мертвые» танки. Они по скоплению наших бомбят. Разобьют батальон к чертовой матери!
До наших позиций, где в лощине стояли танки батальона, было около километра. Но даже с такого расстояния видеть бомбежку было жутковато. Ахали взрывы, сотрясалась земля, от горящих машин поднимался дым. Павел представил, каково танкистам там, в самом пекле, и поежился. Еще неизвестно, где сейчас лучше, похоже – все-таки здесь, у подбитого танка. По крайней мере, все живы, и нет нужды вжиматься в землю. А что самое обидное – нельзя дать отпор.
Никаких зенитных средств – пушек или пулеметов – у батальона не было. Как и авиационного прикрытия.
– Где же наши-то самолеты, где сталинские соколы? – глядя на безнаказанные атаки «лаптежников», спросил Павел, ни к кому конкретно не обращаясь.
Истребителей не было – ни наших, ни немецких. Немцы себя чувствовали хозяевами в небе.
Через полчаса, показавшихся вечностью, сбросив свой смертоносный груз, пикировщики улетели. А от места расположения батальона в воздух поднимались столбы черного дыма. Так горит боевая техника. Вроде бы железная, но горит краска, резина, пластмасса. От горящих домов дым серый.
Пашка сосчитал дымы. Что-то уж очень много получается, аж двадцать один. С учетом тех танков, которые при атаке подбили, получается около тридцати. Много, очень много. Потери катастрофические. за один день, причем неполный день – до вечера еще далеко, батальон потерял половину техники. Только здесь, лежа у своего искореженного танка, Павел ясно понял, почему мы все время катимся, уступая немцу родную землю. Враг очень силен, технически превосходит Красную Армию, обучен. А у нас не хватает всего: танков, самолетов, зениток – даже простой пехоты.
Долгая будет война, трудная. Но при всем раскладе мы победим – Павел в этой уверенности ни минуту не колебался.
После бомбежки Павел даже сомневаться стал – прибудет ли за ними тягач? Наверняка батальон понес такие потери – не до их танка будет. за машины, потерянные под бомбежкой и в бою, обидно, но технику отремонтировать можно, новую сделать. А люди? После такой бомбежки потери в личном составе быть должны, и скорее всего немалые.
Хотелось пить.
– Мужики, вода у кого-нибудь во фляжках есть?
Воды не оказалось. Как же! Не пехота какая-то там – танкисты! И даже фляжек ни у кого не было. Вместе с тем хотелось и есть.
– Командир, давай Нз съедим? – предложил Михаил.
– Комбат приказал Нз не трогать.
– Ты это немцам скажи. Вон сколько они наших сожгли – вместе с Нз.
Павел подумал немного. В самом деле, есть хочется, неприкосновенный запас в танке есть, а мог ведь и сгореть. Положено в армии личный состав кормить? Положено!
– Сергей, сползай в танк – только не поднимайся. Тащи сюда Нз, поедим по-человечески.
Экипаж встретил приказ Павла с одобрением. заряжающий Сергей заполз под танк, через аварийный люк забрался внутрь и вскоре вернулся с бумажным пакетом. Павел и сам не знал, что в нем лежит.
Пакет вскрыли. Там находились ржаные сухари – около килограмма, банка перловой каши и банка американской консервированной колбасы.
– Живем, хлопцы! – обрадовался Михаил.
Ножом они вскрыли консервы. У запасливого Михаила нашлась даже ложка за голенищем сапога. Ею все и ели по очереди.
– Да тише вы, черти!
Сухари хрустели на зубах так, что Павел не на шутку испугался – не услышат ли немцы.
После еды пить захотелось еще сильнее.
Они дождались вечера. Павел все-таки вызвал по рации комбата.
– Да, тягач будет. Видел, как немцы бомбили?
– Наблюдал.
– Хоть бы одна зенитка была! Ладно, жди. Конец связи.
Когда стемнело, вдалеке затарахтел двигатель. звук приближался. «Наверное, тягач едет», – подумал Павел и приказал заряжающему и стрелку-радисту идти навстречу. Поди найди их в темноте – фары-то зажигать нельзя.
Тягач обнаружили, привели к танку. Только тягачом оказался старенький трактор С-65 Челябинского завода.
Вместе с тягачом прибыли двое ремонтников. Тонким тросом без лишних слов они привязали слетевшую гусеницу за ведущее колесо танка, а толстым, в руку, тросом прицепили танк за крюк на лобовой броне. Но сколько трактор ни силился, ни ревел мотором, сдвинуть танк с места ему не удалось. Слабоват трактор для танкового тягача, да и вес у него маловат.
Немцы сообразили, что на нейтралке что-то происходит. Они выпустили несколько осветительных ракет, но немецкие позиции были далеко, и свет ракет, повисших на парашютиках, не достигал танка. Они дали наугад несколько пулеметных очередей, но пули прошли стороной.
Один из ремонтников убежал за помощью, и часа через два пригнали еще один трактор. Их сцепили тросами цугом. Моторы взвыли, и танк медленно покатился за тягачами. за танком по земле тащилась привязанная гусеница.
Однако и у двух тракторов силенок не хватало, скорость буксировки была меньше скорости пешехода.
Как Павел ни опасался, но тем не менее перед рассветом, к четырем часам утра танк притащили в расположение батальона. Сам комбат пришел посмотреть на эвакуированную машину. Ремонтники подсвечивали керосиновыми лампами.
– Жить будет, – вынесли они вердикт танку. – Фрикционы поменяем, ленивец заменим. Тут делов-то – на день. Благо запчастей с подбитых танков полно.
Комбат пожал Павлу руку.
– Молодец, Стародуб! Не бросил машину! А повреждения ерундовые. Вот рассветет – увидишь, чего тут бомбардировщики натворили.
Первым делом экипаж напился воды, а запасливый Михаил выпросил у ремонтников металлическую флягу литра на три, не меньше.
– Пусть в танке будет, – объявил он.
Когда рассвело, глазам экипажа открылась страшная картина. В какую сторону ни посмотришь, везде были видны обгорелые, искореженные танки. Один вообще лежал на боку с сорванной башней. В другой было, видимо, прямое попадание авиабомбы – корпус его был разворочен изнутри, только катки и остались.
– Весь экипаж накрылся! – поймав его взгляд, сказал ремонтник. – В танке хлопцы сидели, налет пережидали…
Павел тут же вспомнил слова Михаила – при бомбежке убегать от танка подальше. Прав оказался механик.
А у ремонтников работы оказалось много. С одних танков они снимали детали и ставили их на другие, из двух-трех танков собирали один боеспособный. Сильно поврежденные отправляли тягачами в тыл – для транспортировки на танкоремонтные заводы. В тыл же отправили и ставшие безлошадными экипажи. Было указание Сталина – танкистов в пехоте не использовать, формировать из них в ближнем тылу команды. А танки к ним приходили из ремонта.
На войне танк воевал недолго. Хватало его на два-три боя – редко дольше. Хотя были и счастливчики. Некоторые экипажи ухитрялись воевать на полученных с завода танках по два года. Но это были исключения.
Ремонтники трудились не покладая рук. Им помогали экипажи – никому не хотелось остаться безлошадными.
К вечеру танк был уже отремонтирован и опробован на ходу.
Михаил остался доволен ремонтом. А комбат аж почернел от забот. Он получил нагоняй от командира бригады за потерянные танки. А где их спрячешь в степи? Небольшая ложбина, в которую они загнали машины, сверху – с самолетов – была видна прекрасно, а чахлые кустики были не в состоянии укрыть технику.
Бои шли почти непрерывные. Немцы перли, как оголтелые. Но с каждым боем Павел набирался опыта. Теперь он знал, что самый злостный враг не танки противника – с ними бороться было можно, а противотанковые пушки. Низкие, хорошо замаскированные, они выжидали удобного момента и открывали огонь по гусеницам, по неосторожно подставленным бортам. Большую часть потерь танкисты несли именно от них.
У самих немцев противотанковая оборона была налажена хорошо. Не только противотанковая пушка РАК-37, но и самоходки вроде «Хетцера», «Мардера», а в 1943 году – и «Насхорн», и «Фердинанд».
Теперь он перед боем, в ожидании сигнала к атаке, тщательно осматривал через оптику прицела позиции немцев, стараясь запомнить подозрительные места вроде бугорков и земляных насыпей. И в самом начале боя старался накрыть огнем наиболее вероятные позиции немецких артиллеристов.
